И речь тут не о том, чем арбалет отличается от аркебузы, а танк от бронепоезда. Основным инструментом человека, мнящего себя писателем, является русский язык. Знание аркебуз и танков является желательным, но не обязательным: в конце концов, танк можно описать, не вдаваясь в подробности относительно его ТТХ, общими словами и таки ясно будет, что это танк, а не лошадь. Но блин, беретесь писать про магию, но не знаете, чем привидение отличается от приведения, а мана от манны... Гремуар вместо гримуара я, уж так и быть, могу простить. Но "расса" - они так любят это слово. Расса эльфов, ага. И запятые, старательно расставленные везде, где только можно, но только не там, где это нужно. Про "Вы" вместо "вы" я вообще помалкиваю. Но. Признаться, я и сама порой буксую над правописанием "не-ни". Надо прилагать волевое усилие, а иногда и привлекать помощь друга. Но последний шедевр мысли молодого, но жутко талантливого автора поверг меня в состояние, из которого я и выхожу написанием этого поста. Стена, понимаете ли, у этого юннного (не пожалею Н для этого слова) дарования, была НЕ ПРЕСТУПНА. Блин, читайте перед сном толковый словарь, дорогие МТА. И орфографический. И пособие Розенталя. Изучайте матчасть.
Я понимаю, что рейтинг блогов Яндекса, мягко говоря, далек от совершенства. Но даже если он мне врет, то врет приятно. Я, оказывается, на двадцать шестом месте среди блогеров дайри. вот тута. Спасибо всем, кто читает мои посты, комментирует и грабит награбленное растаскивает по своим дневникам то, что мне удалось утащить из других дневников.
Очередной раз промелькнула колода карт у меня перед глазами и я задумался, а кто вообще нарисовал карты которыми мы обычно играем ? Сейчас много разных карт, но со времен советского союза колода была примерно одна и та же, вот такая как на верхней картинке.
Те карты, к которым мы привыкли с детства, пришли к нам в начале 17 века через Польшу и Германию из Франции. «Русская колода» в 36 карт — это урезанная (т.е. начинающаяся с шестерок) 54-ти карточная «французская колода». Но давайте начнем с начала …
читать дальше Изобретение этого развлечения, неиссякаемого источника радостей и печалей, приписывается и хитроумным египтянам, и фаталистам-индийцам, и жизнерадостным грекам в лице Паламеда. Однако при раскопках если и находили «инструментарий» азартных игр, то в основном в виде костей-кубов шестигранной формы.
Принято считать, что первые карты появились позднее, в XII веке в Китае. Мастера по части заполнения своего досуга, придворные аристократы, обнаружили в рисовании маленьких картинок с аллегорическими знаками животных, птиц и растений сначала эстетическую забаву. Потом — удобный способ передачи тайной информации в деле дворцовых и любовных интриг. А позднее — возможность рискованных игр с всесильным Фатумом.
Но куда популярнее египетская версия происхождения карт, растиражированная новейшими оккультистами. Они утверждали, что в глубокой древности египетские жрецы записали всю мудрость мира на 78 золотых табличках, которые изображались также в символическом виде карт. 56 из них — «Младшие Арканы» — стали обычными игральными картами, а оставшиеся 22 «Старших Аркана» вошли в состав загадочной колоды Таро, используемой для гаданий. Эту версию впервые обнародовал в 1785 году французский оккультист Эттейла, а его продолжатели французы Элифас Леви и доктор Папюс и англичане Мэзерс и Кроули создали собственные системы интерпретации карт Таро. Название это якобы происходит от египетского «та рош» («путь царей»), а сами карты были занесены в Европу то ли арабами, то ли цыганами, которых часто считали выходцами из Египта.
Правда, никаких доказательств столь раннего существования колоды Таро ученым найти не удалось.
Согласно третьей версии (европейская версия), обычные карты появились на европейском континенте не позднее XIV века. Еще в 1367 году в городе Берне карточная игра была запрещена, а десять лет спустя шокированный папский посланник с ужасом наблюдал, как монахи увлеченно режутся в карты у стен своей обители. В 1392 году Жакмен Грингоннер, шут душевнобольного французского короля Карла VI, нарисовал карточную колоду для развлечения своего господина. Тогдашняя колода отличалась от нынешней одной деталью: в ней было всего 32 карты. Не хватало четырех дам, присутствие которых казалось тогда излишним. Только в следующем столетии итальянские художники начали изображать мадонн не только на картинах, но и на картах.
Как раз в это время Европа стала осуществлять крупные военные экспедиции на Восток — крестовые походы (1096-1270), причем впервые европейцы открывали для себя новую и уже высоко развитую культуру. Возвращаясь домой, крестоносцы не забывали прихватывать с собой поразившую их экзотику: легкий фарфор, тончайший шелк, расписные веера и, разумеется, очаровательные миниатюры на плотной рисовой бумаге для фокусов и гаданий.
Однако прошло еще немало времени, пока карточные игры не стали распространенным явлением. Во всяком случае, первое упоминание в хрониках о сарацинской игре «наиб» (араб. «naib» — карты) относится ужу к последней четверти XIV столетия. Характерно, что в полном соответствии с арабским звучанием слово «карты» по-итальянски «naibi»; по-испански «naipes»; по-португальски «naipe» (связано это было с оживленной торговлей с арабскими странами и тесным контактом с тамошними купцами, известными своей страстью расплачиваться за товар «по воле случая», т.е. по принципу незабвенного Ноздрева).
В других же европейских странах твердо установилось иное однокоренное слово: во Франции — «carte», в Германии — «Karten, SpielKarten», в Дании — «Kort, SpelKort», В Голландии — «Kaarten, SpeelKarten», в Англии — «card».
В конце XIV — начале XV века карты изготавливались непосредственно художником и по индивидуальному заказу. Естественно, его производительность была невысока, и только с изобретением гравюры печатание карт принимает широкие масштабы.
Одновременно складываются три основных типа игральных карт: итальянские, французские и немецкие. Все они имели различия как в мастях, так и в самих фигурах.
Итальянский тип карт возник вместе с изобретением игры «тарок». Эти карты, выполненные как гравюры на меди, были весьма своеобразными. В нормальном, или «венецианском», тароке колода состояла из 78 карт, масти делились на чаши, динарии, мечи и палицы. Каждая масть заключала в себе 14 карт: король, королева, рыцарь, валет, очковые карты от десятки до шестерки, туз мечей, очковые карты от пятерки до двойки. Остальные карты в количестве 21, начиная от Фигляра и кончая картой, называвшейся Свет, являлись козырями, или Триумфами. Наконец, была еще одна карта, носившая название Дурак (кстати, прообраз будущего Джокера). Во Флоренции же выпускались карты в количестве 98 штук, где к обычным Триумфам были добавлены грации, стихии и 12 созвездий.
Существует предположение, что колода — не случайный набор карт. 52 карты — это количество недель в году, четыре масти — четыре времени года. Зеленая масть — это символ энергии и жизненной силы, весны, запада, воды. В средневековых картах знак масти изображали с помощью жезла, посоха, палки с зелеными листьями, которые при печати карт упростились до черных пик. Красная масть символизировала красоту, север, духовность. На карте данной масти изображали кубки, чаши, сердца, книги. Желтая масть — это символ интеллекта, огня, юга, делового успеха. На игральной карте изображали монету, ромб, зажженный факел, солнце, огонь, золотой бубенчик. Голубая масть — символ простоты, порядочности. Знаком этой масти был желудь, скрещенные мечи, шпаги.
Карты в то время имели в длину 22 сантиметра, что делало их крайне неудобными для игры.
Не было единообразия в карточных мастях. В ранних итальянских колодах они носили названия «мечей», «кубков», «денариев» (монет) и «жезлов». Похоже, как и в Индии, это было связано с сословиями: дворянством, духовенством и торговым классом, в то время как жезл символизировал стоявшую над ними королевскую власть. Во французском варианте мечи превратились в «пики», кубки — в «черви», денарии — в «бубны», а «жезлы» — в «кресты», или «трефы» (последнее слово по-французски означает «лист клевера»). На разных языках эти названия и сейчас звучат по-разному; например, в Англии и Германии это «лопаты», «сердца», «бриллианты» и «дубинки», а в Италии — «копья», «сердца», «квадраты» и «цветы». На немецких картах еще можно встретить старинные имена мастей: «желуди», «сердца», «колокола» и «листья». Что касается русского слова «черви», то оно произошло от слова «червонный» («красный»): понятно, что «сердца» изначально относились к красной масти.
Карты мамлюков. Десятка кубков, тройка кубков, первый советник кубков, второй советник кубков
Колода Hofämterspiel отражает политическую ситуацию в Центральной Европе в середине XV века. Вместо мастей взяты гербы четырех наиболее влиятельных королевств того времени: Франции, Германии, Богемии и Венгрии. Одноглавый орел представляет «regnum teutonicum» королевство Германию (в отличие от двуглавого орла, представляющего Священную Римскую Империю).
ТУТ подробнее про нее.
Ранние карточные игры были достаточно сложными, ведь помимо 56 стандартных карт в них употреблялись 22 «Старших Аркана» плюс еще 20 козырных карт, названных по именам знаков Зодиака и стихий. В разных странах эти карты называли по-разному и так запутали правила, что играть стало просто невозможно. К тому же раскрашивались карты от руки и стоили так дорого, что их могли приобрести только богачи. В XVI веке карты радикально упростились — из них исчезли почти все картинки за исключением четырех «старших мастей» и шута (джокера).
Карты итальянского типа в конце XIV века появляются во Франции, а уже при Карле VII (1403-1461) появляются карты с собственными национальными мастями: сердце, серп Луны, трилистник и пика. А в конце XV столетия во французских картах окончательно устанавливается тот тип мастей, который употребляется до сих пор: черви (coeur), бубны (carreau), трефы (trefle) и пики (pique). Начиная с этого времени французские карты приобретают устойчивый тип, для которого характерны такие фигуры: Давид — король пик, Александр — король треф, Цезарь — король бубен, Карл — король червей, Паллада — дама пик, Аргина — дама треф, Рашель — дама бубен, Юдифь — дама червей, Гектор — валет бубен, Ожье — валет пик, Ланцелот — валет треф и Лагир — валет червей. Это тип карт дошел до Французской революции 1789-1894 гг.
Новое республиканское правительство поручает не кому-нибудь, а самому прославленному в это время живописцу Ж.Л. Давиду (автору известной картины «Смерть Марата) создать новые рисунки карт. Вместо королей Давид изобразил гениев войны, торговли, мира и искусств, дам заменил аллегориями свободы вероисповеданий, печати, брака и промыслов, а вместо валетов нарисовал фигуры-символы равенства состояний, прав, обязанностей и рас. Именно во Франции первоначально появились формы четырех мастей: листья плюща, желуди, бубенчики, сердца. Весьма правдоподобно предположение, что французские масти являются символами рыцарского обихода: пика — копье, трефа — меч, бубна — герб или орифламма (знамя, штандарт), черви — щит.
На этих картах французской «колоды на ногах» (1648 год) изображения подписаны их именами.
Необходимо также сказать о том, что на протяжении многих веков карты были „одноголовыми“, т.е. фигуры на них изображались в полный рост. Первые карты, не имеющие „верха“ и „низа“, „двухголовые“, выпустила Италия в конце XVII века. В это время эти карты большого распространения не получили. Затем подобная попытка была сделана в Бельгии, а в начале XIX века такие карты стала выпускать Франция.
Традиционная колода. Германия
Традиционная колода. Швейцария
Кстати, Традиция пышно украшать пиковый туз пошла от того, что во времена правления короля Якова I Английского (1566-1625) был издан указ, согласно которому на тузе пик (поскольку эта карта первая в колоде) необходимо было печатать сведения о производителе и его логотип. На этот же туз ставили особую печать, свидетельствующую о выплате особого налога на карты.
Помимо этих основных типов карт в различных европейских странах выпускались так называемые „тематические“ карты. Существовали „педагогические“ колоды, обучавшие игроков географии, истории или грамматике. Пользовались успехом карты-иллюстрации к драмам Шекспира, Шиллера, Мольера. В „игрушках для взрослых“ нашли отображение геральдика, хиромантия и даже мода. Например, в середине прошлого века во Франции печатались карты, на которых одежда королей, дам и валетов представляла собой новейшие модели сезона…
К XIII веку карты уже были известны и популярны во всей Европе. С этого момента история развития карт становится более ясной, но довольно-таки однообразной. В средние века и гадания, и азартные игры считались греховными. Кроме того, карты стали популярнейшей игрой во время рабочего дня – страшный грех, по мнению работодателей всех времён и народов. Поэтому с середины XIII века история развития карт превращается в историю связанных с ними запретов.
Например, во Франции в XVII веке домохозяева, в чьих квартирах играли в азартные карточные игры, платили штраф, лишались гражданских прав и изгонялись из города. Карточные долги не признавались законом, а родители могли взыскать крупную сумму с человека, выигравшего деньги у их ребёнка. После французской революции были отменены косвенные налоги на игру, что стимулировало ее развитие. Изменились и сами „картинки“ — поскольку короли были в опале, то вместо них принято было рисовать гениев, дамы теперь символизировали добродетели — иными словами, новое социальное устройство пришло и в карточную символику. Правда, уже в 1813 году валеты, дамы и короли вернулись на карты. Косвенный налог на карты для игры был отменен во Франции лишь в 1945 году.
В России карты появились в начале XVII столетия. Крупнейший русский критик и историк искусства В.В. Стасов считал, что карты попали к славянским народам от немцев, не отрицая, однако, что роль главной посредницы в этом деле сыграла Польша. Но каким бы путем ни попали игральные карты в Малороссию или Московию, распространились они чрезвычайно быстро. Из законодательных памятников впервые упоминает о картах и их бесспорной вредности для общества Уложение 1649 года. Более века карточные игры преследовались в России законом, а пойманные на горячем игроки подвергались различным наказаниям, пока в 1761 году не последовало установление о разделении игр на запрещенные — азартные и разрешенные — коммерческие.
Указом 1696 г. при Петре I предписывалось обыскивать всех заподозренных в желании играть в карты ,»… и у кого карты вынут, бить кнутом». Эти карательные санкции и подобные последующие были обусловлены издержками, связанными с распространением азартных карточных игр. Наряду с ними существовали так называемые коммерческие карточные игры, а также использование карт для показа фокусов и раскладывания пасьянсов.
Развитию „невинных» форм применения карт способствовал указ Елизаветы Петровны от 1761 года о разделении употребления карт на запрещаемое для азартных игр и дозволяемое для игр коммерческих. Не совсем ясен путь проникновения карт в Россию. Скорее всего, они получили распространение в связи с польско-шведской интервенцией в период Смутного времени начала XVIII в.
Карточная игра, находившая радушный приём в боярских домах и дворцовых палатах, безусловно запрещалась для простого народа. В 1648 году, вскоре после воцарения Алексея Михайловича, последовал царский указ, направленный на искоренение вредных обычаев и верований, всё ещё державшихся в среде городского и особенно сельского населения. В указе подробно перечислялись многочисленные прегрешения, требовавшие немедленного искоренения:
«… Сходятся многие люди мужсково и женсково полу по зорям, и в ночи чародействуют, с солничнаго всхода перваго дни луны смотрят, и в громное громление (в грозу) на реках и озерах куплются, чают себе от этого здравья, и с серебра умываются, и медведи водят, и с собаки пляшут, зернью (костями) и карты, и шахматы, и лодыгами играют, и безчинное скакание и плесание, и поют бесовские песни; и на Святой недели жонки и девки на досках скачут (на качелях), а об Рождестве Христове и до Богоявленьева дни сходятся мужсково и женсково полу многие люди в бесовское сонмище по дьяволской прелести, многое бесовское действо играют во всякий бесовския игры…».
Надо отметить, что наряду с азартной карточной игрой под запрет попадали и такие совершенно невинные забавы, как катание на качелях!
Указ 1648 года вводил целый комплекс мер по борьбе с карточной игрой и прочими «неустройностями». Его предписывалось «многожды» зачитывать по торгам, списки с него «слово в слово» рассылались в наиболее крупные сёла и волости, дабы «сей наш крепкий заказ ведом был всем людям» и никто не смог бы потом отговориться его незнанием.
Скоморошьи одежды, хари и маски, музыкальные инструменты, шахматные доски и колоды карт предписывалось отбирать и жечь, а в отношении людей, замеченных в нарушении указа, воеводам велелось «где такое безчиние объявится, или кто на кого такое безчиние скажут, и вы б тех велели бить батоги; а которые люди от такова бесчиния не отстанут, а вымут такие богомерские картные игры и другие, и вы б тех ослушников велели бить батоги; а которые люди от того не отстанут, а объявятся в такой вине в третие и в четвертые, и тех, по нашему указу, велено ссылать в Украйные (т.е. пограничные) городы за опалу». Да и самим воеводам, дабы они не манкировали с выполнением указа, делалось строгое внушение: «А только ты по сему нашему указу делать не станешь, и тебе быть от нас (царя Алексея Михайловича) в великой опале»
Надо полагать, что первоначально указ выполнялся со всей присущей ему жесткостью, и не одному картёжнику ободрали плетьми или палками спину на торгу. Но согласно поговорке «жестокость законов на Руси смягчается возможностью их неисполнения», действие этого указа постепенно сошло на нет – в основном из-за физической невозможности его исполнения.
Очередной и весьма ощутимый удар по игральным картам был нанесён в следующем, 1649 году. Составители знаменитого «Уложения» царя Алексея Михайловича отнесли карточную игру и её последствия к преступлениям сугубой уголовщины, жестоко караемым увечьем и смертью. В издании «Уложения» 1649 относящаяся к «картной игре» статья помещена в главе «о разбойных и татиных делах».
«А которые воры, – сказано в этой статье, – на Москве и в городах воруют, карты и зернью играют, и, проигрывая, воруют, ходя по улицам, людей режут, шапки срывают и грабят…», то таким следовало, после допроса с пыткой, «чинити указ (приговор) тот же, что писано выше о татех (разбойниках), то есть сажать в тюрьму, конфисковывать имущество, бить кнутом, урезывать уши (в последующем издании «Уложения» – пальцы и руки) и смертью казнить».
Отнесение карточной игры к составу серьёзного преступления оказало большое влияние на торговлю игральными картами. Сохранившиеся таможенные книги показывают, что после 1649 года привоз карт, например, в Великий Устюг, сократился вдвое против прежних лет, а после 1652 года вообще прекратился. Но прекратилась ли картёжная игра?
Специальными именными царскими указами 1668 и 1670 был введён особый режим в Кремле: людям различных чинов – от стольника и ниже – было строжайше запрещено въезжать в Кремль на лошадях, играть в азартные игры во время выходов государя в соборные церкви, при появлении царя предписывалось стоять без шапок «мирно и немятежно».
Значительные государственные расходы на ведение военных действий требовали постоянного поиска новых источников доходов. Сохранился любопытный документ, относящийся к концу царствования Алексея Михайловича и свидетельствующий, что в среде московской администрации, вероятно, убедившейся в неискоренимости карточной игры, возникла счастливая мысль обратить её в источник государственного дохода. Московское правительство и ранее неоднократно так остроумно поступало, сменив жестокое преследование употребления водки и табака на монопольную казённую торговлю этими товарами, к вящему приращению казны.
Упомянутый документ является грамотой, данной в Сибирь туринскому воеводе Алексею Беклемишеву в 1675 году. Оказывалось, что из Тобольска в Москву перед тем «писали воевода Пётр Годунов да дъяк Михайло Постников, что они (неизвестно на каком основании) отдали в Тобольске зернь и карты на откуп», иначе говоря, разрешили за счёт казны и под её прикрытием открывать игорные дома. (Заметим в скобках, что вместе с картами предприимчивый воевода отдавал на откуп и «безмужних жён для блуда» – и все ведь для блага казны!)
Соблазнительной инициативе Годунова и Постникова захотели последовать и многие другие города «тобольского разряда». Из Верхотурья и Сургута воеводы писали, «чтоб им по тому же зернь и карты отданы были на откуп». На эти простодушные писания великий государь указал: в Тобольске и прочих городах «зернь и карты отставить и откуп с зерни и карт из оклада выложить». Грамота предписывала сделать то же и воеводе туринского острога, Беклемишеву, даже и в том случае, если бы он по примеру Тобольска и по «отпискам» Годунова зернь и карты уже отдал на откуп. Зная нравы местных управителей, легко находивших лазейки в указах, царская грамота особенно указывала: самого «откупщика, будет он вдруг прислан из Тобольска, а не туринский жилец, и его из Туринска выслать, а впредь заказ учинить крепкий».
Преследование карточной игры сводилось не только к запретительным указам. В 1672 году по приказанию Алексея Михайловича лютеранский пастор Иоган Готфрид Грегори устроил в Преображенском новую театральную храмину, и в ноябре перед царем было дано первое представление – комедия «Артксерово действо». Вслед за этим последовали новые постановки комедийного и нравоучительно характера. Известность приобрела пиеса «История или действие евангельския притчи о блудном сыне», сочиненная Симеоном Полоцким. Постановка эта замечательна тем, что к ней была издана своего рода театральная «программка», в которой на рисунках были показаны сцены из действия, сопровождавшиеся пояснениями. По сюжету блудный сын, получив из рук отца часть имения, уходит из дома и начинает разгульную жизнь. Он нанимает множество слуг, играет в зернь и карты, вяжется с любовницами и, наконец, проматывает всё своё имение.
На одной из картинок этой «программки» блудный сын показан играющим за столом в карты и зернь в окружении игроков. Это – самое раннее изображение карточной игры в России.
После смерти Алексея Михайловича в 1676 году гонения против картёжников значительно смягчились. В царских указах, рассылавшихся на места, уже не было прежних застращиваний игроков увечьями и казнями за самый факт карточной игры; вся угроза ограничивается неопределённым выражением – «заказ чинить крепкой». Ввоз игральных карт в Россию возобновился и даже существенно увеличился, только в Великий Устюг в 1676-1680 годах их завезли 17136 колод.
Вскоре после разрешения карточных игр в России возникает собственное производство игральных карт. Уже в 1765 году правительства Екатерины II установило налог как на привозные игральные карты, так и на карты отечественного производства, причем пошлина на заграничные карты была в два раза выше. Печатание игральных карт в России было отдано на откуп, т.е. находилось в частных руках и приносило откупщикам, продававшим в год в среднем около одного миллиона колод, приличные доходы. Деньги же, полученные в результате налогов, поступали в пользу Воспитательных домов. И вот на землях родового поместья князей Вяземских (П.А. Вяземский — один из потомков этого древнего рода — был близким другом А.С. Пушкина), у села Александрово под Петербургом, аббат Оссовский, получив от правительства денежную помощь, построил в 1798 году корпуса Александровской мануфактуры, ставшей в начале XIX века одним из крупнейших предприятий России. После года работы мануфактура перешла в казну и была подарена Павлом I Воспитательному дому. В 1817 году управляющий мануфактурой А.Я. Вильсон предложил Опекунскому Совету открыть при мануфактуре карточную фабрику. Была составлена записка, которую 12 октября 1817 года утвердил Александр I. Правительство собиралось получить громадную прибыль, т.к. фабрика с монопольным правом производства карт устраняла всякую конкуренцию со стороны. Решение не давать откупов, срок которых истекал в 1819 году, и запрет на ввоз карт из-за границы предоставляли казне возможность назначить за карты любую продажную цену.
В 1819 году фабрика выпустила свою первую продукцию. За этот год было изготовлено 240 тысяч колод, которые стали продаваться по всей Российской империи (в 1820 году выпуск карт возрос до 1380 тысяч колод).
Созданные новые эскизы карт не имели собственного названия. Понятие «атласные» в середине 19 века относилось к технологии их изготовления. Атлас — это особый сорт гладкой, глянцевитой, блестящей шелковой ткани. Бумага, на которой они печатались, предварительно натиралась тальком на специальных талечных машинах.
Вернемся же к нашему вопросу о картах пушкинской эпохи («Пиковая Дама» была написана в 1833 году). В это время и вплоть до 1860 года на оборотной стороне карт имелось изображение пеликана, кормящего двоих детей мясом собственного сердца. Этот аллегорический знак пояснялся надписью: «Себя не жалея, питает птенцов». Становится понятной ироническая фраза одного из героев рассказа Н.С. Лескова «Интересные мужчины»: «Чтобы не заскучать — сели под вечерний звон „резаться“, или, как говорится, „трудиться для пользы императорского воспитательного дома“. А польза была. В 1835 году дюжина колод обходилась в 12 рублей, а продавалась за 24. К середине 50-х годов карт производилось в три раза больше, чем выпускали откупщики в 1818 году, прибыль же возросла в 4,5 раза и составляла 500 тысяч рублей в год.
Интересующие нас карты этого времени имели характер народных лубочных картинок (художники-профессионалы к деятельности фабрики еще не привлекались). Они изображали смешных немецких рыцарей на конях, размером с пони, и большеголовых неуклюжих дам. Например, пиковая дама при своем желании не могла испугать игрока до сумасшествия, как это произошло с впечатлительным Германном. Но тем очевиднее проясняется гениальный замысел Пушкина, построившего интригу повести на внешнем несоответствии забавных карточных персонажей с их скрытой роковой ролью.
Знакомые нам сегодня изящные рисунки карт без верха и низа родились благодаря таланту академика живописи А.И. Шарлеманя. В 1860 году ассортимент фабрики невероятно расширился: стали производиться карты уменьшенных размеров, пасьянсные, дорожные, детские, учебные и гадальные. Но чем интенсивнее развивалось производство, тем „архаичнее“ выглядели рисунки на картах во вкусе народного примитива.
Будучи историческим живописцем и баталистом, А.И. Шарлемань пробует себя в разных областях искусства. Он делает иллюстрации к произведениям А.С. Пушкина и других известных писателей, выполняет эскизы для Императорского Фарфорового завода и помимо этого создает оригиналы для игральных карт. Заслуга художника состоит в том, что ему, талантливому рисовальщику и знатоку истории, удалось найти верный тон в решении образного строя всех карт. Благодаря ему игральные карты стали отличаться своеобразным стилем и целостностью образов-символов.
Продукция фабрики с успехом демонстрировалась на Всемирных промышленных выставках в Париже в 1867 и 1878 годах. В 1893 году игральные карты с рисунками Шарлеманя были представлены на Всемирной выставке в Чикаго и получили бронзовую медаль и почетный диплом.
Созданные новые эскизы карт не имели собственного названия и не назывались Атласными. Само понятие «атласные» в середине 19 века относилось не к рисунку или особому стилю карт, а к технологии их изготовления. Самим словом атлас назвали тогда, да и сейчас называют особый сорт гладкой, глянцевитой, блестящей шелковой ткани. Бумага, из которой тогда изготовляли карты, была шероховата, с пятнами и разводами, плохо проклеена, нередко имела разную толщину в листе. Для придания картам улучшенного вида бумага, на которой они печатались, предварительно натиралась тальком на специальных талечных машинах, работа на которых была чрезвычайно вредна для здоровья. Карты, изготовленные на атласной бумаге, не боялись влаги, при тасовании хорошо скользили и стоили дороже. В 1855 году дюжина колод атласных карт стоила 5 рублей 40 копеек, наравне с золотообрезными картами, изготовлявшимися вручную для императорского двора.
А.И.Шарлемань. Игральные карты пасьянсные .1862.
Рисунки Шарлеманя использовались при изготовлении атласных карт, карт первого и второго сорта, а также карт «Экстра» уже в 30-х годах 20 века. Постепенно вся карточная продукция стала изготавливаться на атласной бумаге, и собственное название Атласные прочно закрепилось за картами Шарлеманя. В «Прейс-Куранте розничных цен на 1935 год» Государственной Карточной Монополии, находившейся в ведении Народного Комиссариата финансов, колода карт «Атласные» в 52-53 карты стоила 6 рублей.
Интересный вопрос – а кто был прообразом карточных персонажей? Русские карточные фигуры анонимны, но французские карты, послужившие основой для работы Шарлеманя, имеют свои точные имена, которые писались и до сих пор пишутся прямо на картах. Карл Великий, король франков, возглавлял червовую масть; пастух, певец и древнееврейский царь Давид – пиковую; Юлию Цезарю и Александру Македонскому были отданы бубновая и трефовая масти. Дамой червей стала героиня библейской легенды Юдифь, а особо знаменитой в России пиковой дамой – греческая богиня мудрости и войны Афина Паллада. Бубновая масть традиционно ассоциировалась с богатством, сам символ бубновой масти, который мы привыкли видеть в виде ромба, до сих пор называется «diamond» – алмаз.
Игральные карты дорожные. 1870-е По оригиналам А.И.Шарлеманя Петербург. Карточная фабрика при Императорском Воспитательном доме. Собрание А.С.Перельмана
В 16 веке даме бубен придали черты Рахили, героине библейской легенды о жизни Иакова. По легенде, она была женщиной жадной, что вполне соответствовало ее новому карточному положению. Образ дамы треф стал собирательным. Ее стали изображать в виде, говоря современным языком, секс-бомбы, к которой намертво пристало прозвище Аргина, царственная. Это словцо стало столь популярным, что все королевы, а также фаворитки и любовницы французских королей за глаза назывались этим именем. В образе валетов вошли в историю Этьен де Виньель, рыцарь времен Карла VII (черви), благородный Ожье Датский (пики), один из рыцарей Круглого стола Гектор де Маре (бубны) и наконец сам сэр Ланселот, старший рыцарь Круглого стола (трефы). Во времена императрицы Елизаветы Петровны и русские игроки называли карты по именам. Поэт В.И.Майков в поэме «Игрок ломбера» смело бросает на стол Огиера – валета пик.
С конца XVIII века начался настоящий карточный бум, охвативший всю русскую культуру. Например, Державин в молодости жил в основном на выигранные в карты деньги, а Пушкин в полицейских донесениях значился не как поэт, а как „известный на Москве банкомет“. Азартные Некрасов и Достоевский нередко проигрывали последние копейки, а осторожный Тургенев предпочитал игру „на интерес“. В тогдашнем светском обществе, особенно провинциальном, чуть ли не единственным развлечением были карты и связанные с ними скандалы.
Постепенно карточные игры разделились на коммерческие, основанные на четком математическом расчете, и азартные, где всем правил случай. Если первые (винт, вист, преферанс, бридж, покер) утвердились среди людей образованных, то вторые (сека, „очко“, штосс и сотни других, вплоть до безобидного „подкидного дурака“) безраздельно царили среди простонародья.
Традиционная колода. Италия
На Западе „умственные“ карточные игры, тренирующие логическое мышление, были даже включены в школьную программу. Впрочем, карты стали служить и для совсем уж неинтеллектуальных занятий. Если на них изображены голые девицы, тут не до бриджа. Но это совсем другая игра.
Надо сказать, за столетия появлялось немало желающих модернизировать карточные изображения, заменив их на зверей, птиц, предметы обихода. В политических целях выпускались колоды, где в роли королей выступали Наполеон или германский император Вильгельм. А в СССР в годы нэпа были попытки изображать на картах рабочих с крестьянами и даже ввести новые масти — „серпы“, „молоты“ и „звезды“. Правда, подобную самодеятельность быстро пресекли, а карты надолго прекратили печатать как „атрибуты буржуазного разложения“.
Итак, в какие же карты мы сейчас обычно играем ?
А.И.Шарлемань. Игральные карты. Картон, тушь, перо ,акварель ,гуашь. Собрание А.С.Перельмана
1875 год. Атласные карты, выполненные по эскизу А.Шарлеманя
Рисунки карточных фигур с монограммой Шарлеманя выполнены в натуральную величину карточной колоды. Созданы по заказу карточной фабрики в 1860 — 1870-е годы и до сих пор остаются самыми известными и популярными карточными рисунками в России.
Такие забудешь не враз, и не скажешь, что, дескать,
Ещё слишком молод, и не отмахнёшься хвостом.
Какие тут игры, когда Он серьёзен до жути!
Я даже не хахал и сложное видел в простом.
Слова Его жалили душу огнём и хлыстом,
А звёзды на небе горели и пахли кунжутом.
Мой друг оказался провидцем. О, как же он прав!
Я был наготове, но Время приходит без стука.
И встретила осень меня терпким запахом трав,
Который и слаще костей, и острее приправ,
И осень пришла ко мне рыжей в подпалинах сукой.
Мне Кот говорил, промурлыкав, попался, мол, Пёс.
Вприпрыжку носился и даже, наверное, вскачь я.
Мой 'сон' оказался реальным. До смеха и слёз.
Ведь запах Её совершенный учуял мой нос.
Но люди, не чувствуя, скажут лишь 'Свадьба Собачья'
Роберт Белинский
Вообще-то, приём это сложный и встречается он редко.
Наши люди и человека-то описывают крайне тяжело, будто жизнь прожили среди манекенов и героев сериалов, а живых людей никогда в глаза не видали. Само собой разумеется, что животных народ и подавно не может дельно описать. У большинства писателей животное, присутствующее в тексте, вообще тяжело назвать полноценным персонажем: оно не живёт в пространстве книги, а выполняет какую-нибудь механическую функцию. Лошадь изображает мотоцикл – она так же быстра и неутомима, её так же можно «заправлять», когда владелец спохватится, она так же безотказна. Сел – поехал. Герои, сидя в седле, ухитряются книжки читать – такая у фэнтезийной лошади поступь нетряская. Собака представляет собой охранную систему и оружие в одном флаконе: лает, кусает и в дом не пускает. Кошка и прочие мелкие животные обычно «оживляют текст» всякими нелепыми ситуациями, в которых участвуют. В общем, личность живого существа значения не имеет.
Она и в жизни-то для огромного большинства людей значения не имеет. Литература только отражает обывательские представления о всевозможных божьих тварях: они существуют в пищу, для пользы дела, во вред – и достаточно. Слова о личности собаки или кошки вызывают искреннее недоумение. Впрочем, как я уже сказал, обыватель и в человеке видит примерно то же самое, поэтому удивляться не приходится.
Это современная общелитературная болезнь – отсутствие в персонаже души. Нет, дамы-господа, я понимаю, что снова предлагаю сыр бри вместо ржаного хлеба. Надо учиться писать людей, а я говорю о животных. Но мне вдруг пришло в голову: а вдруг, если начать с другого конца, легче пойдёт? Ведь необычная творческая задача по определению ломает канон, а для борьбы с картонностью и бездушностью сломанный канон – половина дела.
Итак. Сегодня мы рассмотрим такую странную тему: животное в фантастике, фэнтези, мистике – и даже реалистической прозе. Особый момент – животное как фокальный персонаж.
Для начала упомянем всякую проходную божью тварь, которая вступает с героем во взаимодействие. И уточним: любая деталь книги должна быть вписана в ткань повествования надёжно, вызывать доверие и работать на идею. Что из этого следует? Лошадь-скутер, сидя на которой можно читать, обедать, курить, обниматься-миловаться с девицей, ехать без остановки стопяццот километров и заправлять лишь по мере надобности – в ткань очень кривого повествования, может, и впишется, если там всё идиотское, но доверия не вызывает и на идею не работает.
Лошадь – непременный атрибут фэнтези. И авторы фэнтези всё время забывают, что лошадь – живое существо. Слишком уж привычно всё объяснять «магией». Но посмотрим на самые одиозные вещи.
Живую лошадь надо кормить и она устаёт. Почитайте, дорогие друзья, реалистические романы восемнадцатого-девятнадцатого века: сколько времени на лошади скакали, а сколько ей давали отдохнуть. Сколько времени уходило на то, чтобы лошади поели? «Покормить лошадь на постоялом дворе» - не десять минут, несколько часов. Лошадь, как существо крупное и травоядное, ест и пьёт помногу, насыщается неторопливо. А если гнать лошадь в карьер, не давая ей передышки – помрёт лошадь. «Загнал трёх лошадей» - да, бывало. Иногда срочность какого-нибудь донесения в мире без телеграфа-телефона-Интернета важнее, чем жизнь несчастной бессловесной животины; и людьми так же жертвовали. Но невозможно скакать галопом три дня подряд, на одной и той же лошади – и чтобы она была к концу этой бешеной скачки как новенькая. Магия? Ага, та же самая, которая даёт главгерою возможность три дня ходить с перерезанным горлом.
Второй момент – плотоядные лошади, любимые дамами. Ну, вы знаете, чёрный клыкастый ехидный конь в пальто с Мери Сью в седле. Питается мясом. Как вы думаете, сколько мяса требуется активно двигающемуся живому существу весом в три-четыре центнера? Ага. А как вы думаете, почему хищники активны только во время охоты, а потом отдыхают-переваривают? Верхом на гепарде Мери Сью прокатиться не хочет? Разгоняется дивный зверь, как хороший автомобиль. Минуты на полторы. А потом ему требуется полноценная пища (которую он, предполагается, за эти полторы минуты поймал – много килограммов парного мяса) и полноценный отдых, часов пять-семь. Вот так оно живёт, крупное, тяжёлое, хищное существо. На такую жизнь почти любой хищник рассчитан матерью-природой. Поэтому присутствие в тексте плотоядного коня лично для меня разрушает доверие в момент. Это не живое существо – это дурная декорация. Можете обложить меня любым матом, вроде «это же МАГИЯ!» и «это же сказка»; глупость кромешная, по-моему, ею и остаётся. Непонятно, что за мутант такой – хищник с телом травоядного зверя. Нечем кормить: такой коник разорит хозяйку на мясе, ведь в псевдосредневековых мирах, где это всё и происходит, мясо нечасто приходится есть и людям, оно дорого. Не каждый же день владелица может скормить своему коню главзлодея! Очень крупный голодный хищник не съест от бескормицы собственную владелицу? Далее: хищник такого размера по определению недостаточно вынослив – и с этим ничего не поделаешь. Я уж не говорю, общаться, как Мери Сью с ехидным конём, с хищниками нельзя. И с травоядными – нельзя. И ни с кем нельзя.
Я вижу в качестве ездового хищника только один тип живых существ. Псовых. Поэтому варги Толкина более или менее достоверны, в отличие от. Я бы усомнился в них, как в верховых животных именно, но как вьючные или запряжённые во что-нибудь, от нарт до тележки, собаки издавна хороши. Вес-размер у пса или волка невелик – с конём не сравнить, поэтому провиант для собак легко брать с собой; эскимосы или чукчи и брали. Псы охотятся стаей, специфическим образом – много часов преследуют добычу, выматывая её. Они очень выносливы. Поэтому вот так, много часов могут везти нарты, могут. В команде – особенно. У них командный дух силён, у псов. «По северу ехал один эскимос; везли его десять собак и барбос», - да, было дело. Хорошенько ощутите разницу между вьючным псом и хищным конём. Ну да.
В общем, когда мне самому для пользы дела потребовался конь, не знающий усталости, хищного и страшного вида, не требующий корма, я пресловутой магией заставил двигаться чучело. Мне кажется, что лучше движимый етицкой силой лошадеобразный мотоцикл у героя, чем живое существо, нарушающее одним своим существованием все законы природы.
На самый худой конец, если уж герою так необходимо появиться верхом на страшном чудовище, способном кого-нибудь сожрать, я представил бы себе что-то такое всеядное и ужасное, вроде кабана, что ли, или какой-нибудь фантастической модификации медведя. Которое жрёт, как свинья, любые помои, от картофельной шелухи до трупов включительно, выносливо и проходимо, как танк, очень агрессивно. Похожие создания мне, как будто, встречались где-то у Гаррисона, но авторши фэнтези, похоже, считают их не такими гламурными, как ехидный конь. И контакт с такой тварью надо прописывать серьёзнее, потому что слепому ясно: сюсюк тут не прокатит никак.
Очередной раз повторю: у живого существа – свой характер и потребности. Просто взаимоотношения героя с конём – уже изрядный кусок раскрытия образа героя, потому что с бессловесными тварями человек обычно очень откровенен. Но обычно этим никто не занят, хотя чувствуется настоятельная потребность.
И не надо, не надо приплетать сюда фольклор! У народной сказки и мифа – другие корни, другие средства, другие цели. У авторской литературы, даже у авторской сказки – принципиально противоположный подход. Лучшее, что может сделать автор фэнтези – не корчить из себя «творца современного фольклора», а озаботиться той необходимой степенью достоверности, которая и превращает текст из дешёвой развлекухи в литературу.
Следующий момент: оборотни.
Оборотни – предмет тёмный, хотя бы потому, что нет строгого мифологического канона, а без него всё совершенно непонятно. Поэтому я лично за оборотней обычно не берусь – только по крайней производственной необходимости.
Вот анимаг. Оборотень, который превращается в животное по доброй воле, путём специальных манипуляций. Человек на четвереньках в теле зверя. Собственно, это не задача для писателя: меняется, в какой-то степени, только способ передвижения и угол зрения. Человек, «обернувшийся зверем», не становится зверем, он его изображает. Это бывает нужно в сюжете, как проходной эпизод, не спорю – но, ИМХО, не интересно. Грубо говоря, аквалангист – это акула-анимаг; уровень изменения личности примерно такой.
Собственно оборотень, ликантроп, вервольф – это существо, из которого вытягивает его звериную суть луна или ещё какое-то сильное колдунство. А вот у вервольфа луна вытаскивает наружу его собственную звериную суть в виде неведомой фигни или, всё-таки, волка?
Мой единственный, так сказать, кадровый, правильный оборотень был «заражён» ликантропией, как мог бы заразиться бешенством. Но звериная суть вышла, большей частью, его собственная, а волчье её только подкрасило. У второго оборотня, Волчьего Пастуха, эта самая «волчья суть» была второй натурой изначально, обуславливая вполне человеческое поведение. То есть, «выпустив волка», он выпустил на свободу самого себя. Из проделанных в этом направлении экспериментов я заключил следующее.
«Волк» - скорее, символ человеческого подсознательного, кудлатый и клыкастый. К волку реальному имеет довольно слабое отношение. Посему вервольф – не человек, превратившийся в волка, а человек, «одичавший», «озверевший», стряхнувший с себя культурные запреты. Отсюда следует, что в полнолуние поведение вервольфа будет зависеть от свойств его человеческой личности, а не от «волчьей примеси». И повадки оборотня надо выписывать соответственно: не столько как зверя, сколько – как человека, страдающего эпилепсией, шизофренией или ещё каким-нибудь психическим расстройством, при котором приступы случаются периодически, а во время приступов резко изменяется поведение. Удачных книг, где оборотни играют значимую роль, немного, но те, что есть – хоть вещицы Лорел Гамильтон той же – примерно по этому типу и выстроены.
Мне кажется очень удачным изображение во многих фильмах ужасов вервольфа не в виде волка, а в виде неопределённой, громадной и свирепой твари. Этакий символ освобождённого бессознательного, влекомый похотью, жестокостью или голодом.
Поэтому спорно, что для создания образа оборотня надо опираться на психику животного, а не человека. Впрочем, большинство авторов вообще не заморачивается. Всё равно для них любая звериная шкура – лишь костюмчик для ролевых игр.
Дракона в качестве фантастической живности мы тоже пока рассматривать не будем. Дракон – слишком символ, к тому же в большинстве современных пописух он относится к породе «сексапильный вьюнош, у которого периодически отрастают крылья и хвост». Вдобавок, у дракона отсутствует достоверный прототип в животном мире, а мир мифологический – глубоко другое, всё-таки.
Перейдём к главной теме: нам требуется зверь в качестве фокального персонажа.
Говоря о звере, как о фокальном персонаже, я буду в дальнейшем иметь в виду самых простых и обиходных живых существ. Большей частью – кошек и собак. Они всем известны, их легко наблюдать, у человечества накоплен громадный опыт общения с этими существами. Есть немало книг, реалистических в основном, в которых собака выступает в качестве фокального персонажа. Ну, все помнят, Лондон, Троепольский, Головин, Джессап – в общем, много более или менее достоверных и определённо талантливых текстов, которые можно рассматривать, как образцы жанра.
Зачем животное выбирается в главные герои?
Фокально описанный зверь способен решить множество писательских задач. Самая распространённая: взглянуть на человеческое общество вообще и на людей в частности глазами наблюдательного, неглупого, но чуждого человеческой культуре создания. Хрестоматийный пример – Свифт, ага.
Вторая возможная задача: напротив, дать возможность людям понаблюдать за поведением собаки – обычно, собаки, хотя может, есть и другие книги – изнутри. Из этих чудных, тёмных, влажных глаз, под которыми – лучший нос на свете. И вот она – тяжелейшая актёрская работа. Потому что для достоверного создания образа собаки или кошки мало принятых стереотипов. Надо наблюдать и вживаться.
Что ж такое – тёмные умные глаза собаки?
Во-первых, они плохо видят. Барбос зрительно воспринимает окружающий мир только в радиусе около двадцати метров – хорошо, в радиусе до сорока метров – как очень близорукий человек. Во-вторых, близорукость пса компенсируется отличным слухом и очень хорошим обонянием. Интересно наблюдать, как пёс ждёт хозяина из магазина, к примеру, или с одним человеком дожидается другого: он напряжённо всматривается, всматривается в толпу; время от времени ему кажется, что он узнал – начинает вилять хвостом, ставит уши... нет, обознался. И тут до ноздрей пса доходит струя запаха – о! Вот же он! Радостный лай или визг. Дождались.
Посмотрим, как устроен барбос. Он создан так, чтобы всё время контролировать поверхность земли, покрытую следами. Его лучший на свете обонятельный агрегат, более совершенный, чем современные анализаторы запахов, всё время направлен вниз. Первое, что пёс сделает с необычным объектом – обнюхает. Пёс видит мир снизу. Делает выводы по ногам и рукам людей. Ловит те потоки воздуха, которые несут запахи у самой земли.
Нос – влажный. Чтобы не пересыхал, его облизывают: слизистая должна быть в идеальном порядке. Обонятельный лабиринт, скрывающийся в этом носу – чудо природы: в расправленном виде он оказался бы больше по площади, чем вся шкура пса. Пёс оценивает пищу по запаху, предметы – по запаху.
Есть интересная версия. Собака хорошо понимает, с кем из людей имеет дело, в частности и потому, что всё время обоняет изменяющийся гормональный запах человека. Страх – пахнет, злость – пахнет.
Довольно распространённая ошибка писателя, пишущего «из глаз» собаки или кошки – сюсюканье. Приписывание зверю этакой слащавой дурости. «Он, конечно, не мог понять, зачем это надо». «Он, конечно, не понимал назначения этой штуки». Дурачок мохнатый... Как правило, эта манера выдаёт полное незнакомство писателя с предметом.
«Умей собака говорить, она освоила бы школьный курс алгебры», - говорят учёные о психике псовых. Интеллект собаки куда серьёзнее, чем принято считать в обиходе. И назначение большей части бытовых предметов пёс знает не хуже его хозяев. Пёс знает, что с сумочкой хозяйка ходит в гости, с хозяйственной сумкой – в магазин, а с сумкой-тележкой – на дачу. Пёс понимает, что хозяин не позовёт его гулять, если берёт с собой ноутбук, а вот если потянулся к старой куртке – иное дело. Пёс понимает, что такое общественный транспорт, проезжая часть, автобус, личный автомобиль. Понимает, что такое упаковки продуктов. Собачьи консервы – это интересно, но без хозяина открыть нельзя. Бутылка йогурта – это очень интересно и можно открыть самостоятельно. Пакет с бананами – это совершенно не интересно, можно даже и не принюхиваться.
Те, кто держал собак, знают, насколько отлично собака запоминает и понимает слова – учёные уже в курсе, что не интонацию. Экспериментально доказано, что пёс может различать по названиям триста предметов. Более того, одарённые собаки, если им показать на два предмета, знакомый и незнакомый, и попросить подать названное незнакомым словом, логически доходят до идеи, что речь идёт о незнакомом предмете. Есть запротоколированный экспериментальный материал. Все, наверное, наблюдали: пёс знает, что он – Рекс, Дусенька, Лапуля, Рексик, Лохматенция, Пёс, Собака, Он и Куда обормот полез. Соответственно, всё это необходимо учесть.
Пёс – существо территориальное. Всем известно: если собаке приходится мочиться на территории, где не бывает других собак, она не оставляет капельку под каждым кустом; пёс экономит мочу и ценный секрет анальных желёз, чтобы обозначать себя в мире и сообщать о себе миру. По запаху чужой мочи и фекалий внимательный барбос делает далеко идущие выводы. Пара приятелей-кобелей очень забавно перекрывают территориальные метки друг друга – собачья подначка.
Собаки – существа стайные и очень общительные. Пёс не существует вне коммуникаций, он постоянно налаживает отношения с людьми или другими собаками. Пёс озабочен собственным статусом, территорией, тем, насколько его уважают окружающие. В этом смысле между псовыми и людьми – много общего.
Речь собаки, обращённая к людям – язык тела. Собаки его тоже читают, но для человека закрыт язык запахов, пёс в курсе. Поэтому человеку он показывает. Любой пёс, который общается с людьми – мастер пантомимы. Он идеально объяснит, что именно ему нужно – без слов, и так очевидно. «Дай мне попробовать то, что ты ешь? – всем знакомо это выражение лица? – Ну, пожалуйста!» «Пойдём гулять? Ошейник надень, а намордник – не надо». «Брось для меня эту палку! Вот эту палку – на, возьми – и брось её подальше. А я принесу!» «Прости, виноват». «Почеши мне ушко... вот тут... ещё... Да, вот так – прекрасно!» «Отойди от меня, не трогай, а то укушу!»
Попробуйте последовательно представить себе позы, соответствующие человеческим репликам. Да, пёс всё показывает, и все эти тонкие невербальные сигналы должны быть описаны, если мы хотим, чтобы образ собаки в тексте был достоверен.
На звуки, издаваемые псом, тоже хорошо бы обратить внимание. Собаки не только лают и скулят. Да и лай бывает очень разный: злобный лай на врага и радостный лай с визгом, когда вернулся, наконец, хозяин – сильно различаются, не перепутаешь. Они ещё свистят, очень тоненько. Издают в высшей степени своеобразные, почти членораздельные звуки; мой пёс выдаёт такую обиженную тираду, если ему сказать: «Ты не показывай, ты объясни». Рычат. Да и вообще, собака – существо разговорчивое.
Прежде, чем начать писать собаку, надо наблюдать и наблюдать. Чем больше тонких нюансов поведения пса будет замечено, расшифровано и переведено на человеческий язык, тем лучше выйдет текст. Животных, как и людей, очень полезно писать с натуры.
Кошек в последнее время описывают чаще: котэ – король Интернета. Кошек чаще и дома держат, больше возможностей понаблюдать. Отсюда много очень неплохих миниатюр в блогах из жизни кошек. Но фокально кошек описывали редко, а таких масштабных вещей, как тот же, хотя бы «Зов предков», где фигурировала бы кошка, и вовсе фактически нет – не вспоминать же Кунина! Это, видимо, объясняется тем, что кошка кажется зверем более далёким от человека, чем пёс, менее понятным, к тому же, её участие в человеческой жизни – условно. Кошка гуляет сама по себе.
Оттого, большей частью, становится героиней анекдотов, баек, рассказов, историй, но не романа. Хотя как личность кошка не менее интересна, чем собака.
Что же видят эти опаловые очи с вертикальным зрачком?
Начнём с того, что, в отличие от тёмных собачьих глаз, опаловые кошачьи видят очень хорошо. Правда, учёные никак не могут решить, насколько хорошо обычная мурка различает цвета, и склоняются к мысли, что, скорее всего, она их различает неважно. Встроенные в кошачьи глазницы приборы ночного видения не требуют цветовой дифференциации: мышь – она и есть мышь, её цвет не имеет принципиального значения. Зато движение кошка замечает в почти полной темноте: буквально звёздного света достаточно, чтобы полёвка какая-нибудь, шевельнувшись в листве, себя обнаружила. В сочетании с острейшим слухом – вечно настороженные торчащие ушки – машина смерти для всего меленького и шуршащего.
Важно ещё отметить осязание. Усы – дополнительный орган осязания в темноте. Обратите внимание: мурка может «навести усы на цель», сокращая мускулы на щеках – направить их вперёд, а может расслабить – и они раздвинутся в стороны. Важная и функциональная вещь; у пса его мелкие усики только для проформы, рудимент, можно сказать, они ему особенно не нужны. А у кошки всё тело покрыто длиннейшими чувствительными волосками – ориентация в темноте, всё понятно.
Наша серенькая мурка – ночной хищник, совершенный до восторга. Кривые когти специальный мускульный механизм втягивает в подушечку лапы, в меховые чехлы, оттого они всегда остры, не тупятся о дорогу при беге, как собачьи. Гибкость и упругость – феноменальны. Вестибулярный аппарат в сочетании с гибкостью и упругостью – столь прекрасен, что кошка выворачивается в воздухе и падает на лапы, сорвавшись с высоты. Семь и даже десять метров – не травмирующий прыжок или падение. Крохотный котёнок спрыгивает с колен хозяина, легко пружиня лапками; если такой подвиг повторит щенок того же возраста, он может серьёзно покалечиться.
Правда, команда псов на охоте эффективнее, чем кошка-одиночка. Но это вопрос приоритетов.
Кошка, как уже давно было сказано, гуляет сама по себе. Она может вообще не нуждаться в обществе себе подобных. И собачьего «чувства локтя» у неё нет. И не связывает она себя со всем кошачьим родом в одно целое: физиолог, работавший с этими эгоцентричными существами, писал, что кошка может ласково бодать руку со скальпелем, которым только что вскрыли на её глазах другую кошку. Нет у этих типов чувства ответственности за весь белый свет, как у псов.
Но абсолютная любовь – к человеку, к собаке, к другой кошке – случается. Описана, к примеру: samlib.ru/k/kwashnina_e_d/black_cat.shtml - в этом прекрасном рассказе. Так что кошки – вовсе не бесчувственные эгоисты.
Кошки великолепно понимают людей. Как минимум, не хуже, чем собаки. Моя знакомая рассказывала, как однажды беспризорная и больная мурочка, которой явно нужна была человеческая помощь, шатаясь, подошла к ней на улице и буквально обняла её ботинок. Разумеется, надо быть бесчувственной негодяйкой, чтобы оттолкнуть страдающее животное – знакомая взяла кошку с собой, «только чтобы ей помочь». Эта самая кошка, уже здоровая, вальяжная и располневшая, живёт в доме седьмой год – и ни у кого из домашних, трепетно её обожающих, разумеется, не поднимается рука выгнать её на улицу.
Я часто слышал, что кошки приводили своих особенно симпатичных, «открыточных» котят в места, где им случалось общаться с людьми, достойными доверия – с теми, кто кормит бездомных кошек, к примеру. Одного такого «приведённого матерью в хорошие руки» - видел. То есть, у кошки хватает здравого смысла просчитать судьбу своего потомства: обычных уличных котят она учит удирать при виде человека, а вот этакий рыжий с серебринкой пушистый шарик или подобную прелесть – напротив, обучает доверять и ласкаться, потому что это ему в жизни полезнее. Трезвый такой, практичный, житейский расчёт, для которого надо не только отлично разбираться в людях, но и понимать, что такое человеческие симпатии и антипатии. Оценивать с чужой точки зрения – прерогатива разумного существа, поэтому сюсюканье и сантименты в «кошачьих» рассказах выглядят особенно неприятно и недостоверно.
Кошки «плохо дрессируются» не по глупости своей, а по независимости нрава. Собаку легко заставить, научить или приохотить ходить строем, кошка «ходить строем» не будет, потому что ей это не интересно. А если вдруг что-то из собачьих дисциплин кошке интересно – она обучается этому играючи. Носит поноску, к примеру, или приносит брошенный предмет. Подумаешь, науки-то было...
Любая мурка очень любит тепло. В тепле её шерсть вырабатывает особый, полезный для кошачьего организма фермент, который кошка и слизывает, когда чистится. Поэтому всякая кошка предпочтёт сидеть на тёплом – а батарея это парового отопления, работающий ноутбук или ваш собственный живот, особого значения не имеет. Хотя, на животе сидеть приятно, может, ещё и погладят.
Как все очень чувствительные тактильно существа, кошки обожают прикосновения. Но не такую грубую возню, как псы – мурка существо нежное.
Человеческую речь кошка, как будто, понимает неплохо – но это ничем не доказано. Это собаку можно убедить играть в глупые человеческие игры, запоминать кучу всякой ерунды, а потом вынимать из кучи предмет по команде: «Дай мишку. Дай зайку. Дай ёжика». Кошка не станет этим заниматься вне зависимости от уровня интеллекта. Поэтому – предположим, что кошка понимает бытовые разговоры плюс-минус на собачьем уровне, так, без фактического подтверждения.
Для общения с людьми и себе подобными кошка чаще использует звук, чем язык тела. Только угрозы у неё выглядят телесно выразительно. Прочее – «мяу», хотя, собственно «мяу» услышишь редко.
Мурлычут, урчат кошки-матери, успокаивая котят: утрированный звук дыхания рядом, «мама дома». Для человека – такой же дружелюбный успокаивающий звук. Шипят мурки, предупреждая о собственных агрессивных намерениях; некоторые кошки ещё и плюются при этом. Подзывают котят, друг друга и человека особым звуком; фелинологи называют его «трель». Представьте себе «м-ррр!» произнесённое очень нежно и высоко. Этим звуком можно расположить к себе любую кошку, даже дикую – их, видимо, потрясает уровень владения их языком. Есть ещё немало более сложных сигналов, не говоря о том, что некоторые звуки кошка издаёт именно для людей: стоит ей заметить, что гнусные вопли в пять утра поднимают хозяина с постели, чтобы дать кисе покушать – как вы будете обеспечены гнусными воплями голодной кошки на вечные времена. Кошки очень наблюдательны и легко делают выводы.
Совести – в собачьем смысле – у кошек нет. Никакая сила не заставит кошку делать то, что лично ей неудобно. Невозможно объяснить кошке, что нельзя взять пищу со стола; можно напугать её настолько, что она будет опасаться залезать на стол при вас, но без вас залезет и съест, что захочет. Сытая кошка не польстится – и только.
Но говорить о кошках и собаках можно ещё долго. Я вытряхнул весь этот ворох материала, чтобы показать, на чём может базироваться созданный в тексте образ собаки или кошки. Некоторый антропоморфизм – неизбежен; всё-таки, мы же говорим о существах, которые не мыслят словами, а описывать их мысли приходится словами, это несколько искажает картинку. Но всё равно, учитывая нюансы физиологии и поведения животного, пронаблюдав кошачью или собачью личность – можно сделать приличный набросок с натуры, который вызовет у читателя впечатление достоверности.
Подытожим.
Учитываем физиологические особенности. Учитываем психические особенности каждой конкретной особи. Учитываем все невербальные сигналы – ведь не бывает у животных других сигналов, если речь не идёт о говорящем попугае или человекообразной обезьяне – и пытаемся «перевести» их на человеческий язык. Лепим образ по системе Станиславского примерно таким образом.
Не «анимаг» - я, человек, натягиваю собачью шкуру. Не «оборотень» - собака как человек, только без мозгов и одержимый инстинктами. Скорее, - я, двоесущный, пёс или кот в человеческом обличье, на некоторое время обзавёлся даром речи, чтобы рассказать о своих мыслях и ощущениях.
Не то, чтобы эта система была идеальной. Я уже не первый год думаю, как идеально описать животное человеческими средствами – и пока ни к чему не пришёл. Но это – рабочая система, таким образом можно добиться неплохих результатов.
Последнее, о чём я хотел бы сказать: работая с животными, нельзя спекулировать на эмоциях. С помощью образа зверя на много порядков легче вышибать слёзы – всем известный приём, называемый в обиходе «аднаногая сабачка». Спекуляции такого рода, то есть, текст, призванный только выбить слезу над несовершенством человеческого рода и несчастной живой тварью – нехорошо выглядят, даже если их автор сам Троепольский.
Это слишком дёшево, чтобы быть удачным. Работая с животными, нельзя забывать: идейная наполненность текста должна быть такой же серьёзной, как и при работе с людьми.
«В Средние века очагами книжности были монастырские библиотеки, при которых действовали скриптории.»
«Скрипто́рий (лат. sсriptorium от scriptor — писец, переписчик) — мастерская по переписке рукописей, преимущественно в монастырях. Первые скриптории возникли в VI—VII веках на юге Италии, во Франции, в Ирландии, Испании.»
«В XIII веке скриптории приходят в упадок, книжным производством начинают заниматься городские ремесленники.»
«Из-за огромной стоимости манускриптов и трудоёмкости их изготовления книги приковывались к библиотечным полкам цепями (см. книги на цепях).»
«Цепь соединялась с книгой посредством металлического кольца, вставленного в обложку или угол, поскольку если цепь прикрепить к корешку книги, то износ фолианта будет намного больше. Книги на цепях стояли на полках корешками от посетителя, то есть «неправильно» с точки зрения современного библиотекаря — корешки книг, стоящих на полке, были невидны. Книга ставилась таким образом для того, чтобы её можно было взять и открыть не переворачивая и не путаясь в цепях.»
«В библиотеке Марша нет книг, прикованных цепями: вместо этого читателя там запирали в клетку.»
«Изобретение печатного станка и развитие книгопечатания внесли огромные изменения в облик и деятельность библиотек»...
«В Европе ручной типографский станок первым применил Иоганн Гутенберг. Считается, что в основу его изобретения легли аналогичные механизмы винного пресса и пресса бумагоделательного производства[1]. Изобретения Гутенберга очень скоро распространились по всей Европе, а потом — и по всему миру.
«Считается, что печатный станок и подвижные литеры стали одним из ключевых факторов, ускоривших наступление Ренессанса.»
Сделала она это очень просто — начала продавать нейлоновые чулки.
«Сегодня мы отправляемся в мир завтрашнего дня», — так в октябре 1938 года химический концерн «Дюпон» провозгласил наступление будущего. Эйфория была связана с изобретением в 1935 г. нейлона — первой синтетической ткани в истории моды. К официально объявленному «дню нейлона» американские магазины дамского белья выложили на прилавки первые нейлоновые чулки…
читать дальшеВ начале 1930-х годов компания DuPont начала проводить эксперименты по созданию искусственного материала, который мог бы стать заменой шелка. Исследователь по имени Джулиан Хилл провел ряд экспериментов с длинной цепочкой углеродного полимера, в результате чего открыл процесс, в ходе которого удалось создать волокно с шелковистой структурой.
Вопреки указаниям своего начальника Уоллеса Карозерса, Хилл продолжил эксперименты, и в 1935 году миру явилось первое настоящее синтетическое волокно, которое мы знаем как нейлон (тогда он носил название «полимер 6.6»). Это изобретение, запатентованное в 1937 году, было посмертно присвоено не Хиллу, а Карозерсу, когда последний покончил жизнь самоубийством.
Блестящий ученый, страдавший от хронической маниакальной депрессии, свел счеты с жизнью вскоре после того, как узнал о беременности жены, и в компании DuPont было принято решение почтить его память, признав изобретение нейлона заслугой Карозерса, а не Хилла.
Хотя изобретение было запатентовано еще в 1937 году, только 1939 полимер 6.6 был представлен широкой общественности. Впервые нейлон появился на Всемирной выставке в Нью-Йорке, где он создал необычайное волнение среди американской публики.
Перед входом в павильон фирмы установили 12-метровый манекен в нейлоновых чулках. «Носить чулки из шелка, а не из нейлона — это все равно что предпочесть лошадь автомобилю» — гласила реклама. Женщинам бесплатно раздавали презентационные образцы. Американок убеждали, что создание нового материала не менее важно для человечества, чем изобретение двигателя внутреннего сгорания, радио или телефона.
Многие годы, которые ушли на разработку и продвижение синтетического волокна, принесли, наконец, желанные плоды. Вскоре после Всемирной нью-йоркской выставки, новое чудо-волокно, представленное в виде нейлоновых чулок, наконец, появилось в продаже. Миллионы женщин бросились покупать новинку.
В первый же день появления нейлоновых чулок в Америке, было продано более 720 тысяч пар, а спустя год эта цифра выросла до 64 миллионов. Женщины очень быстро смогли оценить преимущества нового материала: нейлоновые чулки отменно тянулись, но не вытягивались на коленях и пятках, не спадали, в отличии от шелковых, гладко и эротично облегали ножки. Все это принесло им невиданную популярность и полностью изменило ситуацию в чулочно-носочной промышленности.
Американки просто впали в истерию, желая сделать приобретение, полиция стояла в оцеплениях около крупных универмагов, чтобы сдерживать всех желающих. Вот некоторые заголовки из газет того времени: «Дамы рискуют своими жизнями в борьбе за нейлоновые чулки!», «Грабителям удалось скрыться, но чулки спасены!»...
Продавцы и эксперты единодушно отметили, что такой потребительской истерии не вызывал еще ни один товар. Многим дамам, не попавшим в число счастливиц, пришлось дожидаться следующей поставки. Восторг американок можно понять: ведь до появления нейлона альтернативой недоступно дорогим шелковым чулкам были грубые изделия из хлопка или вискозы.
Спустя два года производство нейлоновых чулок было временно приостановлено, так как нейлон начали использовать для военных нужд, например, для производства парашютов и палаток. За это время нейлоновые чулки окончательно превратились в предмет массового спроса и самый мощный инструмент, с помощью которого можно было найти дорогу к сердцу молодой девушки. После окончания войны спрос на чулки снова возрос до невиданных размеров.
Со времени своего первого появления в 1940 году чулки практически не изменились. Они плотно облегали ногу и выпускались во всем многообразии существующих размеров, благодаря чему они идеально сидели на ноге. На задней части ноги на чулках обязательно имелся шов, и в то время, когда нейлоновые чулки практически полностью исчезли из продажи, женщины рисовали стрелки на задней части ног, имитируя такой шов и создавая видимость надетых чулок.
Лак для этих целей, соответственно, производился в промышленных масштабах:
Ситуация изменилась в 1960-х годах, когда производители нейлона нашли способ сделать материал более эластичным путем его обработки с помощью высокой температуры, а также после того, как в 1959 году компанией DuPont была изобретена лайкра. Необходимость создавать идеально подогнанные чулки разных размеров исчезла.
Вскоре после этого исчезли и швы на задней части чулок, так как производители вместо плосковязальных машин стали использовать кругловязальные. Таким образом, больше не нужно было соединять концы связанного полотна.
Нейлоновые чулки оставались чрезвычайно популярными вплоть до 1960-х годов, когда женские юбки стали еще короче, и Мэри Куант сделала мини-юбку обязательным предметом модного женского гардероба. Но чулки нельзя было носить с мини-юбкой, так как из-под нее были видны подвязки. Все это привело к тому, что в моду вошли колготки, которые также появились в начале 1960-х и составили серьезную конкуренцию чулкам.
Однако, в последние годы чулки вновь обрели популярность среди женщин. Одной из причин их возвращения стал вопрос личной гигиены. Как оказалось, плотно обтягивающие колготки из синтетических материалов создают благоприятные условия для развития грибковых инфекций.
С другой стороны, чулки удобны для носки и придают любой женщине особенную сексуальную привлекательность. Все эти факторы привели к возвращению нейлоновых чулок на модный Олимп, где они могут остаться очень и очень надолго.
Интересные факты:
Название "нейлон" это волокно получило от названий двух городов: ny — от Нью-Йорка (New York) и lon — от Лондона (London).
В период 1941 – 1945 годов существовали карточки, по которым каждая американка могла купить не более шести пар нейлоновых чулок в течении года.
В Англии чулки стали лучшим подарком к Рождеству и лучшей взяткой любым чиновницам.
В 1945 году в некоторых британских газетах писали, что, не исключено, если бы Черчилль наладил вовремя производство чулок из нейлона, он мог бы сохранить пост премьера (в капиталистической стране премьер мог сделать это единственным способом — уволиться с работы и открыть на свои деньги чулочную фабрику, наладить или не наладить производство чего бы то ни было мог в те времена только Сталин — прим. ). «Британские женщины своими ногами в чулках из нейлона проголосовали бы за его переизбрание», — подшучивали журналисты.
Чулки из нейлона, ставшие самой первой синтетической одеждой в истории, дали начало целой синтетической индустрии 1960-х годов.
«Настоящая леди всегда надевает чулки. И неважно, насколько на улице жарко».
В своё время мне довелось прослушать диск с реконструированной древнеримской музыкой. Вчера нашла на YouTube эту же запись. Вообще-то, если она такая и была, то это - культурологический шок. Разумеется, я никогда не думала, что музыка Рима должна быть похожа на итальянскую классику или даже на их фольк-песни. Но это что-то особенное. Вчера мы обсуждали это на Фейсбуке, поэтому я решила поделиться с читателями моего ЖЖ этими чудесными...звуками... Честно говоря, это больше похоже на современный концептуализм, чем на что-нибудь старое-давнее. Я же всегда полагала, что древнеримская традиция должна быть близка ранне_средневековой, вроде григорианского пения. Короче, знакомьтесь с музоном, под который тусили создатели права, на которое мы до сих пор опираемся и строители сооружений, которые мы воспринимаем, как совершенные и - понятные. Музыка же...очень отлична от нашего понимания, собственно, музыки. И да - накидайте в комментарии образцов интересной и непостижимой музыки. Способ реконструкции я не знаю.
Не знаю, одолевают ли вас боты, а сегодня они меня достали конкретно. Повадились за последние дни и гадят в дневнике комментами на безграмотном английском. Ну я чё? Я давлю на кнопку "пожаловаться". За предпоследние несколько дней пожаловалась 26 раз. Седни ночью подвалило более 50 комментов. Че будет завтра? Сто? Тыща? И рука у мене отвалится, нажимая на "пожаловаться". Тем более, это банально муторно.
Полезные умения Есть, однако, и женщины, чей рассудок постигает науку, - ганики(*), принцессы и дочери главных советников.
Пусть поэтому женщина с помощью доверенного лица тайно постигает применение науки или отдельной ее части. Пусть девушка тайно, в уединении занимается шестьюдесятью четырьмя искусствами - их изучением и применением. Наставники же девушки это: молочная сестра, выросшая вместе с ней и уже познавшая мужчину; или такая же подруга, с которой можно безопасно говорить; сестра матери, одного с ней возраста; старая доверенная служанка, занимающая, место последней; или же давно знакомая нищенствующая монахиня и сестра, на которую можно положиться.
Вот шестьдесят четыре знания, примыкающие к «Кама-сутре»: пение, игра на инструментах, танцы, рисование, нанесение знака на лбу, раскладывание в ряд зерен риса, и цветов, украшение цветами, окраска зубов, одежд, членов тела, украшение пола драгоценностями, приготовление ложа, игра на инструментах в воде, обрызгивание водой, особые приемы, плетение различных гирлянд, изготовление венцов и диадем, искусство нарядов, украшение ушей, приготовление ароматов, употребление украшений, колдовство, приемы Кучумары, легкость рук во всех делах, приготовление съедобных отваров из различных овощей, приготовление питья, соков, возбуждающих крепких напитков, искусство шитья и тканья, игра с нитями, игра на вине и дамаруке, игра в загадки, игра в стихи, употребление труднопроизносимых слов, чтение книг, знание пьес и рассказов, дополнение заданной части стиха, плетение различных тканей и тростника, резьба, плотничанье, строительное дело, проба серебра и драгоценностей, металлургия, знание происхождения и окраски драгоценных камней, искусство ухода за деревьями, устраивание боев баранов, петухов, перепелов, обучение попугаев и скворцов разговору, искусство массажа, растирания, очищения волос, передача слов с помощью пальцев, различные виды условного языка, знание местных наречий, украшение повозки цветами, толкование предзнаменований, владение диаграммами, искусство запоминания. совместное чтение, задумывание стихов, знание словарей и справочников, знание просодии, поэтические приемы, способы ввести в заблуждение, прикрывание тела одеждой, различные азартные игры, игра в кости, детские игры, знание правил приличия, искусство побеждать и телесные упражнения.
"Камасутра", первый раздел, общий
*Ганики - куртизанки в Древней Тндии --------------------- Вот с металлургией и организацией боев баранов у меня сложно...
Во что одет Ватсон В одном из эпизодов фильма «Шерлок Холмс: Игра теней» доктор Ватсон одет в военную форму интересного покроя, который выглядит весьма современно. На деле всё исторически верно (хотя вид формы не точно соответствует, но перепутать с чем-то другим сложно) и указывает на полк Royal Scots Greys («шотландские серые»), где служил доктор. Patrol jacket — самая распространённая повседневная одежда английских и колониальных офицеров, начиная примерно со 2-й половины XIX века. Интересно, что история этого полка имеет отношение к Российской империи. Император Николай II с 1894 года был августейшим шефом 2-го драгунского полка Royal Scots Greys.
Хэллоу, френдз. В эфире дневник наблюдений — самый полный обзор событий, фактов и явлений этого мира. По крайней мере наиболее значимых из них. За месяц.
читать дальшеОгни небоскребов Isle of Dogs с веранды моего любимого паба:
Осеннее небо над Темзой:
Пабу, кстати, примерно пять веков.
На вопрос о том, что в нем сохранилось оригинального с 1520-х, работники отвечают уклончиво: "Пол и некоторые балки".
Скучающий бармен в ожидании нашествия нечисти:
Мини-хэллоуин дома:
Лиса:
Две лисы:
"Покупать новую мебель — дурной тон. Так поступают только буржуа. Аристократы же мебель наследуют." На фото ниже туфли Church's, подписанные мастером. До вашего покорного слуги их много лет носил предыдущий владелец из Йоркшира, после чего отправил эти туфли в Church's, где мастер заменил подошву и износившиеся элементы на новые. Затем эти туфли купил я и ношу их на работу. Хочется думать, что если когда-то мне надоедят классические английские туфли, то я точно так же отправлю их на фабрику, где английский мастер так же восстановит их и поставит свое клеймо. После чего я смогу продать эти превосходные классические туфли их следующему счастиливому владельцу. Хотя вообще с Church's какая-то печальная история намечается: говорят, их купила Prada и начала вовсю оптимизировать производство, выкатывать коллекции заточенные на один сезон и открывать новые магазины. Такими темпами скоро нормальных английских туфель нигде не сыщешь. Так рождается сочувствие к антиглобалистам.
Улица King William IV Gardens утром. Очень короткая улица.
Маринь-Михална интересуется сельским хозяйством: "Клюква на елке? Ничего не понимаю."
И поучительно добавляет: "Очень сложно оценивать историю культуры с высоты своего человеческого пьедестала". Это она уже не про елку, а про то, почему мы считаем, будто среди наших современников нет по-настоящему великих писателей, музыкантов и художников.
"... при современном развитии технологии нельзя сказать ничего нового. По крайней мере так кажется, пока кто-нибудь не скажет."
Окно во тьме, архетипический сюжет: как и много веков назад, промозглой осенней ночью кто-то не спит, думая о тебе.
Живописный проход между спортивными полями:
Заборы поют на ветру и улавливают желтые листья как сети рыбу:
Утки поклоняются изваянию своего великого предка, созданному приматами:
Моя любимая фотография за этот месяц. Сплю и вижу будто я вижу как Слюсарев.
Лесной голубь на шиповнике:
Маринь-Михална в парке кормит рогатых овец морковкой:
Овцы превосходны. Шерсть у них на спинках такой толщины, что ладонь погружается в нее целиком, на всю длину, с запястьем вместе.
Серая белка — безупречный собутыльник:
Перетягивание арахиса:
После непродолжительной борьбы белка побеждает.
Мини-козел превосходен. Размером со среднюю собаку, чрезвычайно мил и воспитан. Настоятельно рекомендую:
Осел тоже ничего, френдли. Интересно, почему людям так нравится кормить животных?
Индюк превосходен. Напоминает мне динозавра. Кем он в сущности и является.
Стена над переходом неземной красоты. Это то, что невозможно сделать специально. Красота такого рода появляется только со временем и то не везде.
То, чего пока не видел никто кроме меня. В следующий момент я показываю этот вид вам, и вы видите то же самое.
А то, что вы увидите дальше, вообще едва поддается описанию. Я понимаю, что утверждение о наличии поведения у неживых предметов звучит дико. Однако то, что мы здесь наблюдаем, со всей очевидностью может быть интерпретировано как сложное поведение, ритуал. Невероятно.
Перечитываю - второй раз - но лет пятнадцать спустя. И почти физически дрожу, потому что - ну, потому что. Потому что Филип Дик - это Филип Дик. А я сейчас куда больше знаю и про рейх, и про японцев, и кто такой, не знаю, граф Чьяно, к которому Вегенер рекомендует обратиться генералу Тэдэки; я уже вижу, как текст сделан на некоторых уровнях; и куда лучше я понимаю, что такое текст, написанный фактически под диктовку "И цзин". И как он включен в контекст жизни Дика, в контекст эпохи, в контекст истории вообще. Как история отражается в прозрениях Дика, которые начались позже, но этот роман, как и все прочие, все равно под них подверстывается. Я понимаю, где тут фантастика, а где - не фантастика ни разу. И последнее очень страшно. Потому что фантастики в этом альтернативно-историческом романе о победе стран Оси во Второй мировой - с гулькин нос. И то, как Дик все это сплетает в хэмингуэевской силы повествование, восхищает меня безмерно. И что там есть вот это достоевско-булгаковское сверху-видение, когда автор - не Бог, но ткань истории. И ткань Истории. И одновременно я снимаю в голове фильм по роману - и он выходит очень сродни "Безславным ублюткам" Тарантино (честно говоря, снимать Дика нужно как раз режиссерам уровня Тарантино и Гринуэя, а не вот Спилберга и Ридли Скотта, при всем уважении к; я все понимаю, но теперь же каждый посмотревший "Блейдраннера" уверен, что Дик писал киберпанк, и хоть кол на голове теши). И еще я хотел бы полистать японский перевод романа - чтобы посмотреть, как переводчик преобразил японцев, скажем, в сцене с Тагоми и Тэдэки. Но надо бы на английском, потому что. А, ну и, конечно, грустно, что на русском так никто не пишет. Хотя чего проще - взять и сочинить умную альтернативку на российском материале. Альтернативки есть, фантастов много; но вот второй, главной, нефантастической части - не достает.
"Что случится, если грызть карандаш? Ничего дурного — кроме того, что вам сделают замечание. Карандаши не содержат свинец — и никогда не содержали. Они содержат графит, одну из шести чистых форм углерода — не более ядовитую, чем дерево, в которое он "завернут". Даже краску сегодня делают без свинца. Вся эта путаница происходит из-за того, что более 2000 лет для рисования на папирусе и бумаге использовали заостренный графит, который в английском языке обозначается тем же словом, что и свинец, — lead.
Единственное в мире месторождение чистого твердого графита было открыто случайно в 1564 году в местечке Борроу-дейл, что в графстве Камбрия. Оно охранялось строжайшими законами и вооруженными сторожами, а добыча разрешалась лишь шесть недель в году. Добываемый на руднике "черный графит" нарезался на тонкие прямоугольные брусочки, из которых делались грифели первых карандашей. Английский карандаш быстро прижился по всей Европе. Первым из упомянутых в письменных документах, кто использовал карандаш, был швейцарский натуралист Конрад Гесснер в 1565 году. Генри Дейвид Торо, автор знаменитого "Уолдена" стал первым американцем, кто обжег графит с глиной и получил карандашный грифель. Однако по-настоящему коммерческий прорыв произошел в 1827 году, когда Джозеф Диксон из Салема, штат Массачусетс, представил станок, давший начало массовому производству прямоугольных графитовых карандашей со скоростью 132 в минуту. Средний карандаш можно заточить семнадцать раз и написать им 45 тыс. слов или провести прямую линию длиной 56 км. Резинка на противоположном конце карандаша держится с помощью приспособления, известного как ferrule (ободок). Патент на нее был впервые выдан в 1858 году, однако в школах карандаши с резинкой были не слишком-то популярны: по мнению учителей, они поощряли лень.
"Резинка" на большинстве карандашей делается из растительного масла с добавлением небольшого количества настоящей резины в качестве связующего вещества." Джон Ллойд, Джон Митчинсон. "Книга всеобщих заблуждений"