В ХХ веке человечество от идеи сохранения информации перешло к идее ее максимальной доступности. Первым проектом, призванным сделать накопленные веками сведения доступными для каждого, стал Mundaneum. Его называют предтечей Интернета, но в век Интернета о нем мало кто помнит.

Основатели современного документоведения Поль Отле и Анри Лафонтен хотели создать огромное хранилище, в котором поместились бы все собранные человечеством знания о мире. Свой проект они назвали Mundaneum. За несколько десятилетий Отле и Лафонтен собрали более 12 миллионов документов и карточек, но чем больше документов оседало в архивах Mundaneum, тем ближе был его крах. Фактически проект исчерпал себя в 1934 г. — и именно потому, что оказался более чем успешным.

Сегодня «Мунданеум» интересен не только как часть культурного наследия, но и как повод задуматься о том, чем чревато лавинообразное увеличение информации.

( Читать дальше... 

@темы: наука в истории, связь

---

четверг, 04 апреля 2024 в 12:55

Пишет Irina77:

Браки между родственниками. Хотя брак между двоюродными братьями и сестрами сегодня запрещен законами многих штатов США и канонами Католической Церкви, такие браки были разрешены в Англии в течение сотен лет, начиная с правления Генриха VIII, разорвавшего связи с Римом. Список родственников, которым нельзя было вступать в брак между собой, был изложен в Законе о браке 1540 г. и оставался в силе во времена Джейн Остин. По этому закону двоюродным братьям и сестрам не было запрещено вступать в брак друг с другом (например, король Георг IV и королева Каролина были двоюродными братом и сестрой). Мысли о возможном браке такого рода возникали у сэра Томаса Бертрама, когда он размышлял о том, насколько разумно взять на себя заботу о своей племяннице Фанни Прайс в романе "Мэнсфилд-парк": «Он думал о своих четверых детях — особенно о двух своих сыновьях — о возможности возникновения любви между ними и кузиной и т. д.». В конце концов, сэр Томас остался вполне доволен тем, что Фанни Прайс стала его невесткой. Конечно, это такой значительный брак, который объединил бы два больших состояния, как тот, который планировала леди Кэтрин Де Бёр для своей дочери и племянника, но Фанни привнесла в семью ясное понимание добра и зла, очень ценное качество, особенно после того, как была разоблачена моральная несостоятельность блестящих незнакомцев, Генри и Мэри Кроуфордов, а также собственной дочери сэра Томаса. Браки между братьями и сестрами, конечно же, были запрещены Законом о браке. Тот же запрет распространялся на шуринов и невесток: мужчина не мог жениться на сестре своей умершей жены, а женщина не могла выйти замуж за брата своего умершего мужа. Такие браки находились в пределах запрещенных степеней родства и могли быть признаны недействительными. Различие между недействительными и спорными браками имеет важное значение. Недействительные браки считались незаконными, и любые дети, рожденные в них, были незаконнорожденными. Спорные браки, с другой стороны, были действительными браками до тех пор, пока не аннулировались. Если такой брак аннулировался, любые дети, рожденные в нем, становились незаконнорожденными и не могли стать законными наследниками. Спорный брак не мог быть аннулирован после смерти одного из супругов, поэтому никто из жадных родственников, надеющихся захватить наследство, не мог оспорить такой брак после смерти одного или обоих супругов с целью присвоить наследство оставшегося в живых супруга или детей. Но пока супруги были живы, их брак мог быть аннулирован. Для решения проблемы неопределенного статуса детей, рожденных от лиц, состоящих в аннулируемом браке, Закон о браке 1835 г. признавал действительными браки в пределах запрещенных степеней родства, которые имели место до 1835 г. и не были аннулированы, однако любые такие браки, заключенные после принятия Закона, могли быть признаны недействительными. Закон о браке 1835 года не мог быть применен для признания недействительным брака брата Джейн Остин Чарльза с сестрой его покойной жены, который был заключен в 1820 году. Но брак племянницы Джейн Остин Луизы Найт с лордом Джорджем Хиллом, мужем ее покойной сестры, состоявшийся в мае 1847 года, мог быть признан недействительным, потому что был заключен после 1835 года. Пытаясь избежать таких последствий, Луиза Найт и Джордж Хилл отправились в Данию, чтобы пожениться. Многие пары поступали именно так, что позже привело к публичному расследованию «состояния и действия закона о браке в отношении запрещенных степеней родства и браков, заключенных за границей или в британских колониях», которое включало и изучение брака Луизы Найт и лорда Джорджа Хилла, в ноябре 1847 г. В 1861 году Палата лордов вынесла эпохальное постановление о действительности браков в пределах запрещенных степеней родства, которые заключались за границей. Дело, рассматриваемое Палатой лордов, касалось прежде всего брака, заключенного в 1850 году между Уильямом Бруком и сестрой его покойной жены Эмили Армитидж. Пара жила в Англии, но, как и родственники Джейн Остин, они заключили брак в Дании с целью обойти британский закон о браке. Палата лордов постановила, что Закон о браке 1835 г. применяется ко всем британским подданным, даже к тем, кто во время заключения брака временно находился за границей. Следовательно, брак Брука и Армитидж был недействителен (как, предположительно, и брак Найт и Хилла). Горячие дебаты о браках мужчин с сестрами умерших жен продолжались в парламенте до 1907 года, когда наконец был принят закон, разрешающий такие браки. Во всяком случае, во времена Джейн Остин брак с сестрой умершей жены или братом умершего мужа мог быть аннулирован. Если бы Джон Найтли в романе "Эмма" овдовел, он не смог бы вступить в действительный брак с Эммой, которая по закону являлась его сестрой. Точно так же Джордж Найтли не мог бы жениться на Изабелле на законных основаниях, если бы она пережила своего мужа. Но хотя у Эммы и мистера Найтли есть общая сестра Изабелла и общий брат Джон Найтли, сами они по закону не являются братом и сестрой. Эмма говорит мистеру Найтли на балу: «Вы показали, что прекрасно танцуете, — и, знаете, не настолько мы с вами брат с сестрою, чтобы это противоречило приличиям.» Они, конечно, в некотором смысле родственники, но не юридически и не в пределах запрещенных степеней. Из слов Эммы мы можем предположить, что она изначально ошибочно рассматривала мистера Найтли в качестве брата. Эта ошибка объясняет ее медлительность в осознании своих чувств к нему. отсюда

@темы: женский вопрос, англомания

---

среда, 03 апреля 2024 в 21:22

Пишет Irina77:

Джейн Остин (которая не жила в "особняке в стиле Джейн Остин", хотя иногда и останавливалась в одном из них) остро осознавала трудности, с которыми сталкиваются целые семьи, живущие вместе в скромных домах. В частности, в "Гордости и предубеждении", количество комнат в доме и способы их использования преподносятся как важный фактор в личном счастье и семейной гармонии. Возможно, Элизабет Беннет шутит, когда говорит, что началом ее любви (к Дарси) "можно считать тот день, когда она впервые увидела его восхитительные земли в Пемберли", однако у нее была возможность внимательно осмотреть поместье, и оценить не только прекрасные пейзажи, и впечатляющий внешний фасад дома, но также его внутреннее убранство и комфортабельность. В романе "Гордость и предубеждение" эти характеристики имеют значение сами по себе, а также служат показателем характера человека, владеющего Пемберли: это взаимообразующая связь между людьми и домами. Вопрос о доступности домашнего пространства также неоднократно поднимается в романе. Впервые об этом упоминается, когда мистер Беннет, сообщив, что он посетил мистера Бингли, "покинул комнату, утомленный восторгами своей жены". Хотя об этом прямо не говорится, очевидно, что одна из причин, по которой мистер Беннет уходит, заключается в том, что ему есть куда пойти — в свою библиотеку. Но несмотря на то, что несколько дней спустя мистер Бингли "просидел около десяти минут (с мистером Беннетом) в его библиотеке", девочкам приходится довольствоваться тем, что они видят гостя только из окна верхнего этажа. Этот момент — один из нескольких в романе, когда внимание читателей приковано к женщинам, выглядывающим из окон. Женщины из "Гордости и предубеждения", как мы видим, страдают от двойных лишений — их "изгоняют" из библиотеки, и из соображений приличия запрещают открыто ждать посетителей на улице или даже в саду. Таким образом, у них ограничен доступ к пространству как на открытом воздухе, так и в помещении. ** Также одной из причин, по которой для завтрака и ужина в эпоху Регентства нужны разные комнаты, — это направление солнечного света. Когда леди Кэтрин де Бер посещает Лонгборн, она замечает: "Должно быть, это самая неудобная гостиная для вечернего отдыха летом; окна выходят на запад". Миссис Беннет понимает, по крайней мере, часть того, что она имела в виду, и заверила ее, "что они никогда не сидят там после ужина". Но леди Кэтрин признает, что остальная часть дома приемлема: "Когда они проходили через холл, леди Кэтрин открыла двери в столовую и гостиную и, после короткого осмотра назвав их прилично выглядящими комнатами, прошла дальше" . В отличие от Незерфилда, комнаты в Лонгборне должны служить нескольким целям. Так называемая комната для завтраков - на самом деле своего рода семейная гостиная. Когда мистер Беннет идет в свою библиотеку, чтобы ответить на письмо мистера Гардинера о приготовлениях к браку Лидии и Уикхема, "девочки идут в комнату для завтрака". Позже, когда приезжают Лидия и Уикхем, семья также "собралась в комнате для завтраков, чтобы встретить их", где Лидия нетерпеливо ее оглядывает, видит небольшие изменения и со смехом замечает, что прошло много времени с тех пор, как она была тут в последний раз". Комната для завтраков - дорогое и знакомое Лидии место, и она явно не удивлена, обнаружив, что его используют как гостиную, а не только для утренних трапез. То, что одни и те же комнаты в Лонгборне приходится использовать для разных целей, говорит о небогатом положении Беннетов, но есть исключение: библиотека. Для мистера Беннета библиотека является центром его существования. И то, что мистер Коллинз, как гость и мужчина, имел право последовать за ним туда, является источником дискомфорта". "...после чая мистер Беннет решил положить этому конец и был рад проводить наследника в гостиную и пригласить его к чтению вслух для дам". Впоследствии мистер Беннет стремится выпроводить мистера Коллинза восвояси, при первой возможности. "Намерение Лидии отправиться в Меритон пешком не было забыто; все сестры, кроме Мэри, согласились пойти с ней; и мистер Коллинз должен был сопровождать их по просьбе мистера Беннета, который больше всего на свете хотел избавиться от него и получить библиотеку в свое распоряжение; ибо мистер Коллинз последовал туда за ним после завтрака, где, номинально занимаясь одним из самых больших фолиантов в коллекции, но на самом деле почти без перерыва беседовал с мистером Беннетом о своем доме и саде в Хансфорде. Подобные действия чрезвычайно выбивали мистера Беннета из колеи. В своей библиотеке он всегда был уверен в досуге и спокойствии; и хотя, как он сказал Элизабет, был готов встретиться с глупостью и тщеславием в любой другой комнате дома, он привык быть свободным от них в библиотеке. ** Особым желанием в доме с пятью дочерьми на выданье была бы комната, где можно было бы делать предложения. При отсутствии таковой ситуация всегда проблематична. Когда миссис Беннет понимает, что мистер Коллинз собирается сделать предложение Элизабет, она уводит младшую дочь с собой. Она хочет оставить Коллинза и Элизабет наедине, но в то же время хочет следить за ходом дела. "Исхода переговоров нетерпеливо ожидала в прихожей миссис Беннет. И как только ее дочь, распахнув дверь, пробежала мимо нее, она устремилась к Коллинзу, горячо поздравляя его и себя по поводу того, что между ними в скором времени установится самое близкое родство". Но поскольку Элизабет отклонила предложение Коллинза, комната в дальнейшем вызывает неприятные ассоциации у ее матери. Впоследствии она жалуется миссис Гардинер, что мистер Коллинз "сделал Лиззи предложение именно в этой комнате, а она ему отказала". Когда Бингли хочет сделать предложение Джейн, возникает та же проблема. Миссис Беннет снова выходит из комнаты, и уводит младшую дочь Китти. Элизабет, очевидно, чувствует, что это слишком очевидная уловка, и возвращается в гостиную. Однако на следующий день, когда Элизабет покидает гостиную, ее мать снова пытается воплотить свои планы, оставляя Джейн и Бингли наедине. Элизабет, конечно же, хочет, чтобы Бингли сделал предложение Джейн, но похоже, не в гостиной. т.к оставлять их там наедине одновременно значит и заманивать его в ловушку, и возможность того, что им могут помешать. Поэтому когда она "предлагает" Дарси заявить о своих чувствах повторно, то делает это на открытом воздухе, потому что ни одна комната в их доме не предлагает подходящей и безопасной обстановки для такого случая. Частичный перевод отсюда

@темы: история зданий и мебели, англомания

---

четверг, 04 апреля 2024 в 07:58

Пишет Irina77:

Как был устроен дом обычного обывателя среднего класса? Сначала посетителю открывается крошечный палисадник с дорожкой, выложенной мелкой ровной плиткой, ведущей к двух-трехэтажному дому с окнами, выступавшими эркером на фасаде. Открыв дверь, гость оказывается в узком холле — передней. Налево и направо располагаются с одной стороны передняя комната — гостиная, а за ней жилая, с другой же — кабинет и столовая. Кухня и подсобные помещения находятся в подвальном этаже. Стены при входе на две трети высоты от пола покрашены с помощью трафарета простым узором, а выше — бордюр, начиная от которого до потолка клеились полосатые обои. Как правило, пол в холле выкладывался плиткой: При входе ставились высокое зеркало с полочкой для свечи и подставками для мокрых зонтов, стоячая вешалка для шляп и шкаф для верхней одежды. Гостиная являлась показателем статуса и материальных возможностей обитателей. Здесь выставлялась лучшая мебель и сохранялся идеальный порядок на случай, если кто-нибудь придет. Здесь стояли софа, оттоманка или тахта, стулья с высокими спинками, различные кресла, несколько небольших столиков для написания писем, для шитья и вышивки, для чая, для подсвечников и всяких мелочей, бюро, экраны для камина, этажерки и т.д. В центре неизменно воцарялся круглый стол, за которым подавали ужин гостям, если не было столовой. С помощью красивых узорных ширм комната часто делилась на несколько функциональных частей. За ними же хозяйка могла сменить туалет с помощью горничной и в присутствии гостьи, если решила направиться куда-нибудь вместе с ней. Кресла были всевозможных форм и размеров: с низкими спинкими, высокими, с длинными, вытянутыми сиденьями и короткими, чтобы только присесть, полулежачие и строгие. Для джентльменов и леди предназначались разные кресла. Мужские — более глубокие с широкими подлокотниками, дамские — более вертикальные с крошечными ручками, а то и без них, отвечавшие требованиям моды, когда кринолиновые юбки в середине XIX столетия эпидемией охватили всю Британию. Еще один критерий для выбора мебели — это ее добротность, ведь дом вместе с его содержимым переходил позже к детям или внукам, и все те же бюро, столы, серванты, книжные шкафы часто использовались несколькими поколениями, менявшими только обивку на стульях и креслах. Однако те, кто не мог себе позволить купить дорогую, респектабельную мебель, иногда покупали подделки, подражавшие модному стилю. Например, фанера морилась под красное дерево, пропитанная специальным составом ситцевая обивка для диванов выдавалась за шелк, лакированная бумага с разводами имитировала мрамор. В 1851 году вышло даже несколько статей под названием «Фанерная эпоха!». Стремление к добропорядочности порою доходило до абсурда. Вот как описывал одну из гостиных своих хозяев американский гость: «Одна из комнат была вся в драпировках, даже цветочные вазы, лампы, часы на стенах, ножки пианино и столов. Где не было обернутой ткани, там были банты. Единственная вещь в комнате, которая не постаралась одеться, — была каминная кочерга, и в контрасте со всеми остальными вещами действительно выглядела голой!» Конечно, это было мнение со стороны, но и англичане говорили о том же. «Мое самое яркое воспоминание детства, — писал в своих мемуарах один из викторианцев, — было то, что отовсюду что-то свешивалось, все было обернуто или задрапировано. Там был муслин-кисея вокруг кронштейна, на котором крепилась газовая лампа, то же вокруг зеркала, бахрома вдоль каминной полки». Еще одной характеристикой викторианской гостиной являлось то, что она была заполнена всевозможными красивыми безделушками, висевшими на стенах стоявшими на полочках, этажерках, столиках. Они были своего рода показателем достатка, так как в первой половине XIX века многие вещи все еще изготавливались вручную и стоили дорого. Если пространство не заполнялось, то это означало, что у хозяев не было на это средств. И таким же показателем благосостояния являлось пианино, покрытое саржей, бархатом или фетром. Если дом нуждался в ремонте, то основные силы и средства направлялись именно на гостиную, и порой на остальных комнатах вынуждены были экономить, не очень заботясь о качестве материала, ведь в спальни и на кухню гости никогда не заходили. Хозяева дома готовы были мириться с некоторым дискомфортом во имя общественного мнения, от которого зависели и круг общения, и знакомство с нужными людьми. Вся жизнь в викторианский период строилась во имя общественного мнения и ради него. Даже мебель в гостиную покупалась не ради удобства и комфорта жителей, а для оценки посетителями. По той же причине и размер гостиной подчас был непропорционален спальням. Все жилые помещения в доме приносились в жертву передней комнате, по размеру которой гости могли подумать, что весь дом в целом гораздо больше, чем он был на самом деле. Жилая комната, если таковая имелась в доме, являлась местом, где хозяйка проводила больше всего времени. Она являлась одновременно и частной стороной публичной жизни, и публичной стороной жизни частной. И если жесткие правила диктовали, что в гостиной не место домашним тапочкам и сигарам, то в жилой комнате домашние могли расслабиться и находиться в удобной одежде, а глава семьи мог раскурить там трубку. Обычно эта комната располагалась за гостиной, в задней части дома, и здесь по вечерам отдыхала вся семья. Дома отапливались с помощью каминов, предусмотренных в каждой комнате. Их квадратные углубления в стене оформлялись либо красивой чугунной рамой с керамическими вставками, либо узорчатой плиткой. Над каминной полкой вешалось овальное зеркало, ставились подсвечники или скульптурки. По обе стороны от камина в стенах делались углубления для полочек, куда в зависимости от назначения комнаты ставились тома книг, дорогая посуда или дешевые безделушки. Эркерные окна гостиной, выступавшие красивым полукругом, в верхней части украшались цветным стеклом. На ночь они закрывались внутренними ставнями. Под подоконниками устраивали сиденья, повторявшие форму эркера, где любили читать, поглядывая, что делается на улице. Пол настилался деревянный, крашеный, и в семьях с достатком на него клали ковер. Около камина пол выкладывался плиткой для пожаробезопасности, а перед камином ставился экран. По краям потолка шел рельефный бордюр, в центре над люстрой находилась узорчатая розетка. Потолки были высокие, а средний размер комнат в городском доме не превышал 15—18 квадратных метров. Напротив входной двери в дом обычно находилась лестница с балюстрадой, ведущая на второй этаж в личные покои. Там размещались спальни и детские комнаты. Ванная комната, если таковая имелась в доме, располагалась на втором этаже рядом со спальнями, если ее не было, то горячая вода в цинковые купальни, ставившиеся рядом с камином, носилась из кухни. В первой половине XIX века еще не был изобретен смывной клозет, и поэтому земляной туалет устраивался в самой дальней части дома, а то и отдельно от него во дворе. При этом члены семьи прибегали к услугам ночных горшков, по очереди опорожняемых служанкой несколько раз за день. Из задних спален открывался вид на небольшой садик с подстриженной травкой, где все члены семьи любили посидеть в погожий день, и на двор, где находились все хозяйственные пристройки, такие как каретный сарай, амбары. Пяти–шестиметровая каморка горничной ютилась в пролете лестницы или на чердаке, а комнатка кухарки размещалась рядом с кухней. Если хозяева имели собственный выезд, то они либо строили конюшню во дворе, либо держали лошадей в общественной конюшне, где для каждого дома, расположенного на данной улице, сдавались места для карет и стойла. Кучер и конюх обычно жили в верхних комнатах над конюшней, являясь в своем роде и охраной для домочадцев. В начале викторианской эпохи большинство домов еще освещались с помощью свечей, хотя газ уже был проведен на многие улицы Лондона. Дома, где проживали молодые обеспеченные семьи, охотно переходили на газовое освещение, но люди постарше относились к нему опасливо, боясь, что он взорвется или слуги отравят их ночью. И на кухнях долгое время еще предпочитали разжигать печи углем. Даже в самом конце XIX века еще можно было встретить дома, хозяева которых отказались проводить у себя газ. Так выглядело жилище среднего класса, где одна семья, занимавшая такое строение, могла позволить себе иметь одну или нескольких служанок. Комнатные ширмы Комнатные ширмы использовались в домах со времен средневековья для защиты от сквозняков. Часто ими перегораживали длинные коридоры, чтобы не позволять сквознякам проникать слишком близко к отапливаемой части комнаты. Они также могли служить защитой от яркого солнца летними вечерами в комнатах, выходящих окнами на запад. Декоративные ширмы на ножках, красивое дополнение к любой комнате, также выполняли важную функцию в 18 веке: высокие тонкие ширмы защищали лица людей от прямого тепла каминного огня. В 17 и 18 веках и мужчины, и женщины использовали макияж, чтобы скрыть несовершенства кожи. (Говорили, что еще до того, как ему исполнилось пятьдесят, лицо принца-регента приобрело восковой медный цвет из-за чрезмерного использования макияжа.) Косметический препарат, который использовали для сокрытия следов от оспы, имел плотную консистенцию и состоял из воска и свинцовых белил. Свинец был токсичен, особенно в нагретом состоянии, поэтому тепло от камина могло быть опасным для жизни. Экран-стойка защищал лицо от сильного жара, предотвращал плавление воска и взаимодействие косметики с кожей. Экраны на ножках были оснащены раздвижными панелями, которые можно было при необходимости увеличивать или уменьшать. Самые ранние варианты были плетеными, но позже их заменили красивые вышитые панно, которые могли быть самых разных форм и размеров: овальные, сердцевидные, прямоугольные и т. д. отсюда

@темы: история зданий и мебели, англомания

---

Некрогамия, практика бракосочетания с умершим человеком (также называемая посмертным браком или браком-призраком).
Это было юридически признано во Франции в 1804 году (и до сих пор это одна из немногих стран, в законодательстве которых предусмотрены посмертные браки). Оно предназначено для вдов военных - разрешить брак павшими солдатами.
https://ngasanova.livejournal.com/3814774.html

@темы: женский вопрос

---

Сцуко, меня ж таки догнал этот hemlock! Мальчик ходит на кладбище и сидит на могиле матери под hemlock. И ведь чуть было не написал "под болиголовом", пока не спохватился, что мальчик американский, и hemlock американский, так что это хвойное дерево тсуга, а вовсе не зонтичное растение болиголов. kot-kam.livejournal.com/3825361.html

@темы: Вавилон-18

---

вторник, 02 апреля 2024 в 10:28

Пишет Irina77:

У замужней англичанки XIX века не было и не могло быть своего дохода. Когда она жила в семье родителей, ее нужды, как и нужды ее матери, удовлетворял отец. Затем она и все ее наследство переходили в безраздельное владение мужа, который выдавал ей определенную сумму на личные расходы, это назвалось pin money – в буквальном переводе «деньги на булавки». Она была вечной содержанкой. Женщина из низших сословий имела некоторый выбор. Она могла выйти замуж за соседского сына, могла в ожидании суженого работать на ферме или уйти в город, учиться на швею, вышивальщицу, модистку или продавщицу. Это не самые легкие пути заработать на кусок хлеба, к тому же одинокая молодая женщина запросто могла стать добычей любого заинтересовавшегося ею мужчины, и все же для девушек это была заманчивая жизнь – вдалеке от родителей, в компании подруг. Собственные деньги, пусть даже самые мизерные, давали некоторую самостоятельность. И когда такая девушка в конце концов все же выходила замуж, она знала, что в случае чего сможет внести вклад в семейный бюджет, и не так уж благоговела перед супругом. Дочь священника или небогатого чиновника могла получить образование и пойти в гувернантки или учительницы. Конечно, не многим гувернанткам доставался главный приз – рука и сердце хозяина именья, чаще на их долю выпадали лишь попреки и издевательства, как со стороны хозяев и их детей, так и со стороны прислуги, видевшей в образованной гувернантке «выскочку и кривляку». Но учительница в пансионе могла позволить себе некоторую самостоятельность, и если она решалась предложить свои услуги на континенте, то могла и повидать мир. Девушке из дворянской семьи, как правило, не грозили голод и нищета, ее статус защищал ее от оскорблений и посягательств со стороны мужчин, но у нее были иные трудности. На пути к семейному счастью девушек-дворянок ожидало одно серьезное препятствие. Их было попросту больше, чем женихов. Выйти замуж могли лишь приблизительно 30 % дворянок, остальные вынуждены были жить старыми девами на иждивении своих братьев. Из книги "Гордость и предубеждения женщин Викторианской эпохи".отсюда Деньги - один из очевидных способов, с помощью которых родители могут ограничить своих детей и держать их под контролем. Это происходило с обоими полами по разным причинам во времена Джейн Остин, но это имело еще больший вес для женщины, потому что одновременно с замужеством наступали определенные финансовые ограничения. Даже если женщина происходила из богатой семьи. В то время в Англии мужья полностью контролировали финансы своих жен. Не имея достаточного личного бюджета, чтобы тратить ее по своему усмотрению, жене приходилось идти к мужу, чтобы попросить денег и купить то, что ей могло понадобиться. Без установленного пособия жены могли оказаться в очень тяжелом или несчастном положении. Это одна из многих причин, почему брачное соглашение было настолько важным, потому что это был один из способов, с помощью которого отцы могли обеспечить финансовую заботу о своих дочерях. Молодая женщина из богатой семьи, очевидно, имеет перспективу на лучшие условия брака, чем молодая женщина с очень малым достатком. Ее отец мог выделять сумму на содержание дочери, позволяя ей иметь необходимые деньги для нее и своих детей, а также пенсию вдовы в случае смерти ее мужа. Молодые женщины из семьи со скромным доходом будут иметь меньший личный бюджет или, в некоторых случаях, вообще никакого личного бюджета. В книге Дэниэла Пула «What Jane Austen Ate and What Charles Dickens Knew» он пишет: «Обычно семья невесты заставляет своих адвокатов вести переговоры с адвокатами мужа, чтобы заставить мужа согласиться предоставить ей «карманные деньги», ежегодное пособие при жизни, имущество или деньги, чтобы поддержать ее после смерти супруга, и деньги для их детей. Все это будет записано юристами в брачном соглашении до того, как кто-нибудь пойдет под венец. Тема брачных соглашений и содержания ясно прослеживается в произведениях Джейн Остин, в том числе и в знакомом всем романе «Гордость и предубеждение»: Свадебным контрактом за миссис Беннет и ее детьми было закреплено пять тысяч фунтов. Распределение денег между детьми зависело от решения родителей. Такое решение предстояло сейчас принять, по крайней мере, относительно Лидии. И у мистера Беннета не возникало колебаний по поводу условий, предложенных мистером Гардинером. Выразив самым любезным, хотя и кратким, образом свою признательность шурину за его доброту, он далее одобрил предпринятые мистером Гардинером шаги, а также подтвердил свое согласие выполнить взятые от его имени обязательства. Раньше ему не пришло бы в голову, что он может выдать дочь за Уикхема — даже, если бы сам Уикхем захотел на ней жениться — при столь незначительных затратах. Учитывая стоимость содержания Лидии, ее карманные расходы и частые денежные подарки, которые дочка получала от матери, его годовой доход уменьшался не более чем на десять фунтов. отсюда

@темы: женский вопрос, деньги, англомания

---

Долговременная память оказалась невозможной без воспаления в мозге
...выяснили, что происходит в мозге, когда создаются долговременные воспоминания. Оказалось, что этот процесс невозможен без повреждения ДНК и возникновения воспалительного процесса в гиппокампе.
...Разрывы нейронов, связанные с формированием долговременной памяти, оказались более существенными и устойчивыми по сравнению с теми, которые возникают при другой активности мозга. Восстанавливались фрагменты ДНК в необычном месте — в центросомах. Это органоиды, координирующие клеточное деление. Однако, заметили исследователи, в нейронах, которые не делятся, центросомы участвовали в восстановлении ДНК и, судя по всему, помогали образовывать узлы памяти.
https://alev-biz.livejournal.com/6113152.html

@темы: медицина

---

01. Александр Казимирович Сержпутовский с семьей абхазских негров. Кутаисская губерния, Сухумский отдел, село Адзюбжа. 1912

( дальше 

@темы: 20 век: Россия и вокруг нее

---

Если слово экология происходит от греческих οἶκος «дом» и λόγος «слово, учение», то почему она невыглядит как «ойкология»?

Действительно, дифтонг οι в греческом языке никогда не читался как [э]. Изначально звучавший как [ой] он постепенно (примерно к X веку нашей эры) стал произноситься как [и]. Именно такое произношение отражает архаичное русское слово пиит «поэт» из греческого ποιητής (буква η тоже стала произноситься как [и]). Или слово «Финикия» (из Φοινίκη).

Тем не менее, ряд слов греческого происхождения в русском языке имеет звук [э] на месте греческого οι. Это не только экология и экономика, но и, например, второе имя Аполлона — Феб (из Φοῖβος), имена Эдип (Οἰδίπους) и Эномай (Οἰνόμαος), а также наука о вине энология (из οἶνος «вино»), область Греции Беотия (Βοιωτία), пеня (из ποινή «наказание в виде штрафа, компенсация, денежная вира за убийство». Сюда относится и название гормона эстроген от οἶστρος «страстное желание, страсть, ярость, бешенство; период полового возбуждения у животных», первичное значение οἶστρος означало «слепень, овод» и поведение животных, которым досаждают укусы насекомых (см. также вопрос 16 «Строка напала».

Откуда же во всех этих словах появилось [э]? Дело в том, что они пришли не напрямую из греческого языка, а через посредство латыни, так что нам предстоит обратиться к латинской фонетической истории.

В архаической латыни имелся дифтонг oi, который в классической латыни перешел в u. Его можно встретить в ранних латинских надписях HONC OINO PLOIRVME вместо hunc unum plurimi “это один из многих” или COIRAVERE вместо curavere “заботились”.

Но в некоторых латинских словах дифтонг oi не превратился в u, хотя его произношение несколько поменялось, что отразилось и в написании — вместо oi стали писать oe. Иногда разную судьбу этого дифтонга можно проследить даже в однокоренных словах: poena “наказание”, но punire “наказывать”, Poenus “пуниец, карфагенянин”, но Punicus “пунический”, pomoerium “сакральная граница Рима” и murus “стена”. Почему переход oi > u в одних случаях состоялся, а в других нет — неясно. Предлагают либо фонетическое объяснение (oi переходит в oe, если следующий за ним согласный губной, но этого не происходит, если в следующем слоге гласный i), либо социолингвистическое (переход oi > u не случался в словах относящихся к области религии и права, а также в названиях стран и народов, так как их старались произносить на старинный манер).

Так или иначе в латыни появился дифтонг oe, который стал использоваться для передачи οι в заимствованиях из греческого языка. Когда римский драматург Теренций переделал комедию грека Менандра «Братья» (Ἀδελφοί), он сохранил ее греческое название, но в латыни оно писалось через oe (Adelphoe).

Предполагается, что латинское oe звучало примерно как дифтонг в немецком heute. Затем этот звук эволюционировал в огубленное [э], на что указывают случаи использования oe для передачи близкого по звучанию греческого υ: lagoena «тип сосуда с узким горлышком» из греческого λάγυνος, Moesia “область в Малой Азии” из Μυσία. Затем звук утратил огубленность и превратился просто в долгое [э]. На этот процесс указывает встретившееся в одной из надписей I века нашей эры написание PHEBVS вместо Phoebus. Считается, что монофтонгизация oe в латыни началась в сельской речи уже в конце республиканского периода, но, когда такое произношение стало общепринятым, неясно. В современной церковной латыни oe читают как e. rousseau.livejournal.com/591900.html

@темы: Вавилон-18

---

понедельник, 01 апреля 2024 в 05:18

Пишет silent-gluk:

Стало мне тут любопытно, однокоренные ли слова happy (счастливый) и happen (случаться, происходить). Выяснилось, что однокоренные: оба от глагола "hap", конец 14 века (happen изначально значило "иметь добрую/злую судьбу для чего-то"). А вот с этим глаголом интереснее: от старонорвежского happ "случай, удача", а оно от протогерманского *hap- (откуда заодно и староанглийское gehæp "удобный, подходящий"), а то - из протоиндоевропейского *kob- "подходить, годиться, преуспевать" (отсюда же санскритское Sanskrit kob "хорошее предзнаменование, поздравления, хорошие пожелания", староирландское cob "победа", норвежское heppa "счастливый, предпочтительный" и староцерковнославянское кобу "судьба, предзнаменование"). Что-то я в староцерковнославянском такого не помню... Отсюда: www.etymonline.com/word/happen , www.etymonline.com/word/happy , www.etymonline.com/word/hap

@темы: Вавилон-18

---

воскресенье, 31 марта 2024 в 13:18

Пишет Irina77:

перевод мой Понимание тонких нюансов официальных представлений и обычных приветствий времен Джейн Остин доставляет массу удовольствия и позволяет по иному взглянуть на ее романы. Остин использует нарушения этикета и манер в качестве характеристики своих персонажей. В своей книге “Эти элегантные приличия" Джейн Нардин пишет: "В романах Джейн Остин социальное поведение человека является внешним проявлением его морального облика”. Остин использует официальное представление, рукопожатия, реверансы, поклоны и даже печально известный "cut" (прим.: в переводе с английского "вырезать", в д.случае — "из круга знакомых"), чтобы развивать свои сюжеты, предоставлять ценную информацию о своих персонажах и давать тонкие намеки своим читателям. Знакомство На протяжении всех своих романов Джейн Остин умело использует правило, согласно которому два незнакомца не могут общаться в обществе, пока их должным образом не представит третья сторона или общий знакомый. Сегодня может показаться грубым общаться с кем-то в социальной среде и не представляться, но Кирстен Олсен говорит в книге “Все в стиле Остин", что "благородные люди, которых не представили, просто не разговаривали друг с другом”. Остин умеет использовать этот кодекс поведения как в пользу, так и в ущерб своим персонажам. Кэтрин Морланд остро ощущает невыгодность этого правила, когда впервые попадает в Бат: “Ей очень хотелось потанцевать, но в комнате не было ни одного знакомого”, а миссис Аллен лишь говорит время от времени:”Я бы хотела, чтобы ты могла потанцевать, моя дорогая, я бы хотела, чтобы у тебя был партнер". (Нортенгерское аббатство). Поскольку у них нет знакомых, Кэтрин не может танцевать. Когда они находят место для чаепития рядом с большой компанией людей, они проводят трапезу, “не имея возможности с кем-то поговорить, кроме друг друга”. Но если девушка не может найти партнера по танцам или друзей за чайным столом без знакомства, как может она встретить партнера по браку? К счастью, из этого правила было исключение: церемониймейстер в Нижних залах мог должным образом представить ее, именно так Кэтрин знакомится с Генри Тилни. Остин также использует это правило в качестве важной "зацепки" в начале "Гордости и предубеждения", когда миссис Беннет изводит мистера Беннета, заставляя нанести визит мистеру Бингли. Среди сельской знати, если кто-то переезжал по соседству, считалось вежливым, чтобы соседи нанесли ему визит. Очевидно, мистер Беннет должен представиться, чтобы его дочери могли познакомиться с мистером Бингли. Однако есть и другая причина настойчивости миссис Беннет: как только визит нанесен, на него нужно ответить. Как говорит Олсен, “практически все визиты требовали ответного визита, так что, начав посещать определенный дом, было трудно остановиться”. Эта деталь делает хитроумный план миссис Беннет еще более забавным, поскольку она знает, что это неизбежно приведет к знакомству ее дочерей с мистером Бингли. Позже в “ Гордости и предубеждении”, когда мистер Коллинз обращается к мистеру Дарси без официального представления, это выглядит постыдным нарушением поведения, тем более что он занимает более низкое социальное положение: "Элизабет изо всех сил пыталась удержать его от такого шага, заверяя его, что мистер Дарси расценит его обращение к нему без представления скорее дерзостью, чем уважением к его тете; и ни в малейшей степени им не обязательно представляться друг другу, а если и потребуется, то первый шаг должен сделать мистер Дарси, как вышестоящий по статусу. Так что это не просто ужасная социальная оплошность — Остин привлекает внимание к невежеству мистера Коллинза и чрезмерному самомнению по поводу его связи с леди Кэтрин де Бер. Вежливые жесты и приветствия Поклоны, реверансы, кивки и другие физические жесты; язык тела имеет большое значение в книгах Остин. Поклоны и реверансы, например, должны были выполняться элегантно. Однако глубина и продолжительность поклона зависели от обстоятельств. Например, “Короткий, отрывистый поклон, больше похожий на кивок, может указывать на неудовольствие или простое формальное признание, в то время как длинный поклон может выглядеть нелепо в одних ситуациях и придавать значение словам или уходу в других”. Мы видим пример этой тонкости, когда мистер Дарси лишь слегка кланяется и уходит после того, как мистер Коллинз выходит вперед, чтобы представиться. После чего мистер Коллинз говорит Элизабет, что знакомство прошло хорошо, но Элизабет понимает, что это не так. Джентльмены также должны были кланяться, прощаясь с дамой. Кланялись или приподнимали шляпы также в знак приветствия женщинам, лицам, занимающим более высокое положение в обществе, и знакомым, которых видели на расстоянии. Кивок также был важен. Он также был обычной вежливостью среди женщин. И, как в случае с визитом, на приветствие нужно ответить кивком, что мы видим в Нортенгерском аббатстве, когда Кэтрин ищет мистера Тилни, но также занята “ответными кивками и улыбками мисс Торп”, которые “отнимали у нее большую часть свободного времени”. Рукопожатие обычно использовалось между мужчинами одного социального класса. Однако Олсен говорит, что “женщины могут пожать руку даже мужчине, хотя в книгах по поведению указано, что это любезность, которую следует оказывать с осторожностью”. Мы видим в “Чувстве и чувствительности” , что Марианна привыкла оказывать Уиллоуби эту любезность (и ее задевает его очевидное безразличие), когда она протягивает ему руку и восклицает: "Ты не пожмешь мне руку?", во время встречи на вечеринке в Лондоне. Когда она встречает его, он просто кланяется, “не пытаясь заговорить с ней или приблизиться”. После того, как они провели так много времени вместе, он чувствует себя невероятно неловко и ведет себя так, как будто они не знают друг друга так хорошо, как на самом деле. Остин использует эту сцену, чтобы показать читателю, что чувства и намерения Уиллоуби по отношению к Марианне резко изменились. Разрыв знакомства После того, как два человека представлены друг другу, каждый из них должен отдать соответствующие приветствия, поклоны, реверансы и кивки в ответ. Когда кто-то намеренно предпочитал не следовать этим вежливым обычаям и признавать знакомство, это называлось “разрывом". Олсен объясняет, что “знакомство было делом определенной важности, поскольку, как только двое людей были представлены друг другу, они должны были "узнавать" друг друга всегда, признавая присутствие друг друга каждый раз, когда встречались, и соглашаясь на визиты туда и обратно. Единственным выходом из вечного знакомства было нечто настолько ужасное и непростительное, сделанное одним из них, что другой может "оборвать" знакомство. Например, при встрече на улице, если один мужчина видел знакомого джентльмена, он приподнимал шляпу. Другой мог кивнуть в ответ. Однако игнорировать другого человека и отказываться признавать его было “отказом от знакомства”. Слово cut - “разорвать знакомство” подчеркнуто используется в "Гордости и предубеждении", когда Дарси видит Уикхема в Меритоне: “Через несколько мгновений Уикхем коснулся своей шляпы — приветствие, на которое мистер Дарси едва соизволил ответить. Что бы это могло значить? Это было невозможно представить; это было невозможно не жаждать узнать”. Отказ от знакомства несколько раз подчеркивается в романах Остин, потому что “в ее социальном мире это был почти самый драматичный инцидент, какой только мог случиться”. Мы видим, что отказ от знакомства использовался несколько раз, чтобы показать, что отношения между двумя людьми были разорваны по той или иной причине. В "Чувстве и чувствительности" после того, как Уиллоуби разбивает сердце Марианны и она заболевает, он говорит Элинор, что "сэр Джон заговорил с ним впервые за два месяца, когда они встретились на публике". Он говорит: “То, что он повернулся ко мне спиной с тех пор, как я женился, я принял без удивления или негодования”. В зависимости от ситуации, может быть виноват тот, кому отказывают от знакомства, или тот, кто отказывается. В "Гордости и предубеждении", когда Джейн навещает мисс Бингли в Лондоне, мисс Бингли выжидает несколько недель, прежде чем ответить (хотя сделать это следует в течение дня или двух). Джейн пишет Элизабет: “Было совершенно очевидно, что визит не доставил ей удовольствия; она слегка, формально извинилась за то, что не нанесла визит раньше, ни словом не обмолвилась о желании увидеть меня снова и была во всех отношениях настолько изменившимся существом, что, когда она ушла, я твердо решила больше не продолжать наше знакомство”. Это тонкий прием, который считался крайне невежливым. В каждом из своих романов Остин использует подобные социальные жесты, чтобы дать своим читателям особое представление о ее персонажах и сюжетах. Если кто-то совершает ошибку, мы всегда должны внимательно присмотреться, чтобы выяснить, почему Остин написала это именно так. Часто, когда кодекс поведения не соблюдается, с кем-то или чем-то идет не так. Изучение этих нюансов - один из способов понять скрытый смысл книг Остин. отсюда

@темы: книги, этикет и титулы, англомания

---

dok-zlo.livejournal.com/5638860.html

@темы: фото

---

воскресенье, 31 марта 2024 в 07:11

Пишет Irina77:

Миниатюра из «Книги о короле Модусе и королеве Ратио» Анри де Ферьере, 1430 г. Bruxelles, Bibliothèque royale de Belgique, mss. 10218-19 – Брюссель, Королевская библиотека Бельгии Рукав робы охотника украшен вышивкой в виде огнив, что говорит о его принадлежности к охотничьей службе герцога Бургундского. Как была устроена охотничья служба при бургундском дворе? Служба охоты (venerie) относилась к комнате герцога и считалась элитарным учреждением. Ею руководил мэтр охоты герцога (maitre de venerie du duc), который отвечал за псовую охоту (la chasse avec des chiens ). В подчинении у мэтра охоты состояли охотники (veneurs), охотничьи слуги (valets de veneurs), охотничьи пажи (pages de veneurs) и клерк охоты (clerc de la venerie). Охотничьи слуги отвечали за порученных им собак и подразделялись на слуг собак (valets de chiens); слуг ищеек (valets de limiers); слуг борзых (valets de levriers); слуг гончих (valets de courants). На эти же четыре категории подразделялись и охотничьи пажи. Согласно ордонансу о службе охоты за 1427 г., мессир и рыцарь Жан де Фуасси, мэтр охоты, получал жалование в размере 140 франков в месяц, а также охотничью робу за 10 франков и лошадь стоимостью 30 франков. Также мэтр охоты получал из казны 1517 франков в год на приобретение необходимой одежды, оружия и охотничьего снаряжения для своей службы и 2000 франков в год на кормежку и содержание собак – 50 гончих, 5 ищеек и 30 борзых. Заместителем мэтра охоты был назначен один из охотников, а именно Югонен де Жиссей (жалование 100 франков в месяц, роба за 8 франков и лошадь за 20 франков). В подчинении у Жиссея состояли трое прочих охотников, Гийо де Сент-Анто, Жан де Ла Кай (Перепелятник) и Жан де Мутон, которые получали по 55 франков в месяц и имели такие же робы и таких же лошадей, как их начальник. Гийо Бенуа, клерк, имел аналогичное жалование и снаряжение. Таким образом, ординарные охотники набирались из представителей бургундского дворянства и получали вполне пристойную зарплату. Псовая охота базировалась в Бургундии и была одним из любимейших развлечений бургундских герцогов. В 1389 г. известный гасконский вельможа Гастон де Феб, граф де Фуа, прославленный эксперт в организации охотничьей службы, специально для Филиппа Храброго написал богато иллюстрированный трактат «Книга об охоте» (наиболее известным экземпляром обладает Национальная библиотека Франции – Paris, Bibliothèque nationale de France, Ms. fr. 616, еще одна копия XIV в. хранится в Отделении рисунка Государственного Эрмитажа в Санкт-Петербурге). Соколиная охота герцога (fauconnerie du duc) базировалась в Нидерландах. Главным сокольничьим (Mattre fauconnier) Филиппа Доброго был мессир Жак де Виллер. Ему помогали 24 сокольничьих (fauconniers), 12 их помощников (aides de fauconniers), 24 слуги-валета сокольничих (valets de fauconniers), 12 соколиных валетов, 6 стригалей и 12 речных валетов (valets de rivière). Судя по всему, Филипп Добрый, азартный охотник, предпочитал соколиную охоту псовой охоте. На многих миниатюрах, изображающих бургундского герцога и его окружение, мы можем увидеть придворных, которые по моде того времени, дефилировали по покоям монсеньора с охотничьими птицами в руках. отсюда

@темы: история игр и игрушек

---

суббота, 30 марта 2024 в 19:39

Пишет Irina77:

Элизабет Беннет и мистер Дарси жили в разных английских графствах. Поэтому, когда дело дошло до свадьбы, мать девушки начала советовать: нужно непременно получить особую лицензию на свадьбу. Это было так дорого, что немногие в Англии шли на подобный шаг. Но зато подчеркивало статус молодожёнов: они, дескать, могут себе это позволить. Изначально её придумали, чтобы можно было спокойно обвенчать людей, по каким-то причинам не желающим, чтобы об их союзе узнали. В этом случае, жених обращался в церковь за лицензией – разрешением – вступить в брак. Он шел к пастору, по месту жительства его будущей жены, объяснял, что является совершеннолетним, и за несколько фунтов покупал лицензию. С этим документом, спустя пятнадцать дней, молодой человек мог явиться к венцу вместе со своей избранницей и заключить союз. Церемонию проводили по утрам. Правда, священник, хорошо знавший свою паству, не позволил бы выдать бумагу для брака с той, кому меньше двадцати одного года. Так что этот способ подходил не всем. Часто не стремились к огласке состоятельные знатные люди, вступающие в брак во второй раз. Например, баронет сэр Генри Глайд. Его супруга пятнадцать лет находилась в доме для потерявших рассудок. За это время сэр Генри встретил женщину, которую искренне полюбил. Но жениться, по понятным причинам, не мог. И едва ему стало известно, что леди Аделаида отправилась к праотцам, сэр Генри получил лицензию. Он не стал выжидать положенного годичного срока вдовства, и обвенчался со своей избранницей практически сразу. А вот объявил о своём союзе позже. Если бы не существовало такой уловки, как лицензия, старший сын сэра Генри оказался бы незаконнорождённым. По свадебной лицензии женился и поэт Роберт Браунинг. Отец его невесты категорически не хотел отпускать дочь в свободное плавание. Особая лицензия (на которую намекала миссис Беннет) выдавалась архиепископом Кентерберийским. За тридцать гиней – гигантская сумма для англичан в середине XIX столетия – жених и невеста получали право жениться в любом приходе и в любое время. Это было особенно актуально для тех, кто жил в разных частях Англии. Традиционно свадьбу проводили «по месту жительства» невесты, а с лицензией можно было широко отпраздновать где угодно. В лицензии нуждались и те, кто собирался вступать в брак не по англиканскому обряду. Например, католики. Им следовало обратиться в окружную регистрационную контору, и там провести церемонию. Обычно она была куда скромнее. Вспомним роман Томаса Гарди: «В зале собралось несколько человек… шло бракосочетание солдата с молодой женщиной… В скором времени, ей… предстояло стать матерью… Церемония закончилась, и пара покинула помещение в сопровождении засуетившихся друзей». Леди Роуз, персонаж «Аббатства Даунтон», тоже выходила замуж в зале регистраций – ее супруг не исповедовал англиканскую веру. И хотя все происходило по взаимному согласию, и жених с невестой были самыми достойными людьми, леди Роуз признается, что ей немного неловко. Дочь маркиза Флинтшера должна была идти к алтарю, соблюдая старинные традиции. Впрочем, небольшой «нюанс» этого бракосочетания не помешал леди Роуз обрести счастье с сыном лорда Синдерби. В современной Великобритании регистрацию вместо торжественной церемонии венчания выбирают все чаще. Две трети всех свадеб в Англии и в Уэльсе проводятся не под сводами старинных соборов, а в упрощенном порядке. отсюда Британские свадебные традиции Великобритания в некотором роде является колыбелью европейских свадебных традиций. Здесь начали отмечать День святого Валентина, появились первые брачные агентства, а также процветала практика продажи жен (причем иногда это было совместно принятым решением супругов). Свахи составляли списки претендентов, потенциальных женихов и невест еще с младых лет, а великосветский бал дебютанток — не что иное, как ярмарка спроса и предложений среди равных. Изначально в Англии, как и в других странах, обручали даже младенцев, но позже такую практику признали незаконной и разрешили заключать предварительные союзы, только когда одному из претендентов уже исполнилось семь лет. В 1753 году был принят акт лорда Хардвика, который считается поворотным не только в английском, но и в европейском семейном праве. До середины XVIII столетия брачная церемония в Англии проходила просто и незатейливо. Не требовалось ни разрешения родителей, ни особых денег и не было никаких сроков ожидания. Всего за семь шиллингов венчали любых желающих, причем неограниченное количество раз. Прошедшим процедуру выдавали или полноценный сертификат, или тот же самый документ, заполненный наполовину, — он стоил еще дешевле, но позволял парам чувствовать себя вполне женатыми. Кроме того, с точки зрения церкви заключение брака считалось нерасторжимым, если мужчина при свидетелях давал обещание в настоящем времени: «Беру тебя в жены». А обещание жениться, скрепленное интимными отношениями, и вовсе считалось уже совершенным союзом. Такие незатейливые церемонии вели к множеству поспешных браков — непонятно, то ли по любви, то ли в состоянии алкогольного опьянения. Многие новобрачные потом просто рвали свидетельства и заявляли, что ничего такого не припоминают. В общем, сказать, кто был точно женатым или замужним, а кто только считал себя таковым, было довольно сложно. Тем не менее, при всей этой путанице, получить развод было сложно, долго и дорого, а кроме того, отношение к нему в обществе было крайне отрицательным. Вина за развод всегда ложилась на женщину, что сильно портило ее репутацию. Впрочем, и мужчин статус разведенного тоже не украшал. Акт лорда Хардвика не изменил процедуру развода, но внес важные уточнения в сам процесс бракосочетания. Отныне церемония могла проходить только в церкви, причем в некоторых округах требовалось, чтобы жених или невеста были прихожанами именно этой духовной обители. Объявить о планируемой церемонии требовалось заранее. Был установлен минимальный возраст для вступления в брак без согласия родителей — 21 год. Стало невозможным венчаться под вымышленными именами и что-либо менять в выданном свидетельстве, а само свидетельство должно было быть заполнено по определенным правилам. Запись о бракосочетании дублировалась в приходских книгах. Лицо, согласившееся провести сомнительную церемонию, могли отправить в колонию или даже казнить. У закона была и оборотная сторона: теперь половина жителей Англии попадала в категорию незаконнорожденных, но это уже другая история. отсюда

@темы: женский вопрос, англомания

---

воскресенье, 31 марта 2024 в 00:29

Пишет EricMackay:

Фотографии Москвы 1856 года Сделаны Джеймсом Маком, членом британской делегации прибывшей на коронацию Александра II в августе (сентябре по новому стилю) 1856 года. В ноябре 1856-го фотографии были поднесены королеве Виктории и хранятся в королевских архивах. Одни из самых ранних снимков первопрестольной. Вид на Кремль из Замоскворечья. Снималось видимо с колокольни Кадашевской церкви или церкви св. Николая в Толмачах. Надстройки на кремлевских башнях и Иване Великом - для коронационной иллюминации. Еще один вид на Кремль из-за Москвы-реки. Слева достраивающийся храм Христа Спасителя в лесах. Вид на Хамовники, с церковью Николая Чудотворца. Покровский собор. Тоже подготовлен к проведению иллюминации. Памятник Минину и Пожарскому на его законном месте. Сзади старое здание Верхних торговых рядов, тоже с иллюминацией. Церковь Успения Пресвятой Богородицы на Покровке Новодевичий монастырь Усадьба Баташевых на Яузской улице. Здесь жил герцог Девонширский, глава британской делегации на предыдущей коронации - Николая I. Резиденция Джорджа Левесон-Гоуэра, графа Гренвилля - главы британской делегации. Все фото отсюда - www.rct.uk

@темы: фото, урбопейзажи

---

пятница, 29 марта 2024 в 20:34

Пишет Irina77:

Викторианские газеты – кто их читал и где. Есть много общего между викторианскими газетами и сегодняшними. Пролистав современную газету, вы увидите национальные новости, международные новости, страницы писем, репортажи, рецепты, рецензии на книги, косметические товары, комментарии о моде, статьи о путешествиях, кроссворды — список можно продолжать! Викторианская газета мало чем отличалась от современной. В 1846 году, когда Чарльз Диккенс стал редактором «Дейли Ньюс» в Англии выходило в общей сложности 355 газет. К моменту смерти Чарльза Диккенса в 1870 году существовало около 1000 газет. Столь резкий рост числа газет произошел благодаря отмене гербового сбора — налога, который все газеты платили правительству. Все викторианские газеты были известны как местные газеты. Они охватывали только определенную территорию или определенный район города. Таким образом, в Лондоне было множество отдельных местных газет, каждая из которых освещала определенную часть Лондона, а не весь Лондон. Такие газеты пользовались спросом , потому что большинство людей, особенно рабочий класс, не уезжал далеко от дома, и поэтому новости о других городах не имели для них никакого значения. Помимо местных новостей, в том числе о преступлениях и убийствах, газеты освещали деятельность правительства в Палате общин, исторические статьи, письма известных людей, поэзию и художественную литературу. Фактически, газеты были отправной точкой для многих викторианских авторов, включая Бронте, Уилки Коллинза, Элизабет Гаскилл, Джорджа Эллиота и, конечно же, Чарльза Диккенса. Кто читал газеты?. В Викторианскую эпоху для грамотных людей было обычной практикой читать вслух статьи и новости группе заинтересованных слушателей, которые не умели так хорошо читать. Чтение новостей вслух происходило дома, в кофейнях, пивных и на улицах. Муж обычно читал новости вслух жене, пока она заканчивала работу по дому или шила. Мужчины также часто заходили в пабы по дороге домой, чтобы выпить пинту пива и бесплатно почитать газеты. Пабы и кофейни рассматривали газеты как инвестицию. Они привлекали клиентов, которые могли посидеть в тепле и свете со своими друзьями и поговорить о том, что происходит в мире. Более состоятельные мужчины читали газеты в местном Джентльменском клубе, в тишине и покое, с хорошей трубкой и глотком виски. Чтение на улице было обычным общественным занятием: группы людей собирались под фонарями, чтобы узнать последние новости. После того как викторианскую газету прочитали, ее выбрасывали. Поскольку газеты печатались каждый день, вчерашние новости были уже вчерашними новостями. отсюда Холмс и пресса Как известно, Холмс не стремился к тому, чтобы о нем писали в газетах. Однако самими газетами он очень интересовался. В те времена печатные издания были единственными СМИ, именно они распространяли информацию и формировали общественное мнение. Газеты читали все, от крестьян до королей. Но Холмс не только читал прессу, он еще использовал ее в расследованиях. Например, в «Собаке Баскервилей» он демонстрирует, что различить шрифты разных газет для него так же легко, как сто сорок сортов табака. «Знание шрифтов – одно из самых элементарных требовании к сыщику», – объясняет он доктору Мортимеру. А в рассказе «Знатный холостяк» Холмс поручает Ватсону просмотреть газеты и подобрать в хронологическом порядке заметки, рассказывающие о нужном ему деле. В «Этюде в багровых тонах», «Собаке Баскервилей», «Черном Питере», «Голубом карбункуле» и «Чертежах Брюса-Партингтона» он ловит преступников на объявления, которые дает в газетах. Причем в последнем из этих рассказов показано, что этим методом пользуется не только он. Как и методом дезинформации при помощи прессы – в «Шести Наполеонах» Холмс через газеты сообщает преступнику ложные сведения, а в «В Сиреневой Сторожке» это же делает инспектор Бэйнс, причем на его обман попадается и сам Холмс, чему нисколько не обижается, а наоборот говорит Бэйнсу: «Вы далеко пойдете в своей профессии». Все версии, которые я составил на основании газетных сообщений, оказались ошибочными. А ведь можно было даже исходя из них нащупать вехи, если бы не ворох подробностей, которые газеты спешили обрушить на головы читателей. отсюда Просто так )) В фильме Ватсон читает газету "Таймс" 1914 года – А нет ли чего любопытного, среди объявлений? – спрашивает Холмс своего контуженного соседа. Любопытное действительно есть, и это совсем не объявление о найденном золотом кольце. На последней полосе бросается в глаза заголовок: "A TON OF COAL FOR 2s. 6d." («Тонна угля за 2 шиллинга 6 пенсов». Это 10-я полоса газеты «Таймс» от 9 января 1914 года. Если предположить, что действие происходит вскоре после знакомства сыщика и его будущего биографа, то есть в 1881 году, то доктор читает прессу на 33 года раньше её официальной публикации. Если что, первая полоса газеты также соответствует номеру «Таймс» от 9 января 1914 года.

превью 221b

@темы: ШХ

---

четверг, 28 марта 2024 в 14:44

Пишет Irina77:

Многие героини эпохи Регентства ездили в Лондон на «сезон» в надежде найти мужа. Но в какое время проходил этот «сезон»? Лондонский сезон совпадал с заседанием парламента. В те месяцы, когда заседал парламент, члены обеих палат должны были присутствовать в Лондоне и приезжать в столицу, взяв с собой свои семьи. Лондонский сезон стал ответом на этот приток людей из высшего сословия, которым нужно было развлекаться. В своей биографии Джорджианы, герцогини Девонширской, Аманда Форман писала: "Аристократический «сезон» возник не только для развития брачного рынка, но и для развлечения представителей высших классов, пока они выполняли свои политические обязанности. Сезон соответствовал ритму парламента: он начинался в конце октября с открытия новой сессии и завершился в июне летними каникулами." В статье из журнала «Пенни» (1837 г.) указывается аналогичное время: "Лондонский «сезон», или зима, в прошлом столетии [XVIII веке] длился примерно с ноября по май. Он регламентировался, как и сейчас, обычной продолжительностью сессии парламента. У богатых людей, которые делили свое время между Лондоном и провинцией, в то время было меньше стимулов отсутствовать в большом городе после наступления зимы, чем сейчас; а состояние дорог и средств связи позволяло законодательному собранию собираться до того, как путешествие стало если не опасным, то, по крайней мере, очень хлопотным и раздражающим." Но речь здесь идет о сезонах конца XVIII века, задолго до начала Регентства, так проходили ли сезоны в одно и то же время на протяжении всего георгианского периода? Статья в журнале The Penny Magazine проливает некоторый свет на этот вопрос: "В нынешнем столетии [19 веке] начало лондонского «сезона» постепенно откладывалось. С 1806 года открытие сессии парламента переносилось с ноября на январь; с 1822 года, если, конечно, не случалось что-нибудь экстраординарное, парламент начинал свою работу примерно до начала февраля, а его заседания длились до июля или начала августа. Таким образом, лондонский «сезон» сдвигался на весенние и летние месяцы." Подводя итог, можно сказать, что парламент традиционно заседал с конца октября или ноября по май или июнь. Поскольку путешествовать было трудно, у них не было особого стимула покидать столицу после наступления зимних холодов, и поэтому высшим классам было удобно оставаться в Лондоне в течение всего зимнего периода, и лондонский сезон был установлен соответствующим образом. Однако по мере того, как условия путешествий улучшились благодаря распространению магистралей и увеличению инвестиций в дорожную инфраструктуру, большая часть людей могла с комфортом путешествовать в Лондон и обратно в зимние месяцы. Больше не было необходимости обосноваться в Лондоне до наступления зимней погоды, и поэтому открытие парламента, а следовательно, и сезон, перенесли на январь или февраль. Самой активной частью сезона был период между Пасхой и летом, в июле или августе, когда парламент закрывался. После закрытия парламентской сессии, в июне-августе, высшее сословие покидало город и возвращалось в свои загородные поместья. В этот период аристократия предпочитала посещать курорты, такие, например, как Челтнем, Бат, Брайтон или Уэймут, или отправиться в путешествие за границу. Возникает вопрос, проходил ли на самом деле «малый сезон» в период Регентства в осенние месяцы с сентября по ноябрь? Хотя эта концепция используется во многих романах эпохи Регентства, мне не удалось найти никаких современных доказательств того, чтобы что-то подобное существовало в этот период. Без сомнения, были семьи, которые приезжали в город заранее, в сентябре или октябре, некоторые из них не являлись владельцами загородных поместий, они развлекали друг друга в эти месяцы, но существование официального «малого сезона» сомнительно. отсюда

@темы: англомания

---

четверг, 28 марта 2024 в 12:37

Пишет Эрл Грей:

Опечатки – происки нечистой силы, и у демона, который разбрасывает их по страницам, даже есть имя: Титивиллус. Первые сведения о нем появились еще в Средние века, но только в конце XIX века во Франции за ним окончательно закрепилась слава существа, искажающего слова тех, кто создает рукописи: его называли démon des copistes et des moines étourdis, то есть «демон переписчиков и утомленных монахов». Он складывает в мешок слоги, которые молящиеся забыли произнести во время пения псалмов, а переписчик не перенес на бумагу. Вот что пишет об этом Анатоль Франс: «Думаю, если допустить, что этот хитроумный демон пережил возникновение печатного станка, то в наши дни он выполняет неблагодарную задачу: обнаруживает опечатки, разбросанные по книгам, которые только притворяются, будто в них нет ошибок». Из книги Гвидо Витиелло "Читатель на кушетке. Мании, причуды и слабости любителей читать книги"

@темы: кладовка мифов, рай библиомана

---

пятница, 29 марта 2024 в 08:32

Пишет Irina77:

Псоглавые торговцы пряностями. Иллюстрация из рукописи «Livre des merveilles de Marco Polo» (Книга чудес Марко Поло), 1410 г. Аристократы средневековой Европы уделяли особое внимание специям. Примечательно, что их добавляли не только в пищу, вино или пиво, но и в мыло. Популярностью пользовалось мыло с отдушкой из гвоздики, от чего цех мыловаров частично засекретил его рецепт. Фактически, пряности представляли собой высокостатусный продукт, из-за своей высокой цены доступный лишь немногим и поэтому связанный в сознании людей с высоким происхождением и богатством. В конце концов, они придавали блюду остроту, наиболее ценимую в те времена и ассоциируемую со стихией огня – наиболее высокой и благородной из четырёх тихий. Она включала в себя звёздное небо, солнце и даже подножие Господнего престола. В Книге Исход Господь поучает Моисея, как готовить масло для «священного помазания», в состав коего входят корица и кассия (об определении этих специй в источниках - ниже). Их сверхъестественность подогревало и то, что никакими ухищрениями большинство этих продуктов невозможно было заставить расти и плодоносить в Европе. В кулинарной книге «повара трёх королей» Гильома Тиреля словом espices – специи – обозначаются не только редкие заморские приправы, но и более обыденные французам лук, чеснок, лавр и сильно пахнущие травы. Другие авторы дополняют этот список ещё и мёдом. Выстраивается целая иерархия разнообразных пряностей, где наиболее доступным считался перец горошком. Выше него, расположившись аккурат по середине, были шафран, имбирь, корица и гвоздика. Наиболее же элитарными считались так называемые «малые пряности» (menues épices), их привозили в Европу в крошечных количествах из далёких земель. Это были мускатный орех, мускатный цвет, малагета, галангал, длинный перец и индийский нард. Перец горошком. Дорогой, но не такой уж редкий продукт При желании, к большому празднику щепотку этого перца мог позволить себе зажиточный купец или горожанин, от чего особенно чванливые вельможи велели своим поварам вовсе исключить из господского меню столь распространённую приправу. Перец – плод ползучей лианы – возили из «перчёной земли», как называли Южную Индию. Он растёт на лиане гроздьями, несколько напоминая привычные нам ольховые серёжки. Круглый перец попадал в Европу во всех трёх видах: зелёным (недозрелым), чёрным и белым. Чёрный перец – это вторая, после зелёного, стадия созревания плода, в котором он является наиболее едким и жгучим. Окончательно вызрев, зёрна белеют т легко вышелушиваются из околоплодников. Чёрный перец полагался к рыбным блюдам, но был известен и чёрный перечный соус, подававшийся к мясу или птице. Имбирь. Исторически этот продукт происходит из Китая и представляет собой невысокое травянистое растение с толстым корнем, который и употребляется в пищу. Средневековые авторы считали: именно азиатский имбирь обладает наивысшим качеством, по сравнению с африканским. Автор «парижского домостроя» пишет, что «мекканский» имбирь отличается коричневым цветом кожицы и легко режется, а «коломбин» твёрже и с более тёмной сердцевиной. В качестве пряности его измельчают до состояния плотного мучнистого порошка. Имбирем приправляли блюда из мяса, птицы и овощей, его добавляли в выпечку, варенье, вино, пиво и другие напитки. Большим деликатесом в те времена считался имбирный хлеб. Корица. Эта специя представляет собой кору дерева, произрастающего в Индии и на острове Цейлон. Есть и китайская разновидность – кассия. Однако от корицы она существенно отличается как запахом, так и вкусом. При анализе источников зачастую сложно понять о какой именно приправе идёт речь – о кассии или о корице. Для простоты я буду использовать именно слово «корица». Её, как ни странно, добавляли в огромное число блюд и напитков на столе средневекового аристократа. Она была обязательным ингредиентом гипокраса – горячего и сладкого вина с пряностями. Её добавляли в различные десерты – компоты из фруктов, печенье и пироги. Гвоздика родом с островов Тернате и Тидоре – Молуккский архипелаг в восточной Индонезии. В средневековой Европе со времён крестовых походов засахаренная гвоздика получает большую популярность среди аристократов. Её подавали на пирах в последнюю очередь исключительно для высокопоставленных гостей. К примеру, Елизавета Баварская «баловала себя» закуской из гвоздики с сахаром и мёдом. Как я упомянул выше, гвоздику добавляли не только в еду, она использовалась в изготовлении духов и мыла. Разумеется, такую парфюмерию позволяли себе немногие, но высокая цена не умаляла спрос на подобные продукты на протяжении нескольких веков. Мускатный орех, что примечательно, родом с того же Молуккского архипелага, что и гвоздика. Мускатный орех ни что иное, как плод мускатного дерева. Помимо, собственно, ореха, пользовался спросом так называемый мускатный цвет. Так принято называть внешнюю оболочку ореха. Мускатный урожай собирают в начале осени, а уже потом с осторожностью отделяют от ореха его внешнюю оболочку для высушивания на солнце. Так она приобретает ярко-жёлтый или ярко-алый цвет. Примечательно, что перед продажей тогдашние торговцы вымачивали мускатный орех в известковой воде, чтобы лишить конкурентов возможности выращивать столь драгоценный продукт самостоятельно. Во французских текстах упоминание ореха и его цвета появляется в XIII в. Их добавляли в вино и пиво, но что до еды, то эти специи добавляли только в наиболее изысканные блюда. Более того, в «парижском домострое» описывается как следует выбирать наилучший мускатный орех. Таковые «более всего сопротивляются ножу». К тому же, мускатный орех обладал галлюциногенным воздействием, о чём средневековые авторы медицинских трактатов, к счастью, знали: «Один орех помогает, два вредят, три - убивают». Длинный перец происходит из северо-восточной Индии, встречается в Непале, но это, скорее, его дикая разновидность. В древние времена он был акклиматизирован на юге Индии, где и существует поныне. По виду он напоминает мягкие и тонкие шишки, из которых при нажатии легко вычленяются зёрна, чем-то напоминающие маковые. На вкус он более жгучий и острый, по сравнению с привычным нам перцем. В средние века длинный перец был доступен только высшей аристократии, он продавался буквально на вес золота и на пиру доставался исключительно королям, принцам крови, герцогам и иногда иностранным послам. Малагетта или райское зерно, фактически, ещё один перец, пришло из Африки. Западный берег современных Либерии и Сьера-Лионе именовался в прежние времена Перечным берегом. Это растение отличается ярко-зелёной или ярко-алой окраской, что, возможно, подвигло назвать его «райским зерном», происходившим не то из самого Эдема, не то из близких к нему мест. На самом же деле всё более прозаично. В Европу этот перец доставляли на верблюдах через Сахару, а затем на кораблях через Средиземное Море. По своей себестоимости малагетта сильно уступала и индийскому перцу, и яванскому. Не малую роль здесь сыграло название. Во Франции спрос, а за ним и цены на эту «райскую» специю поднялись до небес. Малагетта едва не потеснила имбирь, которого было несколько больше. Но даже когда идея о райском происхождении перца ушла на второй план, он ещё долго сохранял свою высокую стоимость. Уже в период колонизации Африки португальцы и англичане искали на западном берегу чёрного континента именно малагетту, пока спрос на неё окончательно не похоронили новые пряности из Америки. Индийский нард – это растение, родственное привычной валериане. Это приземистое растение с толстым стеблем и корнем встречается только в Гималаях на высоте от пяти километров, что обуславливало его высокую цену. Корни и нижнюю часть стебля мелко нарубали, вымачивали в воде, а затем выпаривали полученную жидкость с отводом пара в холодный сосуд с узким горлышком. Таким образом на стенках концентрировалось искомое нардовое масло. С высокогорных долин урожай нарда доставляли в Калькутту и Дакку, надолго ставших центрами торговли этой пряностью. Стоит ли говорить, что итоговая цена была не просто высокой, а заоблочной. Это вынуждало европейцев искать ему замену. Так, в Западной Европе спросом пользовались «сирийский», «альпийский» и «кельтский» нарды, тем не менее, ни по качеству, ни по цене не сопоставимые с настоящим индийским нардом. В итоге эта специя выделялась даже на фоне других «малых пряностей», что делало его ещё престижнее. Как ни странно, именно это сыграло с нардом злую шутку – как ряд прочих «аристократических» специй со временем он стал не по карману разоряющейся знати и канул в небытие. Галанга или гарингал – растение с острова Ява, издревле выращиваемое в Китае. Это растение родственно имбирю и представляет собой толстый мясистый корень с сильным запахом. В средние века гарингал был дорогостоящей пряностью, доставляемую в Европу через «несколько рук», что и обуславливало высокую стоимость. Посему он был по карману лишь высшей аристократии. До нас дошли советы, как правильно выбирать корень галанги, не позволив генуэзским и венецианским торговцам себя обмануть. Следовало искать крепкий, слабо поддающийся ножу корень красновато-пурпурного цвета. «Сходная по цвету своему с гниющим деревом» и ломкая галанга считалась испорченной и должна была продаваться по сниженной цене. Подобно другим пряностям, использовали её редко, в дорогих блюдах для дорогих гостей. Интереснее то, что галанге приписывали свойство «вызывать любовь» и включали в состав «любовных зелий». А вот Хильдеганда Бингенская (автор трудов по естествознанию и медицине) считала её действенным средством против глухоты. Шафран. Едва ли не единственная пряность, которую удалось акклиматизировать в Европе. Сам ярко-фиолетовый цветок родом из Персии или Малой Азии. Собственно пряностью служит только рыльце – верхняя часть пестика. Таким образом, сбор и отделение пряной части производится вручную до сих пор. Сейчас для получения одного грамма искомой пряности, приходится перерабатывать не менее 150 цветов. Во Франции шафран стали выращивать в XIV веке. Его добавляли в дорогие вина, а также его использовали в качестве драгоценной приправы, придававшей блюду аристократический золотистый оттенок. Источник: «От погреба до кухни: что подавали на стол в Средневековой Франции» // З. Лионидас (с. 86-99) отсюда

@темы: история кухни