среда, 23 июля 2014

12:15

Оригинал взят у в дела редакторские

Попрошу пишущих, издающих и сочувствующих френдов и камрадов перепостить.

Требуются опытный литературный редактор с опытом работы в книжном издательстве. Работа с художественным текстом/текстами. Опыт работы - чем больше, тем лучше, предпочтение - редакторам "старой школы".
Новичков, энтузиастов и желающих себя попробовать в этом деле очень прошу не беспокоиться - и обижать не хочу и рассматривать подобные предложения не буду.
По договору.
Проблем с оплатой хорошо выполненной работы нет и не предвидится.
Объем работы не очень большой - около 10 а.л. в месяц.
ДО заключения договора будет предложен небольшой тестовый фрагмент.

Писать мне в личку или на почту [email protected]

@темы: блокнот

URL

12:06

Средневековые криминальные новости и другие сплетни)

tal-gilas.livejournal.com/171661.html

tal-gilas.livejournal.com/163432.html

tal-gilas.livejournal.com/164423.html

tal-gilas.livejournal.com/138143.html

tal-gilas.livejournal.com/134813.html

tal-gilas.livejournal.com/109625.html

tal-gilas.livejournal.com/105099.html

tal-gilas.livejournal.com/104888.html

tal-gilas.livejournal.com/119300.html

@темы: женский вопрос, деньги, исторические россказни

URL

11:56

Оригинал взят у в "А пошел ты... в баню!"

Да-да, средневековая баня.

То, что в Средние века люди якобы не мылись, - это едва ли не самый главный миф о Средневековье, получивший широкое распространение благодаря кино. На самом деле, мытье и гигиена были важной частью повседневной жизни в Средние века, и это подтверждается многочисленными письменными и изобразительными свидетельствами. Вполне вероятно также, что пилигримы, возвращавшиеся из Святой земли, перенесли некоторые восточные традиции (например, паровую баню) на европейскую почву.

Осторожно, много картинок, и не все приличные! ))

В 13 в. общественные бани процветали в крупных европейских городах, а к 15-му сделались непременной принадлежностью почти всех населенных пунктов. В отличие от замысловатых римских и восточных сооружений, средневековые бани, по сути, представляли собой огромные деревянные лохани, наполненные горячей водой (только богачи могли позволить себе устройство отдельной ванной комнаты в доме). В такой лохани, вокруг которой задергивались занавески, могли поместиться двое-трое.

На большинстве сохранившихся иллюстраций купающиеся сидят в лоханях по несколько человек, причем мужчины и женщины моются вместе. Зачастую рядом с лоханями стоят столы с едой и питьем, и посетители бань угощаются во время мытья.

На одной гравюре пятнадцатого века изображена положенная поперек пяти лоханей доска, уставленная яствами. Обычно персонажи этих купальных сцен полностью обнажены, но мужчины, как правило, носят шляпы или льняные шапочки, а порой и набедренные повязки.

Женщины нередко щеголяют замысловатыми прическами и ожерельями (не исключено, впрочем, что на рисунках изображены дамы легкого поведения). На некоторых рисунках купальщицы изображены в нижних сорочках или специальных «банных костюмах» - длинных рубашках без рукавов
.

К середине 13 в. в Париже бани стали настолько многочисленны, что хозяевам заведений разрешили организовать отдельную гильдию. По всему городу с раннего утра бродили нанятые зазывалы, которые приглашали клиентов и кричали: «Горячая вода!». Плата была два денье за сидение в парилке и четыре за мытье. Разумеется, помимо собственно мытья, были и другие удовольствия, привлекавшие публику в общественные бани. Церковь и моралисты не раз указывали, что бани становятся притонами разврата.

Есть версия, что английское жаргонное слово stew (одно из обозначений борделя) происходит от французского etuves, т.е. баня. В 13 в. в Лондоне вышел декрет, под угрозой закрытия воспрещавщий содержателям бань пускать проституток и поощрять их ремесло. Впрочем, вскоре этот декрет был благополучно отменен.

Томас Флендерс, йомен, и Джон Уоррен, кирпичник, холостяк, предстали перед судом вместе с женщиной легкого поведения, которую они взяли в бане.

Хью Клэпам, йомен, и Томас Сеффон, башмачник, арестованы, по словам помянутого Хью, за то, что «в полночь, возвращаясь из бани вместе с женщиной легкого поведения, они вели себя на улице очень непристойно».

Джон Грейс, Томас Холл и Уинифред Батлер предстали перед судом по обвинению в том, что, поссорившись в бане с беременной Элис Мосс, они избили ее так, что у нее случился выкидыш.

Мозес Смит, медник, и его жена Мэри в бане поругались с Джейн, женой Уильяма Эдмондса. Суд обязал их помириться и впредь не ссориться. Также они обязуются не бить Элизабет Эдмондс, свою ученицу (apprentice), иначе как ради «справедливого наказания, кое должно проводиться березовой розгой, и притом не давать ей больше шести ударов кряду».

Элизабет, жена Лоренса Каспера, и Элизабет Солджер, вдова, вызваны в суд по обвинению в том, что украли в бане у Николаса Пирсона, торговца из Норфолка, «темный плащ на суконной подкладке» и ленту со шляпы.

Генри Пайк, йомен, обвинен в том, что украл одного из посетителей бани книгу под названием «Грамматика», и другую книгу, под названием «Диалоги», и третью, под названием «Наставления в благочестии».

Элизабет Раттер обвинена в том, что, будучи в бане, пыталась заколдовать и зачаровать Уильяма Лайона, сына Джона Лайона, так что теперь в нем едва теплится жизнь. Также говорят, что своими чарами она сгубила Присциллу и Фрэнсис Филд, дочерей Джеймса Филда, и его сына Джона, так что все они исчахли и умерли.

Доминиканские правила дозволяли лишь недужным принимать ванну по мере необходимости, остальным же воспрещалось «тешить плоть» и злопоутреблять мытьем. Менее суровые уставы (например, клюнийский) дозволяли братии ежедневное мытье.
(купание больного)

К концу Средних веков, однако, мытье и паренье настолько распространились во всех слоях общества, что даже доминиканец Феликс Фабер с энтуизиазмом писал о телесной чистоте и подчеркивал необходимость почаще менять белье. Не исключено, что в представлении современников духовная чистота стала ассоциироваться с телесной. Некоторый спад «банного энтузиазма» произошел в эпоху Возрождения, когда люди начали полагать, что частое мытье способно нарушить равновесие «жидкостей» в организме и привести к болезни. Но, тем не менее, такие, как Изабелла Кастильская, которая хвасталась, что мылась лишь дважды в жизни – в день своего появления на свет и в день свадьбы – оставались в меньшинстве. Скорее всего, похвальба Изабеллы дошла до наших дней именно в силу своей исключительности. Даже если люди мылись не каждый день, настолько редкое мытье все же не считалось нормой. Даже авторы нравоучительных стихотворений советовали женщинам иметь несколько комплектов нижнего белья и менять их не реже чем раз в три дня (а в промежутке если не стирать, то хотя бы проветривать).

«Знай, дорогая сестра, что, если ты хочешь последовать моему совету, ты должна очень тщательно следить за тем, что ты и я можем себе позволить себе при наших средствах. Следи, чтобы твоя одежда всегда была аккуратной, безо всяких новомодных штучек, причем складок не должно быть ни слишком много, ни слишком мало. А перед тем, как выйти из комнаты или из дома, убедись сперва, что воротники сорочки и платья не висят друг поверх друга, как бывает у пьяных или безмозглых женщин, которые не заботятся ни о своей чести, ни о чести своего дома и своего мужа, но ходят с блуждающим взглядом и нахально вздернутыми, как у львов, головами. Волосы у них выбиваются из-под покрывала, а воротники сорочек и котт измяты и торчат один из-под другого. Они расхаживают мужской походкой и ведут себя с людьми бесцеремонно, не испытывая при этом никакого стыда».

Помимо городских бань, современные рисунки изображают и мытье в домашней обстановке. Отдельная ванная комната (точнее, ниша, куда ставили лохань) в замке Лидс датирована 1291 г. Воду накачивали из озера близ замка, грели и наливали в лохань, стоявшую за занавеской. Некоторые иллюстрации из рукописей свидетельствуют и о том, что в хорошую погоду ванну принимали прямо в саду, причем под рукой был непременный столик с закусками, а богатый хозяин мог позволить себе и наслаждаться музыкой в процессе. Предложить гостю принять ванну считалось признаком вежливости.

Разумеется, только богатые люди могли позволить себе ежедневно мыться горячей водой в домашних условиях (учитывая количество дров, необходимых для того, чтобы согреть воду). Простолюдины устраивали банный день на дому гораздо реже – а в отсутствие специальной лохани приходилось пользоваться обыкновенными бочонками, в которых поочередно в одной воде мылась вся семья, или просто поливаться из кувшина над ведерком.

Заметим, что бедняки, возившиеся весь день со скотом либо занятые в поле, наверняка испытывали бОльшую потребность мыть руки и умываться, нежели люди, не знакомые с физическим трудом. Недостаток денег и средств вовсе не мешал низшим классам соблюдать гигиену. Весной и летом, конечно, крестьяне купались в водоемах; а для мытья младенцев существовали даже специальные лохани.

@темы: Сантехнически-гигиеническое

URL

11:52

Оригинал взят у в Вам тут что, кабак?!..

Кабак, конечно

СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ТАВЕРНЫ

Таверны появились в Англии в 12-13 вв. и уже к 15 в. получили повсеместное распространение, особенно в городах. (Основных терминов три – alehouse, inn и tavern. Alehouse – собственно, распивочная, иногда совмещенная с пивоварней; разница между inn и tavern заключается в том, что inn, помимо стола, предоставляет путешественникам комнаты, а в tavern только кормят и поят). Типичная таверна конца Средних веков – это помещение из нескольких комнат и объемного погреба. Самые незамысловатые заведения представляли собой одноэтажный дом, где, в лучшем случае, были два зала для клиентов и одна комната для ночлега.

Снаружи висела вывеска для привлечения потенциальных покупателей (впрочем, не всегда), и непременно – над дверью – метелка или просто пучок веток.

В некоторых тавернах продавали только напитки, а за кушанием хозяева посылали в ближайшую поварскую лавку. Поскольку после выпивки хочется поесть, в трактирах все чаще начинают подавать незамысловатые закуски – в первую очередь, хлеб и сыр. В заведениях покрупнее готовят пироги, рыбу и мясо. В тавернах, в отличие от inn, стол трудно было назвать разнообразным – и принимали здесь клиентов рангом пониже. Пусть даже для людей побогаче не было чем-то из ряда вон выходящим побывать в трактире, в основном эти заведения обслуживали ремесленников, рабочих, батраков, мостильщиков, жестянщиков, коробейников и т.д. – т.е., бедноту.
http://www.nuernberger-hausbuecher.de/75-Amb-2-317-88-v

Таверны более высокого класса имели право торговать не только пивом и элем, но и вином (для этого требовался отдельный патент). В лучших заведениях подавали и «сладкие вина», в том числе ипокрас (покупка в Лондоне таверны «с хорошей крышей, на каменном фундаменте и с правом торговать сладкими винами» стоила примерно столько же, сколько возведение замковой часовни!). Основными развлечениями были игра в кости, пение и, разумеется, общение с доступными женщинами.

http://special.lib.gla.ac.uk/exhibns/treasures/nouvelles.html
Деревенские таверны, несомненно, были самым популярным местом у взрослых обитателей деревни. Нередко под этим словом подразумевался всего-навсего дом соседа, который недавно наварил эля и продавал его по невысокой «государственной» цене – три галлона за пенни (хоть залейся). Там мужчины и женщины проводили вечера, совсем как современные фермеры в местном пабе. Подобные увеселения зачастую сопровождались ссорами, скандалами, несчастными случаями и драками, и свидетельства тому можно обнаружить в манориальных судебных хрониках. Так, однажды некто Осберт ле Вуэл, сын Уильяма, проведя целый вечер в бедфордской таверне и возвращаясь домой «отвратительно пьяным и объевшимся», упал и насмерть разбил голову о камень. Другой человек, возвращаясь из таверны, свалился с лошади, третий упал в колодец на рыночной площади и утонул, четвертого искусала собака, когда он шел по улице, неся кувшин с элем, а некая женщина, будучи в нетрезвом состоянии, уронила ребенка с колен в котел с кипящим молоком.
http://expositions.bnf.fr/gastro/grands/148.htm

(заметьте, хозяин прячет в сумку гостя серебряную чашу, чтобы потом обвинить его в воровстве)

В каждой деревне непременно были свои пивовары – по большей части, этим ремеслом занимались женщины. Эль был таким же непременным элементом жизни средневековой деревни, как и хлеб, но, если помол и выпечка были строго охраняемыми сеньориальными монополиями, то пивоварение дозволялось куда свободнее и широко практиковалось. Чтобы открыть таверну, требовалось всего лишь повесить вывеску, наварить эля, продавать его по установленной цене и платить налог (пенс с барреля). Разумеется, для изготовления эля нужна была специальная утварь, например большой котел, но обзавестись им было не так уж трудно даже бедняку. Для неквалифицированных рабочих и для стариков таверна также предоставляла некоторую возможность избегнуть нищеты. Трактирщику не требовалось никакого специального обучения, таверну не контролировала гильдия, законы в отношении этих заведений были достаточно снисходительны, а главное – не нужно было крупных предварительных капиталовложений (более того, эль можно было не варить на месте, а покупать на пивоварке, в том числе в кредит). Содержателю таверны всегда был гарантирован некий доход – а если дело все-таки не шло на лад или конкуренция была чересчур жесткой, трактирщик нередко совмещал свое ремесло с содержанием булочной или мясной лавки. Более того, среди хозяев таверн были портные, скорняки, наемные рабочие и т.д. Те, кому приходилось уходить на работу из дому, оставляли управляться в трактире жен. Подросшие сыновья и дочери зачастую выполняли обязанности прислуги, а дети помладше бегали по улицам, зазывая клиентов.

Моралисты всячески предостерегали порядочную публику от столь малопочтенного времяпрепровождения. Недаром герои нравоучительных стихотворений («Поучение отца» и «Поучение матери» строго воспрещают своим детям посещать таверны, завязывать там сомнительные знакомства и злоупотреблять выпивкой («Если захочется выпить, то лучше выпей дома!» - напрямик говорит goodwife своей дочери). Если даже для порядочных мужчин посещение таверн предосудительно, то особенно неприлично оно для женщин и девушек. Проповедники и авторы назидательных произведений всячески подчеркивают, что лишь безнравственные женщины бывают в трактирах. Так, героини популярной в XV в. «Баллады о беспутных женщинах», Элинор, Джоан, Марджери, Маргарет, Элис и Сесили, частенько собираются компанией, чтобы выпить и поесть в таверне. Они исполнены решимости развлечься без ведома мужей, а потому выходят из дому тайком и прокрадываются в таверну попарно. Одна из них восклицает: «Коль муж проведает о том, он изобьет меня!». Они отказываются от слабых напитков и ищут таверну, где подают самое крепкое и лучшее вино (например, мушкатель). Они приходят в таверну и выпить и поесть, но любимую еду приносят с собой – гусятину, поросятину, крылышко каплуна, пирог с голубями и тому подобно». Женщины то веселятся, то жалуются на мужей. Одна из них сетует

Ох, сколько я стерпела мук!

Как дьявол, бьет меня супруг,

Ему жену тем меньше жалко,

Чем громче та кричит под палкой!

Элис, которую «вовеки муж не устрашит», желает, «чтоб поскорее помер он», а Маргарет хвалится:

Я с драчуном расправлюсь вмиг,

Ведь не рожден еще мужик,

Кому б в ответ на пару плюх

Я не влепила тоже двух!

Хоть у меня усов и нет,

На кулачки со мной не след!

Но, несмотря на столь смелые заявления, женщины, вернувшись домой, говорят мужьям, что были в церкви, а те наверняка подозревают неладное, поскольку захмелевшие жены, вместо того чтобы взяться за работу, укладываются спать.

В XVI в. появилось назидательное стихотворение Джона Скелтона «Пивоварня Элинор Рамминг» (не исключено, что Скелтон изобразил в нем некую реальную трактирщицу). Автор называет Элинор «дьявольским созданием, сестрой Сатаны» - в эль она добавляет цыплячий помет, но, тем не менее, в ее заведении всегда огромная толпа женщин, жаждущих хмельного.

Вот Кейт и Пегги,

От пьянства пеги,

Вот Джил – она

С утра пьяна,

Трясет рубашкой,

Сверкает ляжкой.

Грязны и босы,

Как пакля, косы,

Бегут вбежки,

Забыв шнурки

Стянуть потуже –

Вся грудь наружу!

Некоторые, боясь, чтобы их не заметили мужья, крадутся с заднего хода или разговаривают с хозяйкой через забор – «все ради эля!». Завзятые пьяницы

…несут в заклад

Ведро, ушат,

Кольцо с пальца,

Одеяльце,

Пояс, чулки,

Платок, башмаки,

Ухват и скалку,

Кудель и прялку,

Заступ, сито,

Люльку, корыто,

Топор, черпак,

Мужнин колпак…

…а некоторые обменивают на эль принесенную из дома еду. Выпив, посетительницы становятся настолько несдержанны, что Элинор наводит порядок, грозя разбить им всем головы
.

Заметим, что в средневековой Европе сидение в таверне считалось преимущественно мужским развлечением – настолько, что в XIII веке в Сиене закон воспрещал женщинам заходить в таверны. В других странах, впрочем, подобных законов не было, и женщины самых разных сословий имели право выпить и поесть в таверне. В деревенских трактирах в течение дня женщины были основными посетительницами (поскольку мужья работали в поле) – видимо, именно поэтому мужчины столь часто жаловались, что их супруги предпочитают целый день сплетничать с соседками за элем, вместо того чтобы сидеть дома и заниматься хозяйством. В любом случае, приход замужней женщины в таверну расценивался как признак неповиновения, бунта против власти мужа.

Некая Марджери Кемп выпила в таверне, хотя и знала за собой склонность безудержно плакать и стенать под действием горячительных напитков; затем она пошла на службу в церковь и разрыдалась, так что все поняли, что она пьяна.

Джоанна де Баг, хозяйка таверны, призналась в похищении молодой девушки, содержании публичного дома, сводничестве и краже куска меха у купца, который зашел в таверну выпить вина.

Джулиана Фокс из Торнбери предстала перед судом по обвинению в том, что принимала у себя священников и клириков в «неподобающее время, т.е. посреди ночи».

Джоанна Скиппер из Брендона предстала перед судом за то, что «принимала у себя в таверне похотливых и подозрительных людей».

Элис Костон обвинена в том, что постоянно недоливала эля, употребляя для обмана специальную кружку, у которой дно было залито смолой и прикрыто веточками розмарина. За это она была приговорена к выставлению у позорного столба – play bo-peep through a pillory.

Исследователи отмечают, что внезапный и ощутимый рост количества трактиров и таверн начинается в эпоху Возрождения, а особенно в годы правления Тюдоров. По их мнению, это может быть связано с тем, что в католической Англии праздники – во время которых, как известно, потребляется изрядное количество горячительных напитков – ассоциировались, в первую очередь, не с каким-либо светским местом увеселения, а с церковью и приходом.
http://classes.bnf.fr/ema/grands/892.htm

Религиозные городские братства на праздники нередко устраивали парадные обеды, на которые члены гильдий собирались, чтобы попировать и выпить – иными словами, у людей было множество возможностей покутить вместе, без необходимости непременно идти в трактир. Монастырские пивоварни пользовались большой популярностью, а главное, доход от них шел на поддержание церкви и убогих. Предоставлением жилья путешественникам также, по преимуществу, занимались священники, монахи и члены религиозных братств (например, йоркская гильдия Corpus Christi за свой счет предоставляла беднякам восемь коек).

Трактир, особенно в небольшом населенном пункте, играл роль главного места досуга. Там жители собирались по вечерам, общались, отдыхали от нелегких дневных трудов. Бездомные могли переждать в трактире непогоду, погреться у огня, найти сочувствующую компанию; молодежь выбиралась в трактир, вырвавшись из-под строгого надзора родителей и хозяев. Порой именно в трактире совершались брачные сговоры. Пара, объявившая себя в присутствии свидетелей мужем и женой, по традиции считалась связанной узами брака и могла пользоваться всеми привилегиями замужней четы, даже если этот брак еще не был освящен в церкви. Так же, в присутствии собутыльников, могло совершиться и расторжение помолвки (а некто Томас Слэнди прямо в трактире передал свою невенчанную жену из рук в руки, продав ее какому-то моряку).

Помимо певцев и музыкантов, в тавернах порой выставлялись «чудеса» - экзотические животные или уродцы. По свидетельствам современников, женщины легкого поведения, забеременев, укрывались в трактире, когда наступало время родов, и трактирщиков отнюдь за это не порицали – напротив, благодаря услуге, которую они оказывали, отвергнутые обществом роженицы не скитались по улицам и не обременяли собой городские власти.

Хотя комнаты в тавернах были далеко не роскошны (иногда путнику даже приходилось спать в одной постели с хозяином и хозяйкой), все-таки это было лучше, чем стог сена в поле или крестьянский амбар. Идеальным перевалочным пунктом таверна становилась в базарные дни, когда люди со всей округи съезжались в город со своими товарами. В трактире или таверне можно было отдохнуть с дороги или забежать перекусить в середине дня. Для тех, кто хотел обосноваться в городе, таверна также могла послужить первой ступенькой. Хотя закон воспрещал трактирщикам давать приют посторонним людям больше чем на одну ночь, многие пользовались их гостеприимством, пока не находили постоянную работу и не обзаводились собственным жильем. Особенно это касалось молодых подмастерьев. Если по завершении обучения им некуда было податься, они снимали угол в таверне и жили там, пока кто-нибудь их не нанимал. В таверну, как на биржу, сходились те, кто искал работу – новоприбывшие получали от местных завсегдатаев сведения о том, кому какие работники нужны.

Хотя зачастую хозяева таверн погрязали в долгах, все-таки таверна была выгодным предприятием. Эль всегда оставался одним из немногочисленных напитков, доступных беднякам, в то время как пить воду было рискованно для здоровья. Более того, варить эль было относительно просто и дешево, и расходился он быстро – хозяйки покупали полные кувшины к семейному столу, рабочие в течение дня то и дело посылали в трактир за кружкой эля, как только у них пересыхало в горле, а слуги и подмастерья забегали туда, на минутку вырвавшись из-под хозяйского надзора. http://www.nuernberger-hausbuecher.de/75-Amb-2-317b-38-r

В некоторых городах содержателей таверн законодательно обязывали отчислять часть доходов в пользу бедных; некоторые делали это и добровольно. Штрафы, налагаемые за нелицензированную торговлю элем, также зачастую шли в пользу бедных. Поскольку еда и выпивка в тавернах стоили дешево, эти места особенно привлекали бедняков, а кое-кому и помогали продержаться зиму, тем более что большинство трактирщиков принимали в уплату не только деньги, но и вещи. Их можно было обменять на еду и эль, отдать под заклад или оставить в качестве гарантии того, что долг будет уплачен (и нередко хозяев штрафовали за ростовщичество).

Городские таверны зачастую представляли собой серьезную проблему для властей. Во-первых, их было тяжело контролировать. Подпольные кабаки, где пиво и эль были некачественными или продавались по «негосударственной» цене, открывались повсюду; их было столько, что городские власти не справлялись с контролем, а попытка привести подпольных держателей к повиновению порой заканчивалась конфликтом, если оказывалось, что у той или иной нелегальной «точки» высокопоставленный покровитель. Засвидетельствовав отсутствие вывески (ее роль зачастую играла воткнутая над дверью метелка), завышенные цены или скверное качество продукции, королевская инспекция имела право закрыть таверну и стребовать с владельцев штраф. Несмотря даже на относительно невысокий торговый налог и минимум трудностей при получении лицензии, находилось немало охотников обойти закон. Так, однажды королевская инспекция обнаружила в одной лишь деревне Элстон двадцать три подпольных пивоварни – и везде хозяйничали женщины (семь из них были по бедности освобождены от уплаты штрафа). В Оксфорде в ходе очередной проверки таких заведений оказалось около сотни.

Помимо нелегальной торговли, разумеется, властей беспокоили и вопросы нравственности. Таверна всегда оставалась символом неповиновения – правительству, хозяевам, родителям. Хотя большая часть инцидентов в тавернах относилась к разряду мелких правонарушений, случались и печальные происшествия – увечья, случайные смерти и даже убийства в драке. Количество денег, спускаемых на выпивку и игру в кости, также вряд ли поддавалось исчислению…

@темы: история кухни, пьем и будем пить

URL

11:49

Оригинал взят у в post

Еще одна статейка на "заявленные" темы.
Про шервудских аутло, видимо, напишу отдельно, ибо нарыл еще вкуссного материала, а в одну статью не влезет

*картинки увеличиваются по щелчку*

Итак, АНГЛИЙСКИЕ БРОДЯГИ
читать дальше

«И если в городе ночью появится какой-нибудь незнакомец и если кто-нибудь его заподозрит, должно его немедленно арестовать и отвести к шерифу, и держать под стражей, пока все не разъяснится. И если кто заподозрит другого в грабеже, убийстве или краже, будь то днем и ночью, то должен немедленно кликнуть стражу, чтобы этого человека арестовали. Если кто не подчинится аресту, следует объявить его в розыск, и стража должна искать его по городу и по близлежащим городам и деревням, пока наконец преступника не схватят и не предъявят шерифу».

ЛЕКАРИ, ШАРЛАТАНЫ, МЕНЕСТРЕЛИ, МУЗЫКАНТЫ, ШУТЫ

Самыми популярными среди бродяг, разумеется, были те, кто веселил народ, – и те, кто приносил пользу окружающим. В эту категорию входили лекари, которые предлагали людям универсальные лекарства от всех болезней, поистине бесчисленные в Средние века. Такие люди бродили по стране, буквально торгуя здоровьем. По воскресным и праздничным дням они ставили свой лоток на деревенском выгоне или на рыночной площади, раскладывали лекарства и начинали зазывать покупателей.

Вдохновенные истории, рассказы о чудесах, похвальба «благородным происхождением», заверения в безграничной преданности общественному благу, показное бескорыстие… «Мои добрые друзья, - говорил один из таких бродячих целителей, - я не из тех бедных проповедников и лекарей, которые стоят на церковной паперти в убогих дырявых плащах, носят с собой мешки и сумки и раскладывают свое имущество на земле. Знайте, что я служу у знатной дамы, которая зовется мадам Трот из Салерно – уши у нее такие огромные, что служат ей платком, а седые брови спускаются до плеч. Знайте, что она – мудрейшая в мире. Она посылает слуг в чужие земли и страны и велит готовить целебные мази из внутренностей диких зверей, а затем лечить ими тех, кто хвор телом… Когда я уходил от нее, она заставила меня поклясться всеми святыми, что я дам вам неподдельное лекарство от глистов, если вам угодно будет меня выслушать. Если вам что-нибудь нужно, подходите и покупайте, а если вам ничего не надо, ступайте мимо».

В Англии бродячие лекари пользовались той же репутацией, что и в Европе; популярные песенки и сатиры всегда изображали их завсегдатаями таверн и близкими друзьями городского «дна». Чтобы понять, что представляли собой их рецепты, нужно знать, какова в принципе была официальная медицина, защищаемая королевскими статутами. Так, Джон Гэдсден, придворный врач, лечил больных оспой, заворачивая их в красную ткань; таким образом он пользовал даже наследника престола. Но, как бы то ни было, закон четко разграничивал лицензированных медиков и дорожных шарлатанов. Официальный врач пользовался поддержкой сверху и имел прочную репутацию, а потому мог давать своим пациентам даже самые странные снадобья; такие врачи, как правило, обучались в университетах и обладали значительным авторитетом. Бродячим же лекарям, в отличие от лицензированных врачей, зачастую недоставало авторитета, чтобы пациент добровольно согласился проглотить жука, натереться смесью из толченых тараканов или съесть сваренную в молоке голову летучей мыши.

В сельской местности самозваный знахарь, как и большинство бродяг, почти неизбежно должен был скрываться от властей; но настоящие неприятности подстерегали его, если он пытался публично рекламировать свои зелья в городе. Некто Роджер Клерк был обвинен в шарлатанстве, поскольку пытался вылечить женщину, прилепив ей на грудь кусочек «целебного» пергамента. Беднягу посадили в колодки, предварительно провезя через весь город, с оглашением, задом наперед на лошади без седла, с «целебными» пергаментами и ступкой на шее.

Несомненно, красноречие, разговорчивость, дар убеждения, показная щедрость, убеждающий тон и веселость шарлатанов-лекарей привлекали толпу на ярмарках и праздниках. Так, на популярную Гусиную ярмарку в Ноттингеме самозваные эскулапы собирались в огромном количестве.

Подробно писать о менестрелях и прочих развлекателях не буду, расскажу лишь кое-что интересное.

Менестрели исполняли long ballads – нечто среднее между стихотворным романом, рассказом и песней; это не привычная нам (через Маршака ), относительно короткая, баллада XVI-XVII вв., с рефренами и припевом, а повествование, зачастую очень длинное, разделенное на несколько «глав». В таком виде бытовали ранние баллады о Робин Гуде, а также французская эпическая поэзия, перелицованная на английский лад и подогнанная под английское стихосложение. Даже бродячие, никому не служившие музыканты, редко уходили из замков, не получив подарков в виде плащей, подбитых мехом одежд, еды и денег, и средневековые моралисты зачастую сожалели, что подобная щедрость изливается на недостойных фигляров, а не на «менестрелей Господа» - бедняков, которые побираются под окнами. «Священники и рыцари привечают менестрелей и приглашают их на пиры, хотя мне кажется, что более подобает богатым приглашать за стол бедняков…»

Излюбленными инструментами бродячих музыкантов конца XII – начал XIII вв. был вьель (нечто вроде скрипки), требовавший изрядного умения; с ним соперничал тамбурин, на котором можно было выучиться играть за короткий срок, и музыканты «старой школы» сетовали на современные вкусы. Также играли на арфах, лютнях, волынках, ротах (маленькая арфа) и т.д.

На этот момент официальной гильдии «королевских менестрелей» еще не существовало, и всякий волен был добывать себе пропитание при помощи своих музыкальных и певческих талантов, не опасаясь штрафа. Впрочем, у властей были поводы присматривать за бродячими певцами и музыкантами; если «официальным» менестрелям знатных особ они нередко попустительствовали, то изрядно опасались тех, кто, странствуя, распевал песни сатирического и политического содержания. Под таким соусом нередко, особенно в XIV в., провозглашались призывы к восстанию; сатирические песенки, хорошо известные простонародью, подстрекали недовольных, и парламент, первоначально приравнявший уличных певцов к обыкновенным бродягам, в конце концов вынужден был признать, что менестрели бывают опаснее грабителей…

О! Правда нынче правит суд,

Ее царицею зовут,

И отлучен от власти плут.

Закон – наш путеводный свет,

А кривда не плетет тенет,

Благоразумьем жизнь полна,

Повсюду мир, раздора нет,

И в небе – сырная луна.

Король всегда за тех, кто прав,

Живет лишь Господом прелат,

За Правду в бой стремится граф,

Священник беден, чист и свят,

В церквях царят покой и лад;

От мира отрешась сполна,

Монахи свары не чинят,

И в небе – сырная луна.

Купцов нажива не влечет,

И ростовщичеству – каюк,

Отныне чуждый странных мод,

Стал женский пол нам верный друг.

Нет больше нерадивых слуг –

Отринув праздность, дотемна

В трудах, не покладая рук.

И в небе – сырная луна.

Отсюда изгнано навек

Все то, что Господа гневит.

Разумен каждый человек,

У женщин смирный, кроткий вид,

С мужьями кончена война,

И речь насмешкой не язвит.

И в небе – сырная луна.

Церковный суд карает грех,

Превыше благ мирских – Господь,

И правосудие – для всех.

Без взятки кривду побороть,

Поставить выше дух, чем плоть –

Да будет взыскана вина!

Судья не станет вздор молоть.

И в небе – сырная луна.

Здесь справедлив шерифский суд,

Не обдирает бедняков.

Присяжным взяток не несут,

Невинный избежит оков,

В суде свидетели не врут –

Прошли былые времена!

Жить честно – благородный труд.

И в небе – сырная луна.

Здесь песен гадких не слыхать,

Спасает душу стар и млад.

И не одну лишь только знать –

Всех менестрели веселят.

Сойдясь на праздник, станут в ряд,

И бойко зазвенит струна.

Кто унывал – тот станет рад.

И в небе – сырная луна.

Кроме музыкантов, на ярмарках и в замках выступали шуты, чьи безыскусные грубые трюки потешали зрителей. Впрочем, какими бы малопристойными ни были эти шутки, они неизменно пользовались популярностью – там, где появлялись шуты и мимы, начиналось буйное веселье. Благочестивые люди предостерегали современников от слушания фривольных песенок, намекая, что они оставляют в сознании такие образы и идеи, от которых трудно впоследствии отделаться. «Знал я одного человека, который на Рождество услышал одну из таких постыдных песенок. Непристойные вещи, о которых в ней пелось, произвели на него такое впечатление, что он никак не мог избавиться от этих образов либо изгнать их совершенно из ума. Потому он впал в глубокую меланхолию, которая в конце концов привела его к смерти».

Женщины, состоявшие в бродячих труппах, нередко исполняли акробатический «танец Саломеи»; известно, что одна из таких танцовщиц, некая «Катерина из Венеции», получила за свое представление шесть фунтов тринадцать шиллингов и четыре пенса.

Неудивительно, что общественное мнение, в лице строгих моралистов, должно было заклеймить шутов, заодно с менестрелями: «Эти пьяные, вульгарные паразиты наводнили страну… они поют непристойные, мерзостные песни в тавернах, трактирах, на постоялых дворах и прочих местах публичных сборищ… Их жизнь подобна их песням. В каждом городе, городке и деревне полно таких менестрелей, которые играют и пляшут, прославляя дьявола; благочестивых среди них так мало, что и вовсе не сыскать».

ГОНЦЫ, БРОДЯЧИЕ ТОРГОВЦЫ И КОРОБЕЙНИКИ

Слухи и сплетни, наводнявшие страну, зачастую разносились гонцами и курьерами, которые представляли собой единственный эквивалент современной почты. Они состояли на службе у аббатов, епископов, дворян, шерифов и, конечно, короля. Разумеется, их услуги были доступны не каждому; беднякам приходилось ждать оказии, а богатым было достаточно позвать гонца и передать ему устное поручение или письмо (написанное под диктовку писцом на листе пергамента и запечатанное личной печатью). В начале XIII в. в распоряжении короля находились двенадцать специальных гонцов, которые сопутствовали ему повсюду в ожидании приказа и получали жалование – три пенса в день «командировочных» (плюс четыре шиллинга восемь пенсов в год на покупку обуви, которая, несомненно, быстро изнашивалась).

Курьеры и гонцы помимо писем переносили множество самых странных посылок – подарки прекрасным дамам, всевозможные предметы роскоши… Некий управляющий по имени Дью де Берри послал своего человека сначала в Шотландию, а затем во Францию за борзыми, которые особенно понравились его лорду. А король мог приказать гонцам разнести части тела четвертованного преступника по крупнейшим городам, для устрашения жителей.

Гонцы путешествовали быстрее всех – они отлично ездили верхом и ловко умели выпутываться из затруднений на дорогах и в трактирах. Горе тому, кто пытался их задержать; такого человека непременно привлекали к суду и крупно штрафовали – особенно если он был повинен в задержке королевского гонца. Гонец королевы Елизаветы, заключенный в тюрьму констеблем Роксбурского замка, не задумываясь потребовал выплаты десяти тысяч фунтов стерлингов в пользу казны и двух тысяч самому себе – в качестве моральной компенсации.

Три пенса в день были относительно скудной платой; зато тот, кому посчастливилось доставить знатной особе весть о счастливых событиях, мог получить неожиданно большое вознаграждение.

КОРОБЕЙНИКИ И ТОРГОВЦЫ

Странниками, сочетавшими в себе расчетливость купцов и бесстрашие курьеров, были бродячие коробейники, наводнявшие в Средние века дороги Англии. По большей части, их преуспеяние зависело от умения красно говорить и завлекать покупателей – а как привлечь зевак, если не шутками и прибаутками? Они придавали интерес старым, полинялым, зачастую поломанным вещицам, помогали скрывать очевидные дефекты. Коробейники всегда были бойки и остры на язык; какова бы ни была мера их честности, в средневековой Англии они оставались в ладах с законом. Пускай местные власти по итогам разных инцидентов зачастую приравнивали их к бродягам, но, по крайней мере, коробейники могли с полным правом утверждать, что против них не издано ни одного официального парламентского эдикта – вплоть до эпохи Эдуарда VI.

А до тех пор они свободно бродили по дорогам, снабжая всякой мелочью, в первую очередь, деревенских жителей. Предметы домашнего обихода расходились по стране точно так же, как слухи, новости, песни и известия. В мешках бродячих коробейников лежали нижние рубашки, шапки, перчатки, дудки и свистульки, кошельки, пояса, столовые ножи, оловянная посуда – и так далее… Торговали они и всякой съестной мелочью вразнос.

Вишни, вишни,

Спелые вишни,

Фунт за пенни,

Для Лиззи и Дженни!

Большие, как сливы,

Сладки, красивы,

Подходи-налетай!

А вот посуда,

Тарелки, блюда!

Вот репка крепка! Горох стручистый!

А вот метелки, чтоб было чисто!

К столу капуста,

Жуй до хруста.

Бери с тележки!

Грызи орешки!
(а это, обратите внимание, книгоноша

ИЗГНАННИКИ, БРОДЯЧИЕ ПОДЕНЩИКИ, БЕГЛЫЕ КРЕПОСТНЫЕ

Шуты и музыканты собирали толпы зрителей на улицах и во дворах замков; бродячие коробейники промышляли на ярмарках и рынках. Что касается изгнанников, стоявших вне закона, то эти бедолаги предпочитали нехоженые тропы и лесные чащобы – тем более что Англия представляла собой практически один сплошной лес, почти такой же, что и во времена римского владычества, и этот лес тщательно охранялся именем короля. Чаща давала приют разбойникам и тем, кто бежал от суда. В представлении простых людей «вольная жизнь», которую вели смельчаки, была неизменно окрашена сочувствием – поэтому Гервард, Фалк фиц Уоррен и Робин Гуд были столь популярны. Спасаясь от погони, человек неизбежно уходил в леса – там было проще спрятаться, и вдобавок он не утрачивал связи с родственниками. Жить в лесу было ничуть не хуже, чем бежать за границу. В лесной глуши находили себе приют грабители, мятежники, разбойники, браконьеры, впавшие в немилость рыцари, неудачливые воры, попавшиеся на краже имущества дороже чем на шиллинг… Человек, испугавшийся суда, в лесу зачастую становился профессиональным грабителем.

Однако, помимо преступников, в лесах укрывались и разнообразные бродяги без статуса аутло – в первую очередь, беглые сервы. Виллан, покинувший свой манор без специального разрешения, мог вернуться к прежней жизни, лишь сдавшись на милость господина, либо – что было зачастую безопаснее – проведя год и один день в «вольном городе». В таком случае он становился свободным человеком, и узы, связывавшие его с конкретной землей, считались расторгнутыми. Но если беглый предпочитал бродяжничать, его могли схватить, как только он показывался на своей земле. «Если виллан убежал и через несколько лет вернулся домой, где был схвачен, то арестовавший его бейлиф не нарушает закон. Виллан может бродяжничать шесть, семь лет или даже больше, но если в конце концов он возвращается к своему очагу, его должно схватить, поскольку он не перестал быть законной собственностью своего господина. По возвращении он оказывается в тех же условиях, что и до побега».

Многие, разумеется, бежали в надежде на лучшие заработки и пытались выдавать себя за свободных поденщиков. Впрочем, мало кому удавалось скрыть свое прошлое; боясь оказаться в колодках и попасть к прежнему господину, такие рабочие при малейшем подозрении бежали, переселялись в другое графство и окончательно делались бродягами. Другие, недовольные своим лордом, покидали родные деревни лишь затем, чтобы немедленно превратиться в опасных преступников, без крова и приюта. Третьи же, неспособные или просто нежелающие работать, делались нищими либо промышляли случайным воровством. «Огромное количество помянутых бродячих поденщиков становятся опасными грабителями, и их грабежи и злодейства умножаются с каждым днем. Нужно воспретить оказывать им какую-либо помощь; нужно сажать их в колодки или отправлять в ближайшую тюрьму, а затем отсылать на родину… эти бесстыдные нищие, с мешками на плечах, ходят и клянчат у дверей, хотя могли бы, при желании, заработать хлеба и пива трудом. Как правило, они знают ремесла, но предпочитают не работать».

«Судья Уильям ле Сэвидж схватил двух мужчин, пришедших неизвестно откуда, и одну женщину и заточил их в тюрьму и держал там, пока один из мужчин не умер, а другой не лишился ноги. Женщина тоже лишилась ступни из-за грязи и заражения. Затем они предстали перед судом и были допрошены; когда же выяснилось, что они не причастны ни к какому грабежу или иному злодеянию, им позволено было уйти восвояси».

Впрочем, ни колодки, ни тюрьмы не уменьшили количество беглых крестьян, которым надоело быть буквально прикованными к земле. Многие пользовались любым способом, чтобы покинуть родные края – иногда под предлогом паломничества. Они отправлялись в путь с посохом пилигрима… и более не возвращались, несмотря даже на то, что каждому серву надлежало заручиться письменным разрешением, если он намеревался покинуть пределы своего манора (и уж тем более выйти за границы графства).

Власти старались сократить число нищих; иногда их вынуждали навечно поселиться в том городе, где они были обнаружены, или насильственно отсылали на родину, с запретом покидать пределы родного округа. В той же категории зачастую оказывались бродячие школяры – из-за пристрастия к попрошайничеству и мелкому воровству. Местные власти равняли их с нищими и сажали в колодки, за неимением соответствующих писем от университетского начальства, дарующих школяру разрешение просить милостыню в период вакаций…

@темы: средние века

URL

11:35

Оригинал взят у в Хибины

Хибины - удивительно красивые горы на севере России за полярным кругом. В прошлом году я ездил туда снимать пейзаж. Здесь же делюсь лучшими кадрами из той поездки.

1.

@темы: пейзажи

URL

11:08

вдогонку в вчерашнему

Пишет Войнамир:

23.07.2014 в 04:32

А если касательно того, о чем конкретно статья: при появлении нового героя автор автоматически дает ему какой-то псих.портрет. Словно визуализация слова, но другого порядка. И сознание автора относительно данного героя подсознательно следует этому портрету. И ежели для характера выдуманного (хоть и не прописанного еще в тексте, а, может быть, и не полагающегося к долгому описанию) свойственно нагло занять центральное положение - он его занимает, что бы там автор не задумывал "по сюжету".

URL комментария

@темы: писательское

URL

09:35

Оригинал взят у в Большие гонки

Le-Petit-Journal-1894-Paris-Rouen-Concours-des-Voitures-sans-Chevaux-Worlds-1st-motor-car-race-France-front-page-old-newspaper-Peugeot-driver-Louis-Rigoulot

Автоспортивные юбилеи идут один за другим. 120 лет назад, 22 июля 1894 года во Франции по инициативе издательства журнала Le Petit Journal состоялись первое в истории авторалли, точнее, "ралли безлошадных экипажей", так оно официально называлось. Единственным требованием, которое предъявлялось к его участникам, было применение двигателей - не важно каких и в каком количестве. Среди 102 самобеглых колясок, участвовавших в предварительных заездах, были бензиновые, паровые, электрические и даже пневматические, работавшие на сжатом газе.
читать дальше

@темы: история транспорта, паромобили

URL

вторник, 22 июля 2014

23:49

большая картинка

большой пост про ледяные пещеры здесь masterok.livejournal.com/1971892.html

@темы: пещеры, пейзажи

URL

19:03

Оригинал взят у в Все самые грандиозные каньоны мира

Цитата сообщения gyord-pro-ladies

Все самые грандиозные каньоны мира

Каньоны — чудеса природы, на создание которых необходимо миллионы лет. Они представляют собой речные долины, зачастую окружённые высокими скалами. Большое количество каньонов сосредоточено на территории США, самым известным из которых является Гранд-Каньон. Самым крупным считается Большой каньон в Гренландии, открытый только в 2013 году, самым глубоким — каньон Колка (4 160 м), самым зелёным — каньон реки Блайд и т.д.

Ниже представлен рейтинг самых грандиозных каньонов мира.
читать дальше

@темы: Котловина

URL

12:52

Иллюзия независимого поведения (ИНП) возникает тогда, когда вымышленный персонаж приобретает в лице человека, придумавшего его, способность самостоятельно мыслить, говорить и/или действовать. О подобного рода самостоятельности своих воображаемых друзей часто заявляют дети. Данная исследовательская работа была написана с целью установить, в какой степени совершеннолетние авторы художественных произведений подвергаются ИНП своих вымышленных персонажей. С этой целью 50 писателей были опрошены о развитии своих персонажей и о том, какие воспоминания у них остались о воображаемых компаньонах из детства. 92% опрошенных заявили о том, что хотя бы в какой-либо форме столкнулись с ИНП в своей работе. Писатели, которым удалось опубликовать свои труды, испытывали феномен ИНП более ярко и регулярно, что может свидетельствовать о взаимосвязи иллюзии и писательского опыта.

полностью здесь www.dropbox.com/s/t72muzakceowle7/IIA.docx

Да, сталкивалась. Нет, в гости не приходили и печенек за претерпеваемые страдания не выпрашивали.
примерно вот так:
Джон Фаулз в седьмой главе «Женщины французского лейтенанта» пишет о том, как авторы постепенно теряют контроль над своим повествованием:
«Вам может показаться, что у романистов всегда существуют некие фиксированные планы, по которым они работают, и что будущее, предсказанное в первой главе, неизбежно материализуется в тринадцатой. Мы же – романисты – знаем, что мир – это живой организм, а не машина. Мы также знаем, что воистину сотворённый мир должен стать независимым от своего творца; спроектированный мир (то есть, такой мир, который раскрывает перед наблюдателем все принципы своего устройства) мёртв. Только тогда, когда наши персонажи и события перестают нам подчиняться, они по-настоящему оживают. В момент, когда Чарльз оставил Сару на краю обрыва, я приказал ему немедленно возвращаться в Лайм-Реджис. Но он меня не послушался; он просто развернулся и пошёл в свой клуб.
О, я уже слышу, как вы говорите мне: “Ну бросьте уже! На самом деле вам в голову пришла такая мысль, и вы подумали, что будет изящнее, если он остановится и выпьет молока… а затем снова встретит Сару”. Такая трактовка произошедшего определённо имеет право на жизнь; но я могу лишь сообщить вам – как самый надёжный свидетель – что мысль эта явно исходила от Чарльза, а не от меня самого» [15, стр. 96-97].

Некоторые ведут себя и вовсе нагло. Так, Смирол, которого я на пять минут вывела в "Карми" в качестве третьестепенного персонажа, которому и имя-то дано наспех и без малейшего будущего (посмотрите, как пишется Смирол на вашей клавиатуре

), вернулся в повествование и начал перетягивать сюжет на себя. Второй том "Карми", недописанный, увы, как мы знаем, назвается "Смирол"

@темы: мое и наше, писательское

URL

12:09

прага

жж авторов egra.livejournal.com/

@темы: урбопейзажи

URL

11:20

картинок с обложками почему-то не видно, ну и ладно

Оригинал взят у в Новости эстонского стругацковедения

Во-первых, у нас вышел перевод "Улитки на склоне" - первый полный (до того часть "Улитки", "Управление", кажется, выходила в 1971 году в серии "Библиотека журнала "Лооминг" ["Творчество"]"). Перевод, сколько я вижу, хороший. Вот такая обложка:

Если что, я купил книжку для "Люденов"

Во-вторых, я, оказывается, неплотно следил за местной "ульме" (фантастика по-эстонски) и только на "Эстконе" узнал, что в прошлом году на эстонском вышел сиквел (!) "Отеля "У погибшего альпиниста"". Вот такой:

Тут надо сказать две вещи.

Первая: "Отель" страшно популярен в Эстонии, потому что единственную его экранизацию снял эстонский режиссер Григорий Кроманов на эстонском же языке, и премьера состоялась в Эстонии, и сыграли там эстонские актеры, причем первого эшелона - Юри Ярвет, Микк Микивер, Сулев Луйк, Тийт Хярм (в роли Глебски был занят латыш Улдис Пуцитис), и музыку к "Отелю" написал эстонский композитор Свен Грюнберг, и так далее. Здесь, у нас, распространено мнение, что "Отель" лучше "Сталкера" Тарковского и вообще - при всех своих недостатках - лучшая экранизация АБС из имеющихся. Я тоже так думаю.

Вторая: книгу написали трое Трубецки, из коих первый и главный, Тыну Трубецки (из княжеского клана, само собой) - это знаменитейший эстонский панк-рок-музыкант, бессменный лидер группы "Vennaskond" ("Братство"), у которой масса песен связана с фантастикой. Самая знаменитая - "Гиперболоид инженера Гарина", и это надо слушать, конечно, но есть и другие - "На краю света есть кафе, где все мы встретимся", например. Другие два автора - Тыну Трубецки-младший и Том Клод Трубецки.

Судя по аннотации, книга "Мистерия отеля "У погибшего альпиниста"" продолжает книгу и фильм, герои там и прежние, и новые, среди которых, мнэ-э, болгарский шпион Эмиль Боев (кто помнит Богомила Райнова?), британский шпион Джеймс Бонд, эстонский аниматор и музыкант Каспар Янцис (автор шикарных мультиков "Крокодил" и "Вилла Антропофф"), финский президент Урхо Кекконен, австрийский лыжник Тони Зайлер и другие. Инспектор Глебски работает таксистом в Париже, приключается в Тироле, убегает от полиции в Финляндии и так далее. "Книга пытается ответить на вопрос, готово ли рациональное мышление к встрече со сверхъестественным".

В общем, Трубецки оттянулись по полной

))

@темы: книги, фильмы

URL