читать дальшеСредневековое общество предлагало не так уж много опций для одиноких людей. Выйдя из юношеского возраста, большинство вступали в брак; старые девы, живущие мирской жизнью, были в принципе редки, да и английское слово «bachelor»* в своем значении отличалось от современного.
*bachelor – в XIV в. это слово употребляется в значении «молодой человек, проходящий курс обучения» (оруженосец, подмастерье, студент, отсюда и «бакалавр», от лат. baccalaureus или baccalaureatus). Подобный статус, как правило, был неразрывно связан с холостой жизнью, но в современном употреблении значение слова bachelor, скорее, сузилось
В средневековой деревне быть главой дома, не имея при этом спутника жизни, могла либо вдова, либо местный священник. Демографические исследования показывают, что женщины, как и в наше время, чаще переживали своих мужей, но реже, нежели мужчины, вступали в новый брак. Старая крестьянская поговорка гласила, что дом устоит без пахаря, но не без хорошей хозяйки. Неудивительно, что большинство вдовцов стремились поскорее жениться вторично. Для вдов же со смертью супруга открывался целый ряд новых вариантов, которые были недоступны для них прежде. Вдовы, в юридическом и личностном плане, переходили на иную ступень и начинали играть главную роль в устроении собственного будущего – и будущего своих детей. Вдова могла заключать контракты от своего лица, устраивать помолвку детей, самостоятельно принимать решения насчет нового вступления в брак. Новообретенная свобода, разумеется, устраивала не всех вдов – одни с удовольствием пользовались ею, а другие страдали. Но главный интерес для нас представляет вопрос, каким образом крестьянские вдовы вели себя, оставшись в одиночестве. Речь здесь пойдет не о престарелых вдовах, а о женщинах, овдовевших в молодости или в расцвете лет.
Если опираться лишь на литературные источники, напрашивается вывод, что вдовы были сплошь бедны и беззащитны. Всем памятно чосеровское описание бедной вдовы из «Кентерберийских рассказов»:
Близ топкой рощи, на краю лощины,
В лачуге ветхой, вместе со скотиной
Жила вдова; ей было лет немало.
Она с тех пор, как мужа потеряла,
Без ропота на горе и невзгоды
Двух дочерей растила долги годы.
Какой в хозяйстве у вдовы доход?
С детьми жила она чем бог пошлет.
Был продымлен, весь в саже, дом курной,
Но пуст очаг был, и ломоть сухой
Ей запивать водою приходилось -
Ведь разносолов в доме не водилось.
…
Стаканчика не выпила она
Ни белого, ни красного вина.
А стол вдовы был часто впору нищим,
Лишь черное да белое шло в пищу:
Все грубый хлеб да молоко, а сала
Иль хоть яиц не часто ей хватало.
Впрочем, авторы яро порицали тех, кто лишал вдов их законных прав и ввергал бедных женщин в нищету. Рыцарям недаром советовпали «защищать правду, святую Церковь и вдов». В средневековой Англии вдовы представляли собой довольно большое сословие, и у писателей, видимо, были причины задумываться об их благосостоянии. Но вправду ли они всегда были бедны и беспомощны?
Овдовев, женщина имела право получить т.н. "вдовью долю" - треть совместного имущества - а также забрать собственное приданое. По крайней мере, это закон ей гарантировал. Но вдобавок по завещанию муж сам мог оставить жене щедрую часть семейного достояния, закрепив свою волю в соответствующем документе. Варианты были разные: отдать вдове весь семейный надел или его часть в пожизненное владение, заранее оговорить вдовью долю, в которую по распоряжению мужа могли войти земля, дом и различная утварь, или же наказать сыновьям и прочим родственникам достойно содержать вдову. Нигде взаимное уважение в браке не продемонстрировано ярче, чем в завещаниях мужей и в их распоряжениях, которые они делают касательно общего имущества. Душеприказчиком покойного супруга чаще всего становится именно жена, и моралисты отнюдь не возражают против того, чтобы на женщину возлагали такую ответственность – скорее, они склонны предостерегать против излишнего финансового доверия, оказываемого отпрыскам. Широкий спектр вариантов материального обеспечения вдов указывает, что не только мужья, но и общество в целом считало женский вклад в домашнюю экономику достаточно значимым и достойным вознаграждения после смерти супруга.
В документах манориальных судов мы зачастую видим, что мужчина и женщина, вступая в брак, передают порознь свое имущество лорду и заключают с ним договор, чтобы впредь владеть этим имуществом как совместной собственностью. При таком раскладе после смерти мужа жена могла до конца жизни распоряжаться семейным наделом. Разумеется, она должна была исполнять необходимые повинности, обрабатывать землю и платить ренту. Иногда, в зависимости от условий договора, ей приходилось передавать свое имущество сыновьям, когда те достигали совершеннолетия; в таких случаях, дети обеспечивали матери достойное содержание. Из 326 сохранившихся завещаний, составленных взрослыми крестьянами, в 235 упомянуты жены. Шестьдесят три процента из них получили землю и дом в пожизненное владение, три процента – в пользование до совершеннолетия старшего сына, еще три процента – только дом и, наконец, еще три – отдельную комнату в доме. В числе других вариантов обеспечения – выдача вдовьей доли в размере одной трети имущества, возврат приданого, земля за пределами семейного владения и, наконец, отдельный дом. Помимо того, вдовам оставляли деньги, скот, домашнюю утварь, имущество, оставшееся после уплаты всех долгов покойного. В общем, мужья оставляли по возможности щедрые средства на содержание вдов, в норме предпочитая выделить супругам как можно больше, помимо гарантируемой законом трети.
Вдова получала в собственное пользование комнату в доме сына (и «место у очага»
или же содержание деньгами и продуктами в тех случаях, когда имущество заранее было распределено среди наследников, или же те были уже взрослыми и способными взять на себя владение землей. Все это вдова получала в дополнение к приданому, которое она принесла в брак и которое она теперь имела право забрать обратно, если только, в свою очередь, она не завещала его своим детям. Если вдова получала во владение дом мужа не пожизненно, а на определенный срок, по его истечении она, как правило, перебиралась в отдельное жилье или также могла получить комнату в доме сына или дочери. Иногда муж в завещании заранее поручал заботу о вдове сыну (зачастую с указанием конкретной суммы, которую надлежало тратить на ее содержание). Как правило, это бывало в тех случаях, когда муж и жена оба уже были нетрудоспособны, и муж старался обеспечить супруге мирную старость. Хотя условия и суммы, разумеется, варьировались, по завещаниям и отчетам манориальных судов мы можем сделать вывод, что мужья, умирая, почти всегда стремились хоть как-то позаботиться о своих вдовах.
Нередко вдовы оставались с маленькими детьми, которых нужно было растить и содержать. Так, в пяти завещаниях в деревне Халесоуэн указан возраст мужчин на момент их смерти – от двадцати трех до сорока четырех лет, и у всех остались маленькие дети. Вдовы платили лорду условленную сумму за позволение осуществлять опеку над детьми и владеть семейным имуществом. В завещаниях мужья поручали женам заботу о детях, зачастую предоставляя им существенную власть над отпрысками, вплоть до права лишить их наследства. Так, Томас Клей из Поттона указал, что его сын Ричард наследует дом и земли после смерти матери «в том случае, если она будет довольна его поведением». Лишь в одном случае известном нам случае муж напрямую объявил, что жена не сможет заботиться о детях (вследствие душевной болезни), и поручил душеприказчикам распорядиться, как они сочтут нужным. Зачастую вдова добивалась у лорда права владеть землей не только от собственного имени, но и от имени наследника, чтобы впоследствии переход имущества совершился автоматически. Изабелла, вдова Патрика, передала свои права на землю сыну Джону, условившись, что он заплатит ей 15 шиллингов 4 пенса на Троицу, а также будет выплачивать ежегодно 6 шиллингов 8 пенсов содержания. В том случае, если сыновей не было, женщина обычно передавала землю зятю, когда дочь выходила замуж.
Судьбы некоторых молодых вдов можно проследить по манориальным документам на протяжении десятилетий. Так, Агнес из Лэнда принесла оммаж лорду за свое имущество в 1286 г. и продолжала владеть землей вплоть до 1306 г., когда ее сыну Ричарду исполнился двадцать один год. В качестве вдовьей доли она получила треть земельного надела, и Ричард заплатил лорду двадцать шиллингов за вступление в наследство и разрешение жениться. В 1313 г. Ричард женился и еще прирастил семейное достояние.
Вдова, оставшаяся с земельным наделом и маленькими детьми на руках, порой находила свои новообретенные обязанности обременительными. Она должна была позаботиться об обработке земли, и это удавалось не всегда. Так, Ева, вдова Уильяма де Колли, подала в суд на Джона Пейна, который не вспахал ее надел, как они договорились. Еще одним распространенным вариантом было сдать землю внаймы, пока сыновья не вырастут. Так поступила Элис, вдова Джона Мера, отдавшая свой надел в аренду на двадцать лет. По истечении этого срока землю надлежало возвратить наследникам.
Вдовство, впрочем, вовсе не обязательно предполагало непрерывную борьбу с трудностями. Многие вдовы переживали настоящий расцвет, обретя самостоятельность и полный контроль над семейным бюджетом. В манориальных хрониках перед нами представют женщины, которые самостоятельно держат большие наделы, покупают и продают землю, заключают замысловатые контракты. Так, Джоанна, вдова Уильяма, условилась, что ее младший сын вступит во владение 18 акрами и отцовским домом, но останется под ее властью вместе со своим имуществом. Явно не бедствовала и другая вдова - Матильда, продавшая соседям муки на 7 шиллингов 4 пенса.
Не все вдовы, впрочем, предпочитали оставаться одни – некоторые при помощи нового брака решали проблемы, связанные с владением землей и содержанием детей. В XIII-начале XIV вв. крестьянские вдовы вступали в новый брак достаточно быстро, потому что зачастую были неплохо обеспечены, владели землей и едва ли могли обойтись без мужчины, способного эту землю обрабатывать. Сходная ситуация наблюдается и в XVI в. Ценность вдов на «ярмарке невест», таким образом, сколько-то зависела от условий на земельном рынке. При огромном спросе на землю, в начале XIV и в XVI веке, вдовы были весьма востребованы. В манорах, где свободных наделов не было, юноши нередко вступали в брак с вдовами. Муж пользовался жениным наделом – и, если переживал жену, то, как правило, вступал во второй брак, уставливая, таким образом, тенденцию: молодой мужчина женился на вдове, затем вступал во второй брак с женщиной, как правило более молодой, которая, овдовев, в свою очередь выходила замуж за молодого человека, и так далее. Принадлежавший вдове надел давал новой семье средства к существованию, по крайней мере, в течение жизни упомянутой вдовы. В период острого «земельного голода» лорды всячески поощряли вдов выходить замуж, чтобы земля не пустовала. Ситуация изменилась в середине XIV в., после эпидемии чумы, когда свободной земли стало в избытке. Многие вдовы даже отказывались от того, что причиталось им по завещаниям, потому что не могли найти ни нового мужа, ни работников, способных пахать и сеять. Молодые люди, в свою очередь, быстро обзаводились собственными наделами. Таким образом, вдовы перестали быть желанными невестами.
Трудно с точностью определить процент вступлений в новый брак. В XVI в. вторично замуж выходили от 25 до 30 процентов вдов; вдовцы делали это чаще. Управляться с хозяйством в одиночку им было тяжелее, чем женщинам, а если у них на руках оставались маленькие дети, тем более желательна была хозяйка в доме. Обычно во второй брак вступали довольно быстро – почти в половине случаев это происходило в течение первого года. Закон не устанавливал никакого конкретного срока траура.
Некоторые мужья, впрочем, в завещаниях напрямик заявляли, что количество имущества, оставляемого вдове, будет уменьшено, если она вступит во второй брак – или же что она получит больше, если не выйдет замуж вторично. Другие, напротив, сознательно наделяли жен землей и имуществом, чтобы они могли вступить в новый брак не с пустыми руками. Так, один крестьянин велел сыну содержать мать, но указал, что в случае нового замужества она вправе забрать с собой половину движимого имущества.
Но, разумеется, не всегда вдове удавалось без разногласий и споров получить причитавшееся ей имущество. В 65 процентах сохранившихся завещаний из Бедфордшира мужчины сделали своими душеприказчиками жен, давая им право распоряжаться семейной собственностью – но в бедфордширских судебных хрониках нередко фигурируют и вдовы, пытающиеся получить просроченные выплаты или законную вдовью долю. Так, в Челгрейве некая вдова подала в суд на собственного сына, объявив, что тот забрал завещанный ей акр земли. Нередко именно сыновей или братьев покойного мужа обвиняли в том, что они лишали вдову законных прав. Когда некий сын перестал выполнять условия, указанные в завещании отцом, судьи оштрафовали его и вернули землю вдове, лишив молодого человека права владеть наделом, пока та жива. Впрочем, порой злоумышленниками бывали и односельчане: так, в 1286 г. перед судом предстал Уильям Вудмаус, который выгнал вдову по имени Молл и ее сына из дома, убил ее собаку, унес десять локтей полотна и плащ - и отказался возместить убытки. Еще один человек, Джон Кейтлин, желая увеличить собственное пастбище, выгнал пожилую вдову Елену Мартин из дома, который затем снес - за что ему было приказано выстроить дом за свой счет, а до тех пор подыскать для вдовы приличное пристанище.
Вдовы, упоминаемые в манориальных отчетах и завещаниях, обладали землями и прочим имуществом, которое могли передавать, завещать, отсуживать и так далее. Но некоторый процент женщин, разумеется, в силу обстоятельств оказывался без гроша, когда умирал главный добытчик в семье. Эти вдовы полагались на общественную благотворительность и перебивались случайной работой и милостыней. Иногда у них не было ни хлеба, ни собственного жилья. Если после смерти мужа на руках у них оставались малолетние дети, им приходилось надеяться исключительно на добрых людей. Такой вдовой была бедная Матильда Шерлок из Пинчбека, "нищенка с тремя детьми", старшему из которых исполнилось шесть. Они жили в хижине, которую сдавал им один из односельчан, и кормились подаянием.
Бывали и женщины, которые отказывались от роли «респектабельных вдов», предпочитая роль «веселой вдовушки», а то и попросту женщины легкого поведения. Так, Изабелла Эдмонд, владевшая земельным наделом, «взяла любовника», за которого, впрочем, впоследствии вышла замуж, когда он заплатил лорду за позволение владеть землей совместно с ней. Менее удачлива оказалась Люси Пофот, зашедшая 30 ноября 1270 года в таверну и познакомившаяся там с неким нетрезвым мужчиной, который попросил «приюта и развлечений». Люси привела его к себе – и наутро была найдена с пятью ножевыми ранениями. А сорокашестилетнюю вдову Сару, принимавшую у себя «трех гуляк», избили и ограбили.
Впрочем, не будем заканчивать на мрачной ноте. Поскольку большинство вдов не спешили вступать в новый брак, изрядное их количество серьезно подходило к новым обязанностям – в первую очередь, к роли управляющего семейным добром – и, возможно, даже принимало их с радостью. Не выходя замуж вторично, они сохраняли власть над своим домом и играли на руку собственным детям – ведь новый муж мог попытаться воспретендовать на их землю или же, переживя жену и в следующий раз женившись, ущемить права детей от первого брака. Вдовство, таким образом, несло с собой как увеличение личной власти, так и сохранение семейной гармонии. Даже для женщин, потерявших мужа в преклонном возрасте, вдовство вовсе не обязательно несло с собой одиночество и страдания: их окружали любящие дети, внуки, племянники и племянницы, друзья...
@темы: женский вопрос
