В романе "Над пропастью во ржи" Сэлинджера (перевод Райт-Ковалевой) есть такое место:

"В Хуттонской школе я как-то прочитал одну книжку про одного ужасно утонченного, изящного и распутного типа. Его звали мосье Бланшар, как сейчас помню. Книжка гадостная, но этот самый Бланшар ничего. У него был здоровенный замок на Ривьере, в Европе, и в свободное время он главным образом лупил палкой каких-то баб. Вообще он был храбрый и все такое, но женщин он избивал до потери сознания."

В оригинале же это выглядит так:

I read this book once, at the Whooton School, that had this very sophisticated, suave, sexy guy in it. Monsieur Blanchard was his name, I can still remember. It was a lousy book, but this Blanchard guy was pretty good. He had this big chateau and all in the Riviera, in Europe, and all he did in his spare time was beat women off with a club. He was a real rake and all, but he knocked women out.

Тут дело в том, что "beat women off with a club" не означает "лупил палкой каких-то баб", это означает что-то вроде "ему чуть не палкой приходилось отбиваться от женщин". Это идиома. Обычно говорят "beat [кого-то] off with a stick", с палкой, но дубинка (club) тоже подходит. Никаких избиваний дубинкой в буквальном смысле там нет, только в переносном.

(Как часто бывает в английском языке, надо отслеживать так называемые "фразовые глаголы", здесь это beat off. "Beat [somebody]" - избивать кого-то, "beat [somebody] off" - отбиваться от кого-то. Очень важное отличие.)

Кроме того, "knocked women out" тоже, вы будете смеяться, не означает, что Бланшар посылал женщин в нокаут, несмотря на то, что слово "нокаут" действительно происходит от knock out. Но у этого фразового глагола тоже есть переносное значение - "очень нравиться". Он очень нравился женщинам, этот Бланшар, они от него млели, вешались ему на шею, складывались штабелями. Никакого садомазохизма.

Окей, что еще надо упомянуть? Во-первых, это наблюдение не мое, эту любопытную ошибку заметил писатель и профессор-славист Рид Джонсон в статье в Нью-Йоркере в 2013-м "If Holden Caulfield Spoke Russian". Хорошая статья. Во-вторых, в недавнем новом русском переводе Максима Немцова ("Ловец на хлебном поле", эта ошибка, увы, присутствует в том же виде: "... а делал он в свободное время вот что – он баб дубинкой охаживал. Первостатейный подонок и всяко-разно, но баб с ног сшибал будь здоров."

На этом можно было бы закончить. Или, может, пройтись под конец в очередной раз по адресу "советской школы перевода", и на этом закончить. Но моя дотошность настойчиво порекомендовала мне проверить еще какие-то переводы, и я взялся за французские.

И что же вы думаете? "The Catcher in the Rye" существует в двух переводах на французский. Старый, из 50-х, переводчик Жан-Батист Росси, и новый, из 90-х, переводчица Анни Сомон. Оба из них допускают ту же ошибку, что и русские переводы, в отношении фразы "beat women off with a club" (со второй фразой у них выходит лучше).

Jean-Baptiste Rossi:

"C'était un sale bouquin, mais ce gars Blanchard s'y connaissait. Il avait ce grand château et tout sur la Riviera, en Europe, et tout ce qu'il faisait de son temps, c'était de battre les femmes à coups de canne. C'était un vrai sadique et tout, mais il plaisait vachement aux femmes."

Annie Saumont:

"Un livre pourri mais ce Blanchard était pas mal. Il avait un grand château et tout en Europe, sur la Riviera, et là il passait son temps à battre des femmes à coups de club de golf. C’était un vrai tombeur et tout; les femmes lui résistaient pas."

Ну что можно сказать? Идиомы - тяжелая штука. Как мы вообще что-то понимаем и воспринимаем в переводах - остается несколько загадочным явлением. Если кто-то хочет и может проверить еще какие-то переводы этого отрывка на другие языки, поделитесь результатами, мне любопытно. avva.livejournal.com/3179072.html

@темы: Вавилон-18

---

Оригинал взят у в Последняя загадка капитана Гранта, или Папа ративати тиди

...Если бы у нас в сутках было по 48 часов, я бы 12 из них разговаривал с вами о Полинезии.

Чем привлекают меня эти маленькие острова, населённые потомками безумцев, бросившихся в плавание по великому океану, бурнейшему из бурных, который только наивные белые называют "Тихим"? Почему иногда мечты мои и мысли устремляются туда, где не съесть тело убитого врага было признаком дурного вкуса, зато нормальным выражением скорби было - бежать куда попало и убить первого встречного? Туда, где до недавнего времени ни один человек не имел представления о годе своего рождения, но каждый в точности знал, как назывался корабль, на котором приплыли его предки тысячу лет назад, и как звали каждого члена экипажа?

Сегодня, впрочем, из многих загадок Полинезии речь пойдёт у нас о загадке литературной, а из народов Полинезии мы выберем тот, чья нынешняя родина и Полинезией-то является лишь формально: аборигенов Новой Зеландии, народ маори.

Аборигенами их назвать можно лишь условно: и тысячи лет не прошло с тех пор, как каноэ этих полинезийцев впервые прибило к берегам двух новозеландских островов: Северного и Южного. Всего лет на четыреста они опередили на этой земле европейцев.

Язык маори (а слово это, кстати, означает "обыкновенные" - в смысле "цивилы", "простые смертные") состоит в близком родстве с языком острова Пасхи - примерно как родство русского с украинским: отличается произношение (по-пасхальски "земля" - хенуа, по-маорийски - фенуа) и оттенки значений слов (рео - у маори "речь", а у пасхальцев "ложь"; туки - у маори "стучать, забивать", а у пасхальцев... эээ... как бы это помягче... ну, в общем, "оплодотворять", да). Достаточно близок к ним язык таитян; чуть дальше - гавайский, а ещё дальше - языки островных государств Тонга и Самоа.

***

По воле Жюля Верна, неутомимые шотландцы, путешествующие по тридцать седьмой параллели в поисках капитана Гранта, и их всезнающий, но патологически рассеянный спутник-француз Паганель, оказываются в Новой Зеландии, где попадают в плен к маори.

У меня на коленях лежит толстый том "Детей капитана Гранта" в переводе А.Бекетовой, изданный в 1956 году Детгизом в легендарной серии "Библиотека приключений"[1]. С этого тома некогда началось моё плавание по южным морям.

На странице 545 читаем:

На следующее утро продолжался тот же длительный путь вверх по течению Вайкато. Из мелких притоков реки появились новые пирóги. На них было воинов шестьдесят. Это, видимо, были участники последнего восстания, которые, более или менее пострадав от английских пуль, возвращались теперь в свои горы. Время от времени из этих шедших одна за другой пирог раздавалось пение. Кто-нибудь из воинов затягивал патриотическую песнь, призывавшую маори на борьбу с захватчиками:

Папа ративати тиди
И дунга нэи...

Когда я впервые прочёл эти строки, мне было лет девять, и я не был ещё знаком ни с полинезийскими языками, ни даже с языком Верна - французским. Но эти загадочные строки - "Папа ративати тиди и дунга нэи" - врезались навсегда в мою память. Что же это такое? Революционная песня, что-то вроде (как сказал мой друг ) "Вихри враждебные веют над нами"? Да и вообще: откуда мог Жюль Верн, никогда не бывавший в Новой Зеландии, знать маорийские песни? Не выдумал ли французский писатель эти слова, сложив их из экзотически звучавших слогов?

***

Прежде, чем отправляться в Новую Зеландию, заглянем во французский оригинал[2] - а то мало ли что: перевод Бекетовой, конечно, замечателен, но вот в нём, например, спасённый капитан Грант в первую очередь благодарит своих спасителей, а в оригинале... угадали кого? Вернее, Кого? Ага. Le pieux écossais voulut, en touchant ce qui était pour lui le sol de la patrie, remercier, avant tous, Dieu de sa délivrance. "Набожный шотландец хотел, соприкоснувшись с тем, что было для него землёй родины [имеется в виду палуба шотландской яхты], возблагодарить, прежде всего, Бога за своё спасение". Но не может же "советский" капитан Грант, почти коммунист, быть набожным! Так что - потеснись, Господи.

Фраза про патриотическую песнь в оригинале звучит так: Un indigène entonnait l’ode patriotique du mystérieux "Pihé" , - papa ra ti wati tidi i dounga nei... - hymne national qui entraîne les maoris à la guerre de l’indépendance.

В целом, оригинал, если можно так выразиться, близок к переводу. Вот только песнь (почему-то охарактеризованная как "таинственная"!) призывает не к борьбе с захватчиками, а к борьбе за независимость, но с кем бороться за независимость, как не с окаянными захватчиками? Но Бекетова пропустила одну существенную деталь: у песни в тексте Жюля Верна есть название - Пихе.

***

Это слово - Пихе - сразу открывает нам, о какой песне - или о какой песни, от слова "песнь" - идёт речь. Слово "пихе" означает "плач, традиционная песнь скорби по безвременно умершему или погибшему" (название происходит от пи-хе "разделение объединённого", т.е. трагическая гибель [3]). Никакой борьбы с захватчиками в ней не подразумевается по простой причине: песни "пихе" сочинялись задолго до явления европейцев, а самая знаменитая "пихе" была сочинена примерно тысячу лет назад, когда единственными "захватчиками" Новой Зеландии были сами маори, а на роль аборигена могла претендовать разве что птица киви-киви.

В те древние времена рыболов Купе с острова Вавау, спасаясь в океане от мести за совершённое им преступление (он похитил жену сородича - а сам сородич погиб при подозрительных обстоятельствах), неожиданно открыл огромный, цветущий, но безлюдный остров. Позднее туда потянулись его соплеменники, обследовали неизвестную землю: огромных островов оказалось два, и они решили их колонизировать. Они не нанесли на свои карты очертания этой страны, похожей на разорванный сапог, потому что не умели рисовать карты и носить сапоги; но уникальные способности полинезийцев к навигации (плыви в сторону заходящего солнца, после третьей волны повернёшь налево, в общем, где-то там, сразу увидишь) позволили им обойтись без карт: одно за другим потянулись в будущую Новую Зеландию большие океанские каноэ, имея на борту мужчин, женщин и детей - предков маори. Одним из многих был корабль "Нга-токи-мата-фао-руа", отличавшийся тем, что это и был корабль "Мата-хоу-руа", на котором некогда плавал первооткрыватель Купе - но только отремонтированный и переименованный (запомним этот факт, чтобы оценить удивительный параллелизм истории).

Капитана корабля звали Нуку-маи-и-Тафити, что означает "Приехавший сюда из Тафити[4]". Когда он умер (драматической истории его смерти здесь не место), его сын Рангинуи и дочь Моерева сложили по нему плач "пихе", исполненный величия и трагизма, плач, который при разных обстоятельствах пели по всей Новой Зеландии многие и многие века спустя. Вот его начало:

Гром, колотящий
тут, в вышине:
его вспышки зловещи.
Это гневается сам Ту!
Это нисходит сам Ронгомаи!

Неправда ли, замени гневных богов войны Ту и Ронгомаи на, скажем, Одина и Тора - и получится готовый подстрочник какой-нибудь скандинавской висы?

А вот и оригинал (он сохранился в разных вариантах[5]):

Папа ра те фати-тири
и рунга неи.
Ко ана канапу хе айту:
Ту ка рири!
Ронгомаи ка хеке!

Знакомо, правда?

***

Не секрет, что в разных языках разные звуки. Английское R ничем не напоминает русское "Р", и драматург Шэйкспиа с трудом бы откликнулся на российское "Шекспирррррр"; а французское R из фамилии "Верн", если на какой славянский звук и похоже, так скорее на украинское "Г" в слове "галушка"...

Маорийское "р" получается, если быстро дотронуться языком до передней части нёба: при желании можно в этом звуке услышать не "р", а "д". И слышали-таки! В первом учебнике маорийской грамматики[7], изданном в 1820 году, даже сами маори периодически названы "Maodi"! (Например, на стр. 108). Кстати, на той же странице мы встречаем и нашу "пихе" - в почти жюль-верновском варианте:

Pápa ra te wáti tídi
I dúnga nei
Ku ána, ka na pu e ó...

Как мы видим, один и тот же звук воспринимается европейцем (в данном случае - миссионером Томасом Кендаллом) то как "р", то как "д". А вот два разных маорийских звука - губное "в" и губное "ф" (попробуйте произнести и то, и другое, сложив губы для английского w) - Кендалл не различал, и обозначал оба через w. (Через два десятилетия Монселл[8] предложил обозначать звонкий звук через w, а глухой через wh: такая орфография принята до сих пор, и позволяет отличать wai "вода" от whai "погоня"; в русской транскрипции я обозначаю эти слова, соответствено, "ваи" и "фаи").

Составители записали песнь со слов вождя Хонги-Хика и его родственника Туаи; но расшифровать её смысл им не удалось, что неудивительно, если учесть зачаточное состояние, в котором на тот момент находилось изучение маорийского языка. В примечаниях Кендалл и Ли ясно пишут, что текст песни им непонятен.

Что ж, прошедшие годы оказались полезными: мы с вами в "пихе", кажется, вполне разобрались. Остаётся только одна загадка: откуда взял слова песни Жюль Верн?

***

Маловероятно, что у Верна был доступ к английскому учебнику маорийского языка Кендалла и Ли. Да и потом, транскрипция Верна передаёт звук "у" на французский лад - ou: dounga, а не dúnga. Такое написание может вызвать путаницу, тем более, что в маорийском языке существует звукосочетание ou - как в названии Южного Острова, Те Ваи Поунаму (у Бекетовой он становится "Таваи-пуна-му").

Я перебираю французские источники, которые могли быть доступны Верну при работе над "Детьми". Например, в знаменитом журнале "Revue_des_Deux_Mondes" (который Верн выписывал - и периодически пользовался им в качестве источника) в 1841 году появилась статья известного языковеда Э.Дюлорье "Литература азиатских островов"[9]. Не оттуда ли? Но нет: там цитируется только первая, а не вторая строчка "пихе": "Papa ra te wati tidi, etc.". Значит, не оттуда!

Но Дюлорье, хоть и был крупным авторитетом по восточным языкам, сам специализировался по древнеегипетскому и малайскому. Говоря о Новой Зеландии, он может только пересказать слова какого-то другого учёного, который в Новой Зеландии действительно был. Свой источник Дюлорье почему-то не назвал; но его абзац о новозеландской "пихе" практически дословно повторяет текст из "Естественной истории" знаменитого в те дни Бюффона - причём из той её части, которая была не только издана, но и написана посмертно! Заголовок этих томов примечателен: "Естественная история редких животных, открытых натуралистами и путешественниками после смерти Бюффона"[10]. Во как! В список редких животных - в томе втором - попали и редкие животные человеческой породы.

Знатоком этой породы и автором "апокрифа" к Бюффону - и, соответственно, наиболее вероятным источником для статьи Дюлорье - оказался доктор Рене-Примевер Лессон, судовой врач корвета "Ракушка" (La Coquille). Практически весь текст интересующей нас части он издал ранее в своей другой книге - "Кругосветное путешествие на корвете 'Ракушка', совершённое по приказу правительства"[11]. Среди прочего он описывает и "сладкий, звучный, весьма музыкальный" язык обитателей Океании, и отдельно - его новозеландский вариант. Но опять нас ждёт разочарование: Лессон тоже цитирует только первую строчку - на этот раз в полностью офранцуженной орфографии "Papa ra te ouati tidi, etc.".

Значит, и не из Лессона взял Жюль Верн свой текст!

***

Кроме судового врача Лессона, на борту корвета "Ракушка" находился замечательный учёный Жюль-Себастьен-Сезар Дюмон-Дюрвиль. Не без помощи Лессона он собрал удивительную коллекцию животных и растений южных морей (от Перу и Чили до Новой Гвинеи и Австралии - не исключая и Новую Зеландию), которая пользовалась большим успехом в парижских научных кругах: достаточно сказать, что он привёз свыше 3000 видов растений и 1100 видов насекомых, из которых соответственно 400 и 300 видов были ранее неизвестны науке!

Всего через два месяца после возвращения в Европу Дюмон-Дюрвиль представил в морское министерство план новой экспедиции в южные моря. Среди прочего он рассчитывал напасть на след пропавших кораблей Лаперуза, "Буссоли" и "Астролябии". План Дюрвиля был утверждён, и корабль "Ракушка", которым раньше командовал некий Луи Дюперрей, был передан самому Дюрвилю.

Помните, наш маорийский герой, Нуку-маи-и-Тафити, плыл на переименованном корабле, которым прежде командовал возмутитель спокойствия Купе? Так вот, Дюмон-Дюрвиль тоже переименовал "Ракушку", дав ей название одного из погибших кораблей Лаперуза. Теперь этот корвет тоже назывался "Астролябия", и под этим именем прославился вторично.

Дюмон-Дюрвиль в этом путешествии превзошёл себя. Он нашёл место, где разбились корабли Лаперуза (позднее Жюль Верн использует это в другом романе - "Двадцать тысяч лье под водой"); он исследовал большую часть тихоокеанских островов и изобрёл названия "Микронезия" и "Меланезия"; он начертил множество новых карт и собрал новую, ещё большую коллекцию.

В дальнейшем Дюрвиль выпустил пятитомную книгу "Путешествие на корвете 'Астролябия' по приказу короля"[12]. Эта книга, хоть и научная, читается, как роман. В ней чередуются разделы "Энтомология", "Ботаника", "Зоология", "История", "Филология" - и всё описано с глубоким знанием, любовью и основательностью, присущей автору.

Как Синдбад-мореход, Дюрвиль не мог долго оставаться в Париже, и в 1837 году опять отплыл в море на своей "Астролябии". Кроме многочисленных открытий, связанных с южными морями, Дюрвилю было суждено стать одним из первых исследователей Антарктики (его имя в Антарктике носят море Дюрвиля и остров Дюрвиль).

Во всех трёх путешествиях жизнь и здоровье Дюрвиля часто подвергались опасности. Он болел тяжёлыми болезнями, находился на грани смерти - и вновь возвращался во Францию. Но 8 мая 1842, когда он (уже контр-адмирал) возвращался домой с семьёй из развлекательной прогулки в Версаль, поезд, на котором он ехал, сошёл с рельсов и загорелся. Отважный исследователь, не раз объехавший вокруг света, погиб в родной Франции, в горящем вагоне, рядом с женой и детьми.

"Даже здесь не существует, Постум, правил".

***

Во втором томе "Путешествия на 'Астролябии'", среди прочего, Дюрвиль описывает быт маори столь подробно, что, читая его, можно подумать, что ты сам путешествовал по Новой Зеландии. В различных главах анализируются политическое и военное устройство их общества, их законы и виды наказаний; их труд и досуг; строение домов, орудий и кораблей; их научные познания и культурные достижения. Мы узнаем, как маори одеваются, чем питаются, как женятся, как воспитывают детей, как хоронят мёртвых. Глубоко и точно рассказывает Дюрвиль о повседневном великодушии маори и повседневной же их жестокости, о их религиозной и эмоциональной жизни. Не обойдён и весьма важный для французов аспект супружеской верности и места, которое она занимает среди маори.

Но вот что интересно: читая Дюрвиля, мы то и дело натыкаемся на целые куски текста, которые создают у нас впечатление "дежа вю". То он описывает события, которые мы знаем в изложении месье Паганеля, то пейзажи, которые мы видим глазами экипажа яхты "Дункан". В дюрвилевском списке личных имён маори мы встречаем и "Каи-Куму" с переводом "пожирающий части тела врага", и "Кара-Тете", переведённое как "гневливый" - эти имена носили вожди, пленившие лорда Гленарвана и его друзей...

Нет сомнения: мы нашли источник, которым пользовался Жюль Верн! По всему видно, что он изучил труд Дюрвиля досконально, и зачастую новозеландские главы "Детей капитана Гранта" выглядят как бы "беллетризацией" монографии Дюрвиля, в которую Верн запускает своих героев. (Впрочем, в "Детях капитана Гранта" сюжет развивается через сорок лет после возвращения Дюрвиля из Новой Зеландии, и события новейшей истории страны почерпнуты Верном из других источников).

А как насчёт нашей "пихе"?

Во втором томе мы её не находим. Зато она обнаруживается в третьем, где описываются подробно путешествия предшественников Дюрвиля. Оказывается, Дюрвиль не просто позаимствовал текст "пихе" у Кендалла - он встречался с Туаи, одним из маори, продиктовавших Кендаллу этот текст. "Я очень сожалею", пишет Дюрвиль, "что не смог углубиться в смысл этой необыкновенной оды". Из-за этого Дюрвиль награждает "пихе" эпитетом "таинственная" - и приводит (на стр. 689) слова песни в варианте, записанном Кендаллом и исправленном самим Дюрвилем при помощи Туаи. И вот как они звучат:

Papa ra te wati tidi
I dounga nei...

Да, именно так, как у Верна![13] Даже слово "таинственная" попало в оригинальный текст "Детей капитана Гранта", хотя ничего таинственного в самой песне нет - тайна (для Дюрвиля) заключается в том, что он не может понять смысла песни; маори же, которые у Верна эту песню поют, конечно же, понимают, о чём в ней говорится![14]

***

Мы отправились в плавание. Мы обогнули мир: мир литературный, с его Россией, Новой Зеландией и Францией. Что мы искали? Две строчки на непонятном языке?

Да. Не капитана Гранта с двумя матросами, не Лаперуза с двумя кораблями. Всего лишь две строчки (но мы их нашли).

Стоило ли нам плыть ради такого пустяка? Ответ на это каждый даст сам. Мне же остаётся только сказать так, как говорят об этом маори: э ити ноа ана на те ароха - "пусть мало, зато с любовью".

Эли Бар-Яалом.

Примечания и литература.

[1] Жюль Верн. Дети капитана Гранта. Пер. с фр. А.Бекетовой. Москва, "Детгиз", 1956.
[2] Jules Verne, Les Enfants du capitaine Grant. 1868.
[3] "Пи" - "объединение", "хе" - "разъединение". Приводится в [12], т. 3, стр. 688. Так же объясняется у: Andrew Sharp (ed.), Duperrey's visit to New Zealand in 1824. Wellington, Alexander Turnbull Library, 1971, p. 46.
[4] Слово "Тафити" (Tawhiti) можно понять как "далёкое (или: сияющее) место"; в то же время, конечно же, это то же самое слово, что и Tahiti - "Таити". Значит ли это, что Нуку-маи-и-Тафити прибыл с острова Таити? И да, и нет: но это - тема для отдельного, не менее увлекательного расследования, которое, если будет время и хватит сил, я хотел бы с вами проделать... Стоит отметить также, что миф о Нуку-маи-и-Тафити (он же просто Нукутафити) существует в разных вариантах, и некоторые говорят, что корабль его носил другое имя ("Мамари"); это более существенно, чем может показаться, поскольку до сих пор маори классифицируются по названиям кораблей предков-первопоселенцев.
[5] Такой текст - без усилительной частицы "ра" - записан в 1885 вождём Мохи Тафаи и приведён в статье Дж. Грэхема[6]. Там же дан (хороший) перевод на английский. Но поскольку все ранние записи - включая ту, на которой основывался Жюль Верн - включает "ра", я дополнил текст этой частицей, которая не меняет общий смысл (она может означать что-то вроде "который", "тот", "там"). Слово "папа" означает "разбивать, колотить"; "те" - определённый артикль; "фати-тири" - гром; "и" - приблизительно "в"; "рунга" - "высота"; "неи" - приблизительно "здесь".
[6] George Graham, Nukutawhiti. Journal of the Polynesian Society, v. 49 (1940), No. 194, pp. 221-234.
[7] Если точнее, не первом, а втором - первым учебником была брошюра на 54 страницы, изданная Томасом Кендаллом в 1815 году. А вот следующее издание - одним из соавторов которого был тот же Кендалл - уже серьёзная книга (второй соавтор - языковед Ли): Thomas Kendall, Samuel Lee, A grammar and vocabulary of the language of New Zealand. Published by the Church Missionary Society. London, Watts, 1820.
[8] R.Maunsell, Grammar of the New Zealand Language. Auckland, J.Moore, 1842. (Ссылка ведёт на скан второго издания 1862 г.). Автор был архидиаконом Вайкато. Вообще, фактически всё изучение языка маори велось силами миссионеров.
[9] Ed. Dulaurier, Littérature de l'archipel d'Asie. Revue des Deux Mondes T.27, 1841. Тем, кто удивляются, откуда им может быть знакомо имя Дюлорье, напоминаю, что слуга д'Артаньяна, Планше, называет себя этим именем, будучи представлен королеве ("Двадцать лет спустя").
[10] Complément des oeuvres de Buffon ou Histoire naturelle des animaux rares découverts par les naturalistes et les voyageurs depuis la mort de Buffon. T. II: Races humaines. Par R.P.Lesson. Paris, Baudouin, 1826.
[11] Впервые издано в 1826, тогда же, когда и "бюффоновский" том. Наиболее известное, расширенное и дополненное издание - R.P.Lesson, Voyage autour du monde entrepris par ordre du gouvernement sur la corvette La Coquille. Paris, Pourrat, 1839.
[12] J. Dumont d'Urville. Voyage de la corvette l'Astrolabe : exécuté par ordre du roi, pendant les années 1826-1827-1828-1829 sous le commandement de J. Dumont d'Urville.. Paris :J. Tastu,1830-1834.
[13] Так, да не совсем: почему-то te превратилось в ti. Но это, скорее всего, описка Верна или, что ещё вернее, опечатка его издателей. В самом деле, какой сумасшедший корректор пустится ради одной буквы в такое путешествие, которое только что проделали мы с вами?
[14] А говорится в ней, как мы уже установили, о громах и молниях; значит, действительно песня чем-то схожа с "Вихри враждебные"... Но во времена Жюля Верна-то европейцы не знали смысла "пихе", и, конечно же, Верн мог "выдумать" для этой песни любое значение - борьба за независимость так борьба за независимость. Поместил же он (в "Двадцати тысячах лье под водой") на Южном полюсе земного шара свободное ото льдов море!

запись создана: 12.06.2012 в 11:20

@темы: книги, Вавилон-18

---

Оригинал взят у в Про одно слово

Вдруг захотелось рассказать историю одного слова. Просто так.

1. По-латыни bur(r)us - бурый (или багровый). Удивительно, но эти два схожих слова в родственных языках (латыни и русском) - ложные близнецы, не родственные между собой.
2. Поэтому рогожа - грубая зернистая ткань (обычно соответствующего цвета) называется на вульгарной латыни burra, по-итальянски - bura. (Французский вариант этого латинского слова приобрёл форму "bureau", отсюда слово бюро - первоначально "рогожное покрытие для стола").
3. Изделие из рогожи по-итальянски - buratto.
4. Одно из самых часто встречающихся в средние века изделий из рогожи - решето. Оно, соответственно, тоже называлось buratto. (Позднее это слово стало обозначать также кружево, полученное при помощи вышивания на зернистой ткани).
5. Отсюда глагол abburattare - просеивать (пшеницу) сквозь такое решето. (Вообще "просеивать" по-итальянски setacciare).
6. Работник, занимающийся механической работой - просеиванием пшеницы - назывался поэтому buratino (также burratino или burrattino, а в более современном написании burattino).
7. Отсюда персонаж традиционной "комедия дель арте" - Бураттино (разновидность слуги-дзанни).
8. Из комедии дель арте Бураттино перекочевал в кукольный театр. Там он приобрёл колоссальный успех, и к концу XVI века в Италии слово burattino - как нарицательное - стало обозначать марионетку вообще.
9. Продолжение ясно: в 1881 Карло Коллоди начинает журнальную публикацию книги "Приключения Сосновой Шишки - история марионетки", а по-итальянски "Le avventure di Pinocchio - Storia d'un burattino". ("Пиноккио" - диалектная форма стандартного pinolo "сосновая шишка"). Книга (изданная в 1883) приобретает всемирную известность.
10. Алексей Толстой работает над переводом этой сказки на русский язык. По дороге понимает, что хочется ему не перевести Коллоди, а написать другую, более удачную (с его точки зрения) сказку "по мотивам". Он пишет её, и, поскольку главный герой уже чем-то отличается от классического Пиноккио, перекрещивает его в Буратино - имя, которое к этому моменту уже означает просто "марионетка", и которое является постоянным эпитетом Пиноккио в оригинале.

Вот, собственно.

Осталось добавить, что знаменитая история, рассказанная Толстым в предисловии к "Золотому ключику" - Когда я был маленький,- очень, очень давно, – я читал одну книжку: она называлась “Пиноккио, или Похождения деревянной куклы” (деревянная кукла по-итальянски – буратино). Я часто рассказывал моим товарищам, девочкам и мальчикам, занимательные приключения Буратино. Но так как книжка потерялась, то я рассказывал каждый раз по-разному, выдумывал такие похождения, каких в книге совсем и не было. - является мистификацией. Впервые Толстой прочёл Коллоди уже взрослым.

В комментах к жж-посту еще кое-что интересное

запись создана: 12.06.2012 в 11:09

@темы: книги, Вавилон-18

---

Оригинал взят у в Три гасконца, или Ложь, пропетая сквозь серебро

"То, что сделал предъявитель сего, сделано по моему приказанию и для блага государства.
            5 августа 1628 года. Ришелье"[1].

В это время "настоящему" Атосу было...

***

Впрочем, начать надо не с этого. Капитаном королевских мушкетёров был некий господин Луи де Бурбон; но, поскольку он параллельно занимал пост короля Франции (под именем Людовика XIII Справедливого), то собственно командовать мушкетёрами приходилось его заместителю, который так и назывался - "капитан-заместитель", или по-французски "капитан-лейтенант" (lieu-tenant буквально означает "держатель места", заместитель). Имя его, благодаря Дюма, знают все: де Тревиль.

Правда, в прославленном 1628 году настоящий Тревиль был всего лишь корнетом, а капитан-лейтенантом был Жан де Монтале[2]; только в 1634 году Тревиль сменит его на этом посту.

Но кому интересен какой-то Монтале, если Дюма воспел Тревиля? Приглядимся, в таком случае, к этому безродному гасконцу, ставшему графом и командиром самой элитной воинской части Франции.

И, приглядевшись, сразу обнаружим две подозрительные вещи:
а) матушка господина Тревиля происходила из гасконского аббатства Арамис;
б) его двоюродная сестра проживала в гасконской деревне Атос.

***

Ну хорошо, не Арамис, а Арамиц. Такое странное для французского языка название, кончающееся на -ц. И неудивительно: оно вовсе не французское, а баскское: aran означает "долина", а -itz - суффикс, означающий множественное число (но фактически только в названиях мест). Арамиц - "место слияния долин".

Оно и неудивительно: гасконцы и внешне, по общепринятому мнению, похожи на басков[3], да и само название "Гасконь" происходит от древнего Vasconia - "страна басков".

Давным-давно баски Гаскони романизировались и сменили свой язык (до сих пор сводящий с ума языковедов[4]) на один из диалектов вульгарной латыни, который превратился в особый язык - гасконский (гаскý. Гасконский родственен не столько французскому, сколько каталанскому и провансальскому. Как минимум два гасконских слова благополучно прижились в русском языке: кадет и берет (оба, конечно, через французский, который первый их заимствовал).

В литературе постоянно чередуются прилагательные "гасконский" и "беарнский". Казалось бы, Гасконь и Беарн - две разные, пусть и соседние, провинции; но Беарн - часть исторической Гаскони-Васконии, и Генрих IV - гасконец из гасконцев - родился и вырос в Беарне. Из Беарна происходит и самый главный гасконец нашего ментального пространства - д'Артаньян.

***

Вернёмся к занимательной географии семьи де Тревиля. У матери капитана мушкетёров был брат, аббат Шарль д'Арамиц. Был он женат, и были у него две дочери и сын Анри, также ставший мушкетёром.

Стоп, стоп. Ничего не понимаем: как аббат может быть на ком-то женат? Ведь аббат - это...

...Да, конечно. Исторически аббат - настоятель монастыря. Но с XI века короли и герцоги стали награждать своих дворян аббатствами, не требуя от них пострига; такие аббатства получили название "мирских": abbayes laïques (особенно велика была их концентрация в Беарне), а их владельцы имели право на потомственный титул аббата.

Так что быть "мушкетёром среди аббатов и аббатом среди мушкетёров" Анри д'Арамицу (которого в Париже звали просто Арамиц, иногда искажая в Арамиса) было весьма просто: аббатский титул он получил от отца, тот - от деда, и дальше в глубь веков - начиная с некоего Жана, получившего это звание за свои заслуги от гасконского феодала Гастона III в 1381 году. Звание это, конечно же, не помешало аббату Арамицу жениться (это произошло в 1650 году), и передать титул своему старшему сыну.

Пришло время взглянуть на схему[5]:


Мы видим, что Арамиц был двоюродным братом Тревиля по матери; по отцу же у Тревиля был двоюродный племянник Арман д'Атос, не меньший бретёр и такой же истый гасконец. "Атос" было его родовым именем - семья владела, среди прочего, деревней Атос, чьё название созвучно с французским названием знаменитой горы Афон.

В 1640 году оба родича явились к Тревилю и были зачислены в полк королевских мушкетёров (в котором в то время состояло примерно 100 человек[6]). Через три года в церкви Сен-Сюльпис отпевали "покойного Армана Атоса Дотебьеля, мушкетёра королевской гвардии, дворянина из Беарна, найденного вблизи рынка Пре-о-Клер"[7].

«– Все придворные дерутся обычно на Пре-о-Клер,– сказал Коменж»[8]. Не за покупками пришёл туда Атос.

Арамиц же, судя по всему, дослужил до расформирования мушкетёрского полка (это случилось в 1646 году[9]), вернулся в Беарн, где правил своим аббатством, пока не умер, оплакиваемый женой, двумя сыновьями и дочерью.

***

Многие факты, о которых я здесь рассказываю, известны широко; я не открываю Америку. Нет, я смотрю на уже открытую, построенную "Америку" глазами туриста, и пытаюсь сформулировать впечатления от неё одной фразой. В крайнем случае - двумя.

Может быть, это удастся сделать, когда разберёмся с Портосом.

На этой схеме мы видим очередного гасконца, де Портó,(родовое имя происходит от porthau - сторожевая башня), двоюродного брата жены двоюродного брата Арамица. Тревилю он был - седьмая вода на киселе, и в мушкетёры попасть ему не удалось - вернее, удалось, но не сразу: три года Порто(с) служил в роте господина Дезэссара, и мушкетёром стал только в год смерти Атоса[10].

Но эти трое, со своей гасконской бесшабашностью и гасконским же бесстрашием, всё же запомнились парижанам, и спустя годы после того, как мушкетёры перестали существовать, эти имена припоминали одним махом, иногда даже подгоняя по звучанию одно под другое: Атос... Портос... Арамис...

***

Спиритические сеансы - тоскливая штука. В магическом меловом круге, при свете чёрных свечей, медленно проявляется бледная полупрозрачная фигура, страшно раздражённая тем, что её отвлекли от тех по-настоящему важных дел, которые занимали её на том свете. В ответ на просьбу изложить историю своей жизни она бормочет, бубнит, выдаёт одни за другими длинные имена, бессвязные даты и бесполезные факты; а на бесплотном лице её читается только одна мысль: "ах, если бы при жизни я написал мемуары, они не таскали бы меня сюда!"

Такое ощущение возникает, когда читаешь произведения достославного французского писателя Гасьена Куртиля де Сандрá.

О Куртиле рассказывают множество источников в Интернете и бумажной литературе, и мы не будем множить сущности. Скажу лишь, что он занимался тем, что писал мемуары от имени умерших знаменитостей, при этом вполне свободно обращаясь как с фактами, так и с характерами. Вообще свободу Куртиль любил, и выражал свою любовь, сочиняя весьма рискованные политические памфлеты.

За один из них - в котором высмеивался сам Людовик XIV! - он в 1693 году и попал в Бастилию, где познакомился с комендантом г-ном Безмо (знакомая фамилия для читавших "Виконта де Бражелон"!) и услышал от него немало историй о жизни людей при старой власти. Эти истории, судя по всему, легли в основу "Мемуаров господина д'Артаньяна"[11] - скучнейшей, в сущности, книги, хотя и весьма популярной в начале XVIII столетия. Из-за того, что Куртиль знал историю тех времён только обрывочно и не особо заботился о точности, Атос, Портос и Арамис становятся у него мушкетёрами, друзьями д'Артаньяна (и вдобавок родными братьями).

При этом, как ни удивительно, в "Мемуарах" есть многое, что мы находим у Дюма[12]: д'Артаньян отправляется на дуэль с мушкетёром (правда, с одним Портосом, да и то по ошибке - Портос не собирался драться с ним), но вместо этого дерётся вместе с тремя мушкетёрами против гвардейцев кардинала, а затем становится другом этих мушкетёров; англичанка по кличке "миледи ---" (с трогательным прочерком вместо имени) и ночь, проведённая с ней д'Артаньяном, выдавшим себя за де Варда; даже то, что карьера д'Артаньяна начинается с драки с незнакомцем[13].

Но тем сильнее бросается в глаза контраст между Куртилем и Дюма. У Куртиля д'Артаньян вспоминает - у Дюма он живёт. У Куртиля драки мушкетёров - бытовуха, любовные истории - сплетня, а описания войны похожи на репортаж с чемпионата по футболу, только с кровью; а у Дюма дуэли - битвы гигантов, любовь - пламя пожирающее, а война - победа доблести и чести над трусостью и ограниченностью.

Потому что Куртиль, хоть и выдумывал, но описывал реальность; а Дюма, хоть и почти не выдумывал, но творил миф.

***

Вот! Вот о чём мы, собственно. Пришло, наконец, время распрощаться с версией о "реальных прототипах" героев Дюма, о "настоящих трёх мушкетёрах".

"Настоящих" Атоса, Портоса и Арамиса не существовало. Потому что один гасконец, погибший на дуэли в юности, не был ничем похож на благородного и жестокого графа де Ла Фер; другой гасконец, спокойно доживший до девяносто пяти лет (это в то время!) нисколько не напоминал титана дю Валлона; а третий гасконец, после военной службы коротавший век в провинции, не имел ничего общего с гениальным интриганом д'Эрбле, генералом иезуитского ордена.

Что досталось от них героям Дюма? Только имена. Ну и что? За именами можно полезть в телефонный справочник.

У "настоящих" мушкетёров нет ничего загадочного в звукосочетаниях "Атос", "Порто" и "Арамиц" - это их подлинные родовые имена. У Дюма это - таинственные прозвища, псевдонимы людей (людей ли? Или полубогов?), скрывающих своё истинное происхождение.

"Настоящие" - сплошь гасконцы-беарнцы. У Дюма они представляют собой всю Францию.

"Настоящему" Атосу в 1628 году не исполнилось и тринадцати лет; Портосу было 11 лет, а Арамису - меньше десяти. Но Дюма захотелось столкнуть своих героев с Бэкингемом, и он поменял течение времени.

Арман д'Атос, Исаак де Порто и Анри д'Арамиц не были Атосом, Портосом и Арамисом. Они практически неинтересны. Они были - сами по себе. А теперь их нет. И всё.

Но пришёл Дюма, подобрал на улице имена - и создал из ничего мифологию. Предвосхитив, заметим, не только и не столько приключенческую литературу, сколько комиксы (и в особенности японские "манга"), в которых свойства героев приобретают черты современного мифа. В героев Дюма легко играть; в них играть хочется, несмотря на жестокость Атоса, наивность Портоса и хитрость Арамиса. Им можно, ведь они - боги, а не люди.

И вот что ещё интересно: в результате этой выдумки, этой псевдоисторической манипуляции, перед нами оживает вполне реальная историческая Франция начала XVII столетия с её событиями, людьми, нравами, колоритом, даже кухней: Франция, которую бы мы никогда не узнали и не полюбили настолько, будучи вынуждены читать одни архивные документы да мемуары работы Куртиля.

"Тьмы низких истин мне дороже
Нас возвышающий обман…"[14]

Атоса не было. Портоса не было. Арамиса не было. Но они есть.[15]

И неожиданно встаёт перед моим внутренним взором университетский город в той стране, где (по словам д'Артаньяна) "солнце похоже на луну, а луна - на сыр". И идут по траве двое англичан, громко споря. "Миф - ложь, пусть даже ложь, пропетая сквозь серебряную трубу", говорит один. "Нет, Джек", отвечает другой, "это не так".[16]

Эли Бар-Яалом.

Примечания и литература.

[1] Александр Дюма-отец, Три мушкетёра, в: А.Дюма. Собрание сочинений. Т. 1. Москва: Правда, 1991. Перевод с французского: В.Вальдман, Д.Лившиц, К.Ксаниной. Оригинал: Alexandre Dumas-pére, Les Trois Mousquetaires, 1844.
[2] В "Виконте де Бражелон" есть фрейлина Монтале, но они не только не родственники, а даже и не однофамильцы: она Aure de Montalais, а он Jean de Bérard de Montalet.
[3] Например: William Z. Ripley, The races of Europe : a sociological study (Lowell Institute lectures). London, Kegan Paul, 1899.
[4] В Сети доступен этимологический словарь баскского языка: R.L.Trask, Etymological Dictionary of Basque. University of Sussex, 2008.
[5] Схема составлена автором на основании разрозненных (но непротиворечивых) генеалогических данных из множества записей и архивов, поэтому невозможно дать единый источник.
[6] В 1622, когда полк был основан, их было 150; в 1638 - 100 человек. Curt Johnson, The French Army of the Thirty Years' War: Introduction and Maison du Roi. The Early Modern Warfare Society, 1993/2007.
[7] “Convoy, service et enterrement du deffunct Armand, Athos dautebielle [именно так! - Э. Б.-Я.] mousquetaire de la garde du Roi, gentilhomme de Béarn. pris proche la halle du Pré au Clercs" - запись в регистре Сен-Сюльпис за декабрь 1643. Обнаружена ещё при жизни Дюма историком Огюстом Жалем.
[8] Проспер Мериме, Хроника времён Карла IX, в: П.Мериме, Избранные сочинения в двух томах. Т.1. Москва: Гос. изд. худ. литературы, 1957.
[9] Впоследствии полк мушкетёров неоднократно восстанавливали и неоднократно же упраздняли вновь.
[10] До принятия в мушкетёры исторического д'Артаньяна оставался ещё год.
[11] G.Courtilz de Sandras [анонимно], Memoires de Mr. d'Artagnan. Cologne, P.Marteau [на самом деле - в Голландии?], 1700.
[12] Говоря "Дюма", мы, конечно же, подразумеваем и его соавтора, Огюста Маке.
[13] У Куртиля незнакомец - некий Роне. Дюма не преминул воспользоваться ещё одной книгой Куртиля - "мемуарами графа де Рошфор" - и поставил на место Роне именно этого дворянина. Кстати, из "мемуаров Рошфора" Дюма взял идею заклеймённой молодой жены графа - только там клеймо обнаруживается на теле второй жены отца графа Рошфора. К слову, графство Ла Фер было королевской собственностью, так что отдельных графов де Ла Фер в природе тоже не существовало (и не надо).
[14] Все и так знают, что это стихотворение Пушкина "Герой".
[15] И даже пускаются в новые путешествия в рамках литературных игр других писателей, как любителей, так и профессионалов. Среди прочих выделяется, например, Даниэль Клугер , который в романе "Мушкетёр" создал образ Портоса - потомка крещёных евреев Португалии...
[16] Речь идёт о споре оксфордских профессоров Клайва ("Джека") Льюиса (называвшего миф "ложью, пропетой сквозь серебро") и Рональда Толкина (возражавшего ему). Позже Толкин написал по следам этого спора поэму "Mythopoeia" (эпиграфом к которой послужила фраза Льюиса про ложь и серебро), где говорит (в переводе Сергея Степанова):

Но дерево не «дерево», покуда
никто не увидал его как чудо
и не сумел как «дерево» наречь, —
без тех, кто раскрутил пружину-речь,
которая не эхо и не слепок,
что лик Вселенной повторяет слепо,
но радованье миру и сужденье
и вместе с тем его обожествленье...

запись создана: 12.06.2012 в 10:48

@темы: книги, имена

---

Оригинал взят у в Об использовании показаний в суде

В классические времена Юзенете группа rec.humor.funny часто помогала
мне справиться с трудностями очередного рабочего дня. Теперь, читая
rec.humor.funny.reruns, я вспоминаю эти старые анекдоты.

Вот эта копия письма, посланного всем юристам одной фирмы по
корпоративной почте, была опубликована Mitchell Wand в 1995 году.
E-mail озаглавлен "Об использовании показаний".

Один из участников истории (Мс. Ольшнер) подтвердила её подлинность.
Позже она была опубликована в Lexis Counsel Connect. Суд происходил в
Бирмингеме, Алабама, но фраза об использовании показаний "для любой
цели" есть и в федеральных правилах. Мы не знаем, что произошло в
суде непосредственно перед этим диалогом.

Судья: Следующий свидетель.

Мс. Ольшнер: Ваша честь, в настоящий момент я хотела бы ударить
мистера Бака по голове показаниями его клиента.

Судья: Вы имеете в виду, что хотите зачитать показания?

Мс. Ольшнер: Нет, сэр. Я хочу ударить его по голове показаниями. В
соответствии с правилом 32, я могу использовать показания "для любой
цели", и в данный момент я хочу использовать их именно для этой цели.

Судья: да, в правилах написано именно так.

Пауза.

Судья: так как протестов не поступило, вы можете приступать.

Мс. Ольшнер: спасибо, судья Хейнс.

Мс. Ольшнер бьёт м-ра Бака по голове показаниями его клиента.

М-р Бак: Но, судья...

Судья: следующий свидетель.

М-р Бак: Протест.

Судья: Удовлетворен. Следующий свидетель.

Конец протокола

запись создана: 11.06.2012 в 08:31

@темы: хи-хи

---

04.01.2019 в 12:03

Пишет  Йомин:
Менталитет фэнтезийного героя: часть 1

Часто бывает такое. Читаешь книгу в жанре фэнтези. В ней есть замки и колдуны, короли и принцессы, бароны и графы, старинные доспехи и оружие, турниры и пиры при свечах, драконы и василиски, эльфы и гномы. Но замечаешь, что короли, бароны и графы ведут себя, как твои однокурсники или соседи по лестничной площадке. Принцесса – точь-в-точь Марина из ночного клуба. И внешностью, и поведением, и манерами. Эльф смахивает на вашего парикмахера – юнца с нетрадиционной ориентацией, вечно разгуливающего в приспущенных джинсах. Замки выглядят, будто картонные декорации в провинциальном театре. А всё действие больше напоминает корпоратив, где ваши коллеги по офису решили сыграть сценку из жизни Робин Гуда или короля Лира. Ощущения старины, таинственности, древнего легендарного мира не складывается. Наоборот, на фоне полного набора «волшебно-средневекового» антуража царит атмосфера современной повседневности.

Поскольку подавляющее большинство ныне существующего фэнтези в той или иной степени является стилизацией под средневековую Европу (в том числе дохристианскую Русь), то разговаривать о менталитете героя будем исходя из этих условий.

Очень частое заблуждение авторов заключается в том, что они представляют себе фэнтезийного героя как своего соседа из XXI века, только одетого в кольчугу вместо спортивного костюма. Писатели переносят психологию приятеля-дачника на зависимого от феодала пахаря, менталитет друга-боксёра – на свирепого берсерка, поведение хозяина фирмы – на древнего короля. Автору – человеку постиндустриальной эпохи – кажется, что так и должно быть. Король нанимает дружинников, суровый конунг рефлексирует об этичности смертной казни, а рыцарь рассуждает о равенстве прав.

Человек – существо биосоциальное. Его менталитет и поведение зависят от двух главных факторов: инстинктов (биологических программ, заложенных до рождения) и воспитания (программ, стереотипов, полученных в обществе). Если инстинкты одинаковы у всех людей и не меняются уже как минимум в течение тысячелетий, то воспитание зависит от порядков, обычаев, моральных устоев, а также образа и условий жизни общества. Иными словами, находится в тесной связи с культурой – достижениями людей в материальной и духовной жизни. Но не всех людей вообще, а только того общества, где живёт и воспитывается человек. Ребёнок, взращённый животными, не обладает никакими человеческими качествами, кроме анатомических и физиологических.

Порядки, обычаи, моральные устои и образ жизни людей могут быть самыми разными. Многие черты поведения и мышления древнего человека, которые мы сочли бы дикими, глупыми, странными, малозначительными были главными и единственно возможными в Раннее Средневековье. То, что кажется диким в одном обществе, абсолютно нормально воспринимается и практикуется в другом. Если в племени приняты каннибализм или коллективный брак, то член этого общества никогда не поймёт, почему нельзя есть пленных врагов и что плохого в супружеской неверности. Человек XII века посмеялся бы над нашим современником, если бы услышал, что все люди должны иметь равные права. Как же это – у крепостного, барона, аббата и сарацина – равные права?! Это показалось бы представителю Средневековья такой же дикостью, какой нам кажутся гладиаторские бои Древнего Рима. Такие примеры можно приводить до бесконечности, поэтому ограничимся этими.

Таким образом, менталитет зависит от воспитания, а воспитание от условий жизни, обычаев, традиций, порядков общества, где жил человек. Поэтому чтобы понять менталитет человека, стилизованного под Средневековье, нужно разобраться с реалиями средневековой жизни, которая зачастую описывается в книгах жанра фэнтези.

Итак:

- Нет индивидуализации. Вначале человек даже не выделяет себя из природы, не ощущает себя каким-то особенным существом, отличным от других, а свой род ведёт от прародителя – зверя или птицы. Он проецирует на мир все те качества, которыми обладает сам. Человек наделяет людей животными чертами, а животных – человеческими, верит в человеко-зверей. В дикой природе видит скорее не красоты, достойные поэтического восхищения, а мир, полный физической опасности и трудностей, поэтому нежной пейзажной лирики в произведениях Раннего Средневековья не найти. Зато среди действующих лиц саг, песней, поэм есть горы, реки, деревья, омуты, которые наделены человеческими чертами и выступают как активные участники событий. Те вещи, которые мы называем неодушевлёнными, не были таковыми для человека Раннего Средневековья. Мечи, секиры наделялись личными и менами, и не просто так, а по каким-либо признакам, свойствам, «характеру». Потеря, поломка меча была несчастьем, сулившим беды самому владельцу – настолько ассоциирует воин своё оружие с самим собой. Деревья, камни, ручьи, молнии, бури играли для человека древности сакральную роль. Описания природы, которые встречаются в произведениях, носят символическую нагрузку, либо поясняют действия персонажей. Лес всегда был для человека Раннего Средневековья опасным, враждебным, полным чудовищ и чар местом. Без особой нужды в лес старались не углубляться, к людям, которые по той или иной причине ходили вглубь леса, было особое отношение. Их воспринимали как смельчаков, но в то же время верили в то, что лес посеял темноту, злую магию в их сердцах, а иногда считали оборотнями.
Первые самостоятельные описания природы, несущие эстетическую нагрузку (хотя и они были трафаретны, стереотипны), стали появляться только в XII веке, но сколько-нибудь заметную роли приобрели только в Эпоху возрождения. В это же время человек начинает выделять себя из природы (но не противопоставлять себя ей).

- Одновременно человек не выделяет себя из клана, рода, общины. Изгнание из рода фактически означало гибель человека: в одиночку противостоять опасностям мира весьма сложно, а для других кланов он чужак. Связь между членами некоторых групп – семьи, дружины – была настолько сильной, что всю группу называли именем предводителя, главы семейства. Каждый отдельный человек не выделялся как индивидуум и имел значение, только будучи в структуре этой группы.
Черты легендарных (и даже реальных) героев превращены в стереотип, архетип. Литература создаётся на основе архетипов, подчинена определённым канонам, идущим из старины и не меняющимся веками.

- Мир воспринимался как аналог хозяйства. Мир людей назывался Мидгард (что значит «в центре ограды»), а мир чудовищ – Утгард («вне ограды»). Таким же было представление людей Раннего Средневековья и о материальном мире. В центре него располагался родной посёлок, за околицей которого был чужой мир, населённый иными племенами, народами, а также чудовищами. Свой народ, свои законы, нравы считались самыми развитыми, правильными, справедливыми, этичными. Чужаки воспринимались как более дикие. Даже если где-то законы или нравы были объективно справедливее или рациональнее, никто не осознал бы этого. «У чужаков всегда всё хуже» – девиз обывателя родо-племенного и раннефеодального строя. Даже свой насёлённый пункт, близлежащую реку, гору древний человек называл зачастую просто Посёлком, Срединной усадьбой, Рекой, Горой, при этом не раздумывая, что таких усадеб, рек и гор тысячи. Для него свои, то есть главные, основные были именно его посёлок, именно эта река и именно эта гора. Все остальные были чужими и не удостаивались названий. Так называли даже свои страны – например, королевство Мерсию, которое просуществовало несколько веков а потом вошло в Королевство Англию. Слово «Мерсия» родственно слову «Марка» и означает «территория», «местность». Да, страна называлась просто «Местность». Для жителей Мерсии это была главная местность материального мира. Она не нуждалась в конкретизации. Схожие названия нередко встречались на территории, заселённой германскими народами.
Тотальная христианизация Европы и далёкие крестовые походы раздвигают границы мира обывателя (и даже учёного), однако всё равно реальный мир ограничивается миром христианским, за которым лежат безбожные земли, где возможно всё. И только в эпоху великих географических открытий, начавшуюся на исходе Средневековья, перед путешественниками и учёными открывается весь мир (или почти весь – полярные области и Австралия ещё долго оставались неисследованными). Однако кругозор обывателя даже в это время был чрезвычайно узок (по нашим меркам) и лишь немногим отличался от кругозора представителя Тёмных веков.

- Местность, где человек родился или жил долгое время, имела огромное значение для отношения окружающих к нему. Некоторые места считались «плохими», «тёмными». Некоторые народы, отдельные посёлки имели репутацию «странных», «порченых» - в основном, за разницу законов и обычаев. Но не только. Например, люди, живущие на открытой местности, могли считать «порчеными» людей, живущих в лесу, около болот. И наоборот.

- То же самое касалось и предков человека. Достоинства, недостатки рода, довлеющие над ним проклятия, совершённые предками преступления или, наоборот, геройские поступки, подвиги и другая важная для Средневекового обывателя информация зачастую определяли отношение окружающих к человеку сильнее, чем личные его качества. Принцип «По отцу и сыну честь» в древние времена был возведён в абсолют.

- Не было наций. Были народы. Чужак (даже представитель другой расы), который длительное время жил внутри какого-либо народа, следуя местным обычаям, становится частью этого народа, даже несмотря на очевидные внешние отличия.

- Видение мира как борьбу абсолютного добра и абсолютного зла, прекрасного, возвышенного и злого, низменного, без каких-либо переходных форм.

- Человек древности не отделяет реальность от вымысла. Эпос, легенды считались правдой как теми, кто их слушал, так и теми, кто их писал. Автор песней и саг верил, что все описываемые в них события существовали в действительности. Автор(ы) «Беовульфа» были уверены, что главный герой произведения, его героические битвы, также как и противники – Грендель с матерью и дракон – были в реальности. Это же относится и к «историческому» материалу: хроникам, летописям. Истинно историческим его назвать нельзя, поскольку он содержал значительную долю легенд, домыслов, слухов, авторского толкования тех или иных событий. Сюда же примешивалась вера в сверхъестественные силы.

- Вера в существование хтонических чудовищ и героев, которые с ними борются. То, что первых нет в обозримом человеку пространстве, объясняется успешностью действий последних. Разница между изобилием магии, распространённостью магических существ «в старину» и в «настоящее время» объяснялась тем, что век волшебников, эльфов, троллей, фэйри и лепреконов уходит, волшебство слабеет, а чудесные существа покидают наш мир или держатся подальше от человека. Но никому не пришло бы в голову, что их никогда не существовало.

- Христианизация немного изменила представления людей о мире, но не сильно, к тому же до конца Раннего Средневековья в людях органично уживалось христианство и язычество. Они могли носить крест и амулет в виде молота Тора на одной верёвочке или цепочке, а молиться вначале Одину, и тут же – Христу. Даже когда церковь ликвидировала все проявления язычества, народ всё равно верил в эльфов, оборотней, троллей, орков, гномов, лепреконов, великанов, привороты, наговоры, магию, продолжал считать лес и болото нечистыми местами.

- Абсолютная вера в волшебство, магию, религию, сверхъестественное. Если колдун накладывал порчу, насылал проклятие, то человек настолько верил в это, что мог тяжело заболеть или даже умереть из-за самовнушения. Такие случаи абсолютной веры в могущество служителей культа описаны и в наше время в племенах Африки, Океании. Вера в силу священников сохранялась в народе вплоть до Нового времени, и отлучение от церкви не только навлекало позор и осуждение на человека, но и могло стать причиной психосоматических заболеваний, что ещё больше усиливало веру в могущество религии.
То же самое касалось примет, предрассудков, пророчеств, знамений, вещих снов. Каждый предмет, событие, имели своё символическое значение. Такими символами была полна жизнь человека Средневековья. Мало того, она сильно зависела от них. Из-за неблагоприятных знамений, примет откладывались вспашка, свадьба, битва, возводились в других местах замки. Пророчества повергали в ужас или воодушевляли целые королевства. Вера в особое значение символов породила массу ритуалов, церемоний, обрядов, а также геральдику. Пожалуй, символический мир человека Средневековья был гораздо богаче, разнообразнее, информационно насыщеннее, чем реальный, физический мир.

- В Раннее Средневековье человек имел циклическое, а не линейное восприятие времени, связанное со сменой времён года и ежегодной повторяемостью сельскохозяйственных работ. Название каждого месяца зависело от того, какая деятельность была основной в это время. Более длительным периодом, также цикличным, была жизнь человека. Во многих языках было (а в русском сохранилось до сих пор – «век») единство слова «эпоха» и понятия «длительность жизни человека» (ср. «золотой век», «его век короток», «на своём веку многое повидал»). Люди видели в движении времени только регулярное повторение, а не развитие. Прошлое для человека раннего Средневековья не было раз и навсегда минувшим, а воспринималось повторяющимся, вечно длящимся, наполняющим собой настоящее.

Отсутствие представления о линейности времени приводило к тому, что реальные политические, военные деятели, герои, поэты, путешественники быстро забывались как реальные люди, зато надолго сохранялись в сказаниях в виде архетипов, лишённых индивидуальности, подвиги которых повторяли деяния богов. Поскольку в поэмах, сагах образы исторических личностей были схематизированы, новые герои вполне подходили под существующие архетипы, что ещё раз доказывало человеку Раннего Средневековья цикличность всего сущего.
Одно из следствий этого – то, что дедовские обычаи, обряды, порядки, нравы имели особую ценность как привычные, идеально подходящие в «условиях» циклически повторяющегося времени. Цикличность, повторяемость отразилось и в том, что детей называли в честь знаменитых предков в надежде, что герой «возродится» в теле ребёнка.

Единственной и весьма приблизительной мерой измерения линейного времени в те времена был отсчёт поколений, восстановления цепочки предков. Чаще всего он применялся при решении правовых вопросов: споров о принадлежности имущества, наследовании, а также определения принадлежности человека тому или иному роду (происхождение человека было чрезвычайно важно в Средневековье). «Время» одного рода могло течь быстрее или медленнее «времени» другого, поскольку всё зависело от частоты смены поколений. Но для каждого конкретного рода их «хронология» была самой важной.

Исторические события «датируется» упоминанием имени конунга, короля, при котором они происходили. Иногда главным действующим лицом был сам правитель. Если нужно было указать на смену эпох, то сообщалось, что со времени последнего действия сменились такие-то короли. Иногда события привязывали к каким-нибудь всем известным (по мнению хроникёра) происшествиям: войне, извержению вулкана и т.д.

Всё, в том числе и бытие мира, древний европеец-язычник представлял себе конечным. Всё сущее, в том числе и Вальгалла, должно погибнуть во время Рагнарёка.
Время, по мнению язычника Раннего Средневековья, может идти быстрее и медленнее, его можно замедлить и ускорить с помощью магии.

Христианизация познакомила древнего человека с понятием вечности, необратимостью событий. Вся ветхозаветная история рассматривалась как подготовка к явлению Христа, а новозаветная история – как воплощение его страстей и путь ко второму пришествию и концу света. Настоящее воспринималось с пессимизмом, как время упадка: мир дряхлел и находился на пороге гибели. Люди измельчали как телесно, так и духовно, чудеса исчезли, святость ушла, всё идёт к появлению Антихриста. Однако страх конца света в то же время смешивался с надеждой на спасение и Царство небесное.

Христианские теологи (а с ними и прочие люди) считали, что есть вечность Бога, которая не имеет ни начала, ни конца, есть сотворённая вечность – с началом, но без конца, и есть время (характеристика материального мира) – имеющее как начало, так и конец. Однако христианское видение времени ещё долго не могло вытеснить циклическое восприятие, лишь сместила его на второй план. К тому же, оно само имело некоторую замкнутость: сущее, созданное творцом, доходит до своей кульминации и опять возвращается к творцу, умирая в материальном мире и переходя в мир вечности. Такова же и судьба всего мира. Кроме того, цикличность сохранялась в некоторых образах, в частности, в Колесе Фортуны.

Представление о времени, свойственное нам, возникло только на заре эпохи возрождения и вначале лишь в городах, жители которых не были связаны с сезонными работами.

- Вера язычников в то, что в конце концов мир погибнет, а перед этим их души вдоволь попируют в Вальгалле, делала древнего человека фаталистом и обесценивала жизнь как собственную, так и окружающих. Язычник, хотя и имел выбор в поступках, понимал, что результат в большой степени зависит и от непреодолимых обстоятельств (что объяснял волей богов, судьбой, проклятием, пророчеством), а если так, то следует делать, как считаешь нужным, не пытаясь детально продумать и предсказать каждый последующий шаг, поскольку всё равно обстоятельства изменят любое предположение.
Христианство утверждало, что человек свободен в своих поступках, но лишь в той степени, которую дал ему Бог. Из хорошего и плохого он должен выбирать хорошее, что ведёт к спасению души (главная цель), не задумываясь о влиянии выбора на материальное, телесное существование, которое само по себе не имеет значения.

- Вера в абсолютную правоту древних авторитетов. Самая вычурная фантазия, написанная когда-то прославленным поэтом, будет восприниматься потомками как непреложная истина, документалистика. Однако это не мешает пересказчику добавить в историю новые «подробности». Как я уже писал, человек древности не отделял легендарное, мифическое от реального. То же самое касается историков, географов, «биологов» Средневековья. Наряду с реальными фактами, они упоминали в трудах фантастические события, народы, страны, существ (основываясь на историях паломников, путешественников, купцов или цитируя более древних авторов), причём вся эта смесь реального с вымышленным ни у кого не вызывала сомнений и считалась абсолютной правдой. Любое, даже самое неправдоподобное и ничем не подтверждённое мнение авторитета считалось истиной в последней инстанции. Кроме того, научные труды, даже если были представлены автором как универсальные, всеобщие, глобальные, были ограничены лишь небольшим мирком, в котором жил автор: его городом, в лучшем случае, государством. Остальной же мир учёный либо не трогал и не упоминал в тексте вообще, либо механистично переносил на него те же события, нравы, существ, что уже были описаны в своём краю, либо наполнял фантазиями. Историки и поэты описывали людей прошлого, как своих современников: одежда, жилище, оружие, нравы, менталитет соответствовали не тому периоду или стране, о событиях которых повествует автор, а той эпохе и местности, в которой жил историк. То же самое касалось живописи. Легионеры, охраняющие Иисуса Христа, на иконе XII века одеты в европейские доспехи XII века. Икона с тем же сюжетом, но датированная уже XV веком, покажет нам легионеров, облачённых в латы XV века. Древних римлян и греков уважали не только за развитую науку, но и за расцвет рыцарства и куртуазию.
Случалось такое, что один автор упрекал другого в ограниченности суждений, кругозора, объявлял о том, что напишет действительно всеобъемлющий труд, но реально делал то же самое, что и упрекаемый автор, только с поправкой на собственный регион и свою эпоху. Политическое, социальное устройство всего мира автор описывал как копию тех отношений, в реалиях которых он жил. Лишь отдельные путешественники в своих записках упоминали некоторые отличия их родины от тех краёв, где удалось побывать, но и эти наблюдения либо интерпретировались с позиции привычных для автора отношений, фактов, либо наполнялись фантазиями.

- Вся наука была прикладной и преследовала конкретные практические цели. Фундаментальных исследований, построенных на принципе интереса, исследования природы, не существовало. Предпринимаемые экспедиции имели цель не расширить горизонты знаний человечества или описать новые виды животных и растений, а поиска залежей полезных ископаемых, местности, богатой пушными зверями, рыбой, присоединения к государству новых земель, поиска пути (и нанесения его на карту) до новых мест сбыта или приобретения товаров и т.д.

- Личная доблесть военачальника в Раннем Средневековье ценилась больше, чем полководческий талант, при этом защита предводителя была важнее собственной жизни. При этом слава военачальника, как и позор, проецировался и на его подчинённых. Если вождь или король бежал с поля боя, то, как бы храбро ни сражались его воины, опозорены будут все. Командир, взирающий на битву с холма, появился только тогда, когда сложился феодальный строй (и то зачастую полководцы бросались в самую гущу боя, личной храбростью воодушевляя воинов).

- Гибель предводителя, короля в эпоху Раннего Средневековья часто означала поражение всего войска, даже если силы погибшего военачальника одерживали верх над силами живого. Дело даже не в том, что войско лишалось управления – тактики боя как таковой почти не существовало. Полководец, а тем более король, был для людей древности не просто храбрым человеком, а сакральной, мистической фигурой, ведущей свой род от богов (или божьим помазанником во время христианства), наделённой особыми способностями – даже волшебными! Без короля воины теряли его «силу», сдавались или спасались бегством. Если командование тут же после гибели правителя брал на себя родственник короля (в идеале – его сын), то ситуация была не столь плачевна. Наместник (не будучи «потомком богов») ситуацию обычно не спасал.

- Формирование дружины вокруг правителя происходило на основе дружбы, личной преданности предводителю. Связь дружинников зачастую была равна связи между родными братьями, а привязанность к правителю – не слабее привязанности к отцу. На этих принципах происходило и пополнение дружины.
Однако многое зависело и от самого правителя. Случалось, что дружина отказывалась служить бесчестному, трусливому правителю. Очень ценилась щедрость предводителя, которого в произведениях тех лет часто называли кольцедарителем, понимая под «кольцами» сокровища вообще. Щедрость правителя по отношению к дружинникам была эквивалентом верности дружинников по отношению к предводителю. Однако не следует путать подобные отношения с наймом – это были святые обязанности каждой из сторон. В ряде случаев воины преданно служили бедному предводителю, если тот отличался благородством или храбростью либо стал жертвой несправедливости (по мнению самих дружинников). Иногда уходили от богатых и щедрых, но трусливых и бесчестных правителей. Ни о каком найме в дружину не могло идти и речи.

- Иерархичность как общества, так и представления человека о мире. Всё: и жители посёлка, и члены семьи, и духи, и животные в представлении человека древности имели свою иерархию. Вне иерархии человек не представлял себе жизни. Подчинение кому-то и управление кем-либо было нормальным, привычным и единственно возможным состоянием с точки зрения человека Средневековья. Особенно выраженной иерархия стала при сформировавшемся феодальном строе. В это время даже биологические пищевые цепочки интерпретировались как отношения сеньора и вассала, феодала и крестьянина, пастора и прихожанина и т.д. То же самое касается иерархии ангельских чинов, святых. Вышестоящие упорядочивали, регламентировали жизнь нижестоящих, поэтому люди не представляли себе, как вообще можно жить, не подчиняясь – ведь возникнет хаос! Именно поэтому фактор подчинения был более силён для человека, чем фактор управления. Подчинение гарантировало упорядоченность, защищённость, покровительство. Главным же «правителем» был Бог, которому подчинялись также короли и римские папы. Таким образом, стремление к полной личной свободе не было характерно для человека Средневековья. Даже те, кто не признавал над собой власть короля (разбойники), всё равно организовывали иерархичную структуру, предводитель которой считал себя подчинённым Богу.

- Подозрительность и отторжение всего чужого, будь то одежда, человек или религия. Это связано с тем, что население жило чаще всего в маленьких посёлках или даже на хуторах, почти изолированных друг от друга лесами. Дорог между селениями либо не было совсем, либо были, но в весьма плохом состоянии, поскольку почти не ремонтировались. Мосты же и вовсе встречались редко. Расстояние в сто-двести километров преодолевались пешеходом или повозкой за неделю-десять дней, если не было происшествий вроде поломки транспорта или нападения разбойников. В болотистой местности путь занимал ещё большее время: гати (если таковые вообще были – например, остались после военного похода) приходили в негодность, а ремонтировать их никто не собирался. Мало того, если три года назад в каком-то месте была гать, то не факт, что она цела теперь. Часто подобное становилось сюрпризом в середине пути, болото приходилось объезжать кругом. Таким образом, расположение пути между селениями нередко изменялось. Пожалуй, более-менее нормальными и постоянными (по сравнению с другими) были дороги между крупными городами. Но и это было достигнуто только в условиях объединения больших территорий под властью одного правителя, то есть на исходе Раннего Средневековья. Горные районы зачастую вообще были отделены друг от друга непреодолимыми хребтами, а зимой снег делал непроходимыми вообще все тропы и дороги. Селения на несколько месяцев оказывались полностью отрезанными от внешнего мира.

- Малая скорость распространения информации. Даже послания государственной важности могли идти месяцами. Так, весть о гибели Фридриха Барбароссы в Малой Азии (ныне – Турция) пришла в Германию через четыре месяца! Специальные гонцы, доставляющие срочные письма, проделывали путь между Римом и Кентербери за четыре недели. А это уже далеко не Тёмные века. Что говорить о прочих новостях, особенно в период Раннего Средневековья?

- Подвижность крестьянского населения, которое постоянно было озабочено поиском и расчисткой более плодородных и удобных в обработке земель. Только после формирования феодального строя (т.е. конец Раннего Средневековья) крестьянство стало менее подвижно.

- Многочисленные дети были причиной тому, что их не оберегали от любых напастей так, как сейчас оберегают единственных в семье чад. Смерть ребёнка, хотя и была горем, не воспринималась родителями как беда, а скорее как привычное и регулярное несчастье. Поскольку детей рождалось много, часть (иногда большая) умирала через некоторое время после рождения или в детстве. Смерти детей не были редкостью в семье, и, хотя детей любили, эта любовь была не столь трепетной, как сейчас любовь родителей к единственному ребёнку (особенно позднему). В случае голода и опасности гибели семьи (например, во время войны или длительных неурожаев) родители могли убить младшего ребёнка, чтобы накормить старших. Младшие считались менее ценными, поскольку с возрастом вероятность умереть от болезней снижалась; к тому же в старших было вложено больше ресурсов и в хозяйственных делах они были более ценными, чем младшие. Эти факторы, циничные и неприемлемые для человека XXI века, были немаловажными для человека VI века. Не было трепетного отношения к детям и при наследовании. У знати чаще всего титул и собственность отца наследовал старший сын, а младшие довольствовались только титулом. Изредка они получали какое-нибудь незначительное имущество, но остальное они должны были самостоятельно добыть в боях. Скандинавы своим возмужавшим сыновьям давали меч и говорили: «Это тебе от меня. Остальное ты добудешь им сам». На этом родительская миссия считалась законченной. Больше отец ничего не был должен сыну.

Автор: Александр Николаевич Бирюков
Источник: peroman.blogspot.com/

@темы: средние века

---

Известная аксиома о том, что «История повторяется дважды: первый раз в виде трагедии, второй — в виде фарса», наверное самая цитируемая фраза. Но вот почему то именно она первой пришла мне в голову, после того как я прочитал сборник «Приключения Шерлока Холмса и доктора Ватсона в России». В книгу входит 8 повестей, написанные 12 авторами прекрасного пола. Несколько дней я пытался сформировать свое отношение к этому сборнику и как не старался именно фраза Гегеля – это все, что пришло мне в голову. Итак, попробую разложить, в чем же здесь «трагедия», а в чем «фарс»…

В 1887 г. в «Рождественском ежегоднике Битона» была опубликована повесть ни кому не известного автора Артура Конан Дойля под названием «Этюд в багровых тонах». Это было первое произведение, в котором отставной военный врач Джон Ватсон рассказывал о своем соседе сыщике по имени Шерлок Холмс. Повесть принесла автору необходимый доход, но большой популярности не сыскала. Спустя три года была опубликована повесть «Знак четырех», после которой журнал «Strand Magazine» заключил с Конан Дойлем контракт на написание серии рассказов об экстравагантном сыщике. Что было дальше, можно прочитать в любом литературном справочнике…

В те далекие времена такой вещи как закон об авторском праве не было и в помине и потому во многих странах тут же стали появляться свои рассказы, повести, а иногда и целые романы о похождения знаменитого сыщика и его напарника (но про него, частенько забывали). Коммерческая выгода была очевидна: повести Конан Дойля выходили довольно с многолетними перерывами, но продавались при этом очень хорошо. Да и к тому же читателям гораздо приятнее читать о похождениях известного сыщика в родных просторах, чем в далекой и неизвестной Англии. Потому одновременно по Европейскому континенту бродило сразу несколько человек по имени Шерлок Холмс, зачастую не похожих не только друг на друга, но и на образ созданный в литературном первоисточнике.


Российская Империя в этой истории также не стала исключением. В 1907 г. стали выходить копеечные брошюрки переводов иностранных авторов. За ними буквально «по горячим» следам последовали издания, в которых Холмс и Ватсон бродили по Москве, Петербургу, Нижнему Новгороду, сибирской тайге, Дальнему Востоку и т.д. Авторов было множество, в том числе анонимных, но самыми известными из них стали Петр Орловец (Петр Петрович Дудуров) и П. Никитин (кто скрывался под этим псевдонимом так и не удалось установить, но известно что авторов было как минимум двое). Не смотря на то, что на переизданиях этих книг их имена до сих пор пишут через запятую, вместе эти авторы никогда не писали. Зачастую путаница связана с тем, что произведения авторов выходили одновременно: у Никитина с лета 1908 г. по весну 1909 г., у Орловца на протяжении всего 1909 г. Скажем кратко: литературные достоинства авторов оставляли желать лучшего.


По манере описания им было далеко до Артура Конан Дойля. Как уже сказано выше имя известного сыщика использовалось чисто с коммерческой целью. Шерлок Холмс больше не эксцентричный детектив со странными привычками, способный при помощи дедуктивного метода и массы различных приемов распутать самое странное и загадочное преступление. В этих повестях мы видим того, кто ловит преступников, а не разгадывает загадки. Порой Холмс и Ватсон пускаются в откровенные авантюры, действуют на удачу, следуют за мистическими прозрениями, да и кулаками не дураки помахать. Всего этого за известными английскими джентльменами с Бейкер-стрит не водилось. Добавьте к этому, что герои ведут себя так будь-то не приехали в страну через полмира, а как минимум половину жизни провели в России: прекрасно ориентировались в быте, городской географии, нравах отдельных слоев общества и без ошибок использовали народные идеомы (Никитин, правда, в нескольких своих рассказах пытается объяснить эти знания, но как то не особо убедительно). И окончательный образ героев будет готов.


Я уверен, что все это известно и без меня и многие книги господ Никитина(ых) и Орловца-Дудурова читали. Потому еще один общеизвестный факт, который собственно и предвосхищает «фарс».
В 2010 г. на экраны сначала Великобритании, а затем и всего мира вышел сериал «Шерлок», в которых героев классических произведений сэра Артура Конан Дойля переселили в современную Великобританию, значительно облегчив им жизнь, дав в руки айфоны, ноутбуки и прочие гэджеты. Судьба у него походила на литературный первоисточник: первая серия (по тому же «Этюду в багровых тонах») прошла не замеченной и в последствие ее пришлось серьезно доработать и переснять. Первый сезон получил неоднозначные отзывы, но все же собрал свои сотни тысяч поклонников. А вот уже после второго сезона счет этим поклонникам пошел на миллионы. Благодаря бережному отношению к первоисточнику, неожиданным поворотам сюжета и знакомым всем реалиям и отсылками к известным событиям и явлениям массовой культуры создатели сериала Стивен Моффат и Марк Гэттис смогли заразить мир «шерлокоманией», так как это удавалось только сэру Артуру Конан Дойлю, а возможно даже и больше.


И опять нашлись те, кто решил получить себе часть прибыли от удачного и раскрученного продукта. Во всем мире стали выходить классические рассказы Артура Конан Дойля, но только на их обложках красовались Бенедикт Камбербэтч и Мартин Фримен, исполнившие Холмса и Ватсона в сериале. В России такая продукция выходила у издательства «АСТ». И вот именно в этом же издательстве, в той же самой серии «Шерлок» и вышла книга «Приключения Шерлока Холмса и доктора Ватсона в России».


«По личной просьбе посла Великобритании в России Шерлок Холмс и Джон Ватсон прилетают в Москву, чтобы расследовать тройное убийство, совершенное в Новогоднюю ночь страшным и необычным способом. Друзья и не предполагали, что это преступление — только начало хитрой и сложной игры, в которую они окажутся втянуты и в которой им определена главная роль. Холмс и Ватсон вынуждены задержаться в России. Следуя по длинной цепочке следов из ограблений и убийств, гениальный сыщик пытается вычислить своего жестокого оппонента.
Действие разворачивается в современной России, в Москве и Санкт-Петербурге, и двум англичанам, даже прилично владеющим русским языком, приходится несладко…» - так гласит аннотация. Заметим, ключевое слово здесь «современной», что как бы намекает…
Но вот тут то и начинается главная сложность в восприятии этих рассказов. Авторы отказались от сложившейся манеры рассматривать дела Шерлока Холмса через призму восприятия Джона Ватсона. Да в «Шерлоке» этого тоже нет, но там Ватсон по крайней мере ведет свой блог, а тут нам словно предлагают глядеть на события со стороны, да еще и в начале каждого рассказа фактически показывают подоплеку преступления. Не спорю, если бы я смотрел детективный сериал, то эти завязки были идеально в стилистике жанра, но вот от литературного произведения ожидаешь чего-то иного: более тонкой игры, внутренних конфликтов, логических цепочек.


А вот этого то как раз нет ни в одном из приведенных рассказов. Мы наблюдаем как два человека неопределенного возраста (в книге на это нет ни каких отметок) вдруг приглашаются на раскрытие загадочного преступления, а потом р-р-раз и дело раскрыто. Ну, может быть прибегнут пару раз к сведениям, полученным от знакомого ФСБшника, но и это совсем необязательно. То есть, мы не видим не только сыщика из произведений Конан Дойля, но даже героя Бенедикта Камбербэтча. Что-то есть похожее от стилистического подхода отечественных авторов, которые творили 110 лет назад.
Если мы уж заговорили о Камбербэтче, то, не скрою, именно его дух исходит со страниц этой книги. Особенно его эффектное появление, в самом начале, когда он ненавязчиво сидя в телефоне с легкостью раскрывает наркокурьеров в аэропорту. Да это именно тот Шерлок Холмс, которого мы видели в сериале. Но вот дальше этот образ сильно развеивается. Шерлок Камбербэтча вряд ли когда ни будь надел желтые ботинки (да еще зимой). И куртку он носил только в целях маскировки. Ну и несколько раз говорится об орлином профиле, который не мог прийти не откуда, кроме как из оригинальных литературных произведений. Авторам казалось, что они создали примечательную деталь с глиняной трубкой, которая помогает Холмсу думать просто вставленная в рот, без табака. Глиняная трубка в кармане у человека, которому приходится вступать в драки, ездить в переполненном автобусе, убегать от погони и совершать еще массу физических действий, предмет как минимум неудобный, хрупкий и опасный.


Ватсону в рассказах уделено довольно мало внимания. Да говорится про бороду, что также отдаляет его от образа Мартина Фримена (все помнят историю про усы), но и к герою Конан Дойля не приближает. В некоторых рассказах он порой вообще действует как балласт, только затормаживая Холмса. Да и сами их взаимоотношения весьма и весьма странные. Из текста порой чувствуется, что Шерлок в открытую над ним издевается и только из соображений цензуры не посылает его куда подальше.


К тому же у господ Никитина и Орловца Холмс с Ватсоном побывали как минимум в половине страны, а в этой книге кроме первого рассказа, действие происходит в Санкт-Петербурге и его окрестностях. Первая история происходит сразу после нового года, последнего - в ноябре. Расследование каждого дела занимает от силы пару дней. А вот чем занимаются все остальное время - загадка. Но вот на вопрос о том как Холмс, не способный, как мы помним, сидеть без дела проводил время не ясно. В рассказах он от скуки и безделья явно не страдает, разве что только в одном.


Что у нас получилось в итоге? А тоже, что и сто лет назад. Мы вновь видим двух стандартных персонажей, которые не похожи ни на героев Конан Дойля, ни на героев Моффата и Гэттиса. Вновь получились, какие то отдельные самостоятельные персонажи, которые носят знакомые имена. А вот привычных образов и характеров за ними нет и это очень печально. А ведь именно встречи со знакомыми героями ждешь, когда берешь в руки книгу. А так получается, выискиваешь, выискиваешь эти знакомые мотивы и закрываешь книгу не найдя их. Обидно(((
Дай авторы героям другие имена – получилось бы честнее. Ведь большинство (в том числе и я) приобретут эту книгу исключительно из-за волшебного имени из шести букв на обложке.

Тем более, в двойне обидно, что «жестокого оппонента», спланировавшего все хитроумные преступления, герои в конце книги так и не поймали. Более того, если намеки на его личность были в рассказах, то они были разбросаны так хитро и завуалировано, что надо обладать талантом истинного Шерлока Холмса, что бы их разглядеть. ru-sherlockiana.livejournal.com/465917.html

@темы: ШХ

---

Две цитаты

1911—1913 Париж, Франция В ежегоднике «Анналы палеонтологии» публикуется работа М. Буля «Ископаемый человек из ля Шапелль-о-Сен», оказавшая большое влияние на несколько поколений антропологов. В ней нашёл полную поддержку тезис об отдельном видовом статусе неандертальцев, ранее уже обоснованный Швальбе (Буль, правда, предпочёл название Homo neanderthalensis), но, вопреки мнению немецкого учёного, решительно отвергалась возможность прямой эволюционной преемственности между ними и современными людьми. Созданный Булем образ неандертальца — недоразвитого троглодита с сутулой спиной, полусогнутыми коленями и кривой шеей — прочно укоренился в массовой культуре и в сознании широкой публики.
<...>
1955 Париж, Франция Французский геолог и палеонтолог К. Арамбур, используя рентгеновский снимок собственного позвоночника, показывает, что «сгорбленность» неандертальца из Ля Шапелль была следствием заболевания остеоартритом, а не показателем «обезьяноподобия» этих существ, как думал М. Буль.
[Л. Вишняцкий «Неандертальцы: история несостоявшегося человечества»]

«Голодные сезоны» [у жителей пустынь] могут сменяться периодами относительно обильного поступления калорий и белка с пищей. Например, у бушменов !Кунг (пустыня Калахари, юго-запад Африки) таким «изобильным» временем года становятся периоды созревания орехов монгонго, богатых протеином. Интересно, что одно из первых исследований особенностей питания !Кунг было проведено именно в такой период (Lee, 1965). После этого в течение едва ли не 20 лет из одной публикации в другую переходили сообщения о «достаточности» и чуть ли не «изобильности» природных ресурсов Калахари для охотников-собирателей (иногда подобное утверждение можно встретить и в современных научно-популярных статьях). Только тщательные исследования, проведенные в конце 1970-х и середине 80-х годов, показали, что на самом деле энергетический и белковый баланс различных племен бушменов колеблется вокруг критически низкого уровня (Wilmsen, 1978, Bentley, 1985).
[А. Козлов «Пища людей»] rousseau.livejournal.com/513999.html

@темы: блокнот

---

03.01.2019 в 18:06

Пишет  Sindani:

03.01.2019 в 19:22

Пишет  Втроем Втройне Веселей:

Про черные черные тела и среднюю температуру по больнице
Как вы думаете, какого цвета Солнце в космосе? Белого? Желтого? Голубого? Красного? Свой вариант?



Если вам кажется, что вы ответили правильно - можно заглянуть под кат с правильным ответом.

проверить свой скилл

Согласно физике, Солнце является почти абсолютно черным телом. Это такое тело, которое при любой температуре поглощает всё падающее на него электромагнитное излучение во всех диапазонах.

Солнце не только излучает. Оно поглощает всё излучение любых диапазонов. Что же касается цвета солнца, то спектр излучения абсолютно черного тела определяется только его температурой. Для нашего солнышка спектр излучения выглядит так:



По всему видимому глазу диапазону частот, солнце излучает почти равномерно, что дает почти белый цвет. Однако, на частоте зеленого - оно излучает наиболее интенсивно.



Да. Наше солнце... Зеленое.






P. S.

И снова подкат о средней температуре по больнице. Конечно, психиатрической, где мы все лежим

Температура в центре Солнца составляет 15-20 млн градусов
Температура на поверхности Солнца составляет примерно 6000 градусов
Температура солнечной короны (околосолнечного пространства) составляет миллион градусов

Температура в центре Земли составляет около 6000 градусов (как на поверхности Солнца). Мы живем на "солнышке".
Температура на поверхности Земли составляет примерно 15 градусов.
Температура термосферы (от 120км и выше) составляет более 1000 градусов.



У меня один вопрос "как?.."

А у вас?

@темы: звезды

---

Каменный сосуд, на который нанесена надпись, изначально предназначался для хранения косметических средств. Ученые полагают, что надпись была сделана значительно позже времени изготовления сосуда. Мадад Ричи (Madadh Richey) и Деннис Парди (Dennis Pardee), исследовавшие ее, сообщают, что надпись нанес человек по имени Рахим, сын Шададана, и предназначена она для защиты от существа, которое названо «пожирателем». Сообщается, что для исцеления человека, страдающего от «огня пожирателя», нужно использовать кровь самого «пожирателя». Неясно, каким образом следует применять это средство: принимать внутрь или использовать как мазь.

Судя по имеющимся на сосуде иллюстрациям, «пожирателем» называли скорпиона или ядовитую многоножку, а «огонь», видимо, образное обозначение боли от укуса этого существа. Руководитель экспедиции Вирджиния Херманн (Virginia Herrmann) говорит, что скорпионы до сих пор тревожат обитателей этих мест. «Мы всегда должны проверять нашу обувь и сумки на наличие скорпионов на раскопках, хотя яд большинства местных скорпионов не очень опасен», – говорит она.

немного больше здесь polit.ru/news/2018/12/26/ps_devourer/

@темы: медицина-историческое

---

В ходе работ по реконструкции Парк-Кресчент в Лондоне строители обнаружилипрекрасно сохранившееся подземное хранилище для льда.

Сооруженное в 1780-х годах хранилище имеет яйцевидную форму и построено из красного кирпича. Размеры внутренней камеры, где складировали лед, составляют 7,5 на 9,5 метров. Сооружение уцелело, хотя все здания, расположенные над ним, были разрушены во время бомбежек во Вторую мировую войну.

До распространения современных холодильников хранилища для льда не были редкостью в Лондоне. Небольшие ледники имелись в частных домах, существовали и более крупные хранилища, владельцы которых запасали лед зимой, а затем поставляли его в магазины и предприятия сферы питания, то есть всем, кто желал сохранять продукты. Важным потребителем льда были медицинские учреждения, где ледяные брикеты использовались для местной анестезии. Чтобы лед лучше хранился летом, его изолировали от внешнего тепла при помощи слоя опилок, соломы или торфа.

Известно, что крупным ледником на Парк-Кресчент с 1820-х годов пользовался Уильям Лефтвич, крупный торговец льдом и новатор в этой области. Лефтвич стал первым снаряжать экспедиции за льдом на ледники Норвегии. Конечно, в Англии добывали лед на собственных озерах и реках, но он считался недостаточно чистым, особенно в Лондоне, где в XIX веке уже имелась достаточно развитая промышленность и воздух был загрязнен. Поэтому спрос на чистый норвежский лед был достаточно высоким. Однако процесс его доставки удалось наладить не сразу. Первая партия льда просто растаяла на кораблях, пока таможенные чиновники думали, какую пошлину надо взымать за такой груз. Но все проблемы удалось устранить, и Лефтвич стал регулярно отправлять рабочих на добычу льда в Норвегию и ввозить его по 300 тонн ежегодно. К хранилищу лед доставлялся по Темзе и Риджентс-каналу polit.ru/news/2018/12/29/ps_ice_house/

@темы: история кухни, англомания

---

Полноценной информации о предтече фотографии — физионотрасе — практически нет. Портреты, выполненные в такой технике, относятся к годам конца XVIII–начала XIX веков. Многие читают и… не придают этому особого значения. Нет этого слова в многочисленных толковых словарях и сборниках иностранных слов, в специальной литературе по изобразительному искусству и фотографии. Загадка, да и только!

Самое интересное, что эта техника изобразительного искусства изредка применяется иллюстраторами-графиками и сегодня. Но мало кто из них знает, что в конце XVIII века новое устройство стало прорывом в культуре и искусстве. Популярные некогда силуэты, которые ловкие мастера вырезали ножницами из черной бумаги в мгновение ока, поспорить в качестве с новым способом портретирования уже не могли и скоро отошли на задний план, став милой безделицей.

 

Э. Кенедей. Сен-Жюст на трибуне. Физионотрас, вписанный в интерьер. Нач. XIX в.

 

Физионотрасом (от фр. physionomie — физиономия, облик, черты лица, trace — след, черта, линия) называли устройство, которое изобрел французский музыкант Жиль-Луи Кретьен (Gilles-Louis Chrйtien). О нем мы знаем немного. Например, то, что Кретьен служил виолончелистом в королевской капелле в Версале. А вот почему именно он в 1784 году подарил человечеству новый аппарат, художественную технику портретирования и сами портреты, установить сложно. Однако в полной мере физионотрас можно назвать предтечей дагерротипии и современной фотографии.

Мало того, что из-под карандаша устройства выходил практически точный портрет модели, но и выполнить его мог любой желающий, даже не умеющий рисовать. Достаточно было дать новичку несколько наставлений, и он становился мастером физионотраса.

Сначала Жиль Кретьен изобрел устройство забавы ради и несколько лет пользовался аппаратом в свое удовольствие, на досуге делая портреты друзей и родственников. Случайно с этим изобретением познакомился молодой английский художник Эдвард Кенедей (Edward Quenedey), который сразу смекнул, что новая техника изготовления портрета может иметь успех, а при хорошей раскрутке предприятия — огромный. Он все-таки был англичанином, а не французом — протестантом по миропониманию и образу жизни.

Летом 1788 года Кретьен и Кенедей объединяются, снимают помещение и дают объявление в газеты. По современным меркам ничего особенного — грамотная организация бизнеса: идея вкупе с капитальными вложениями плюс реклама. Но для Франции конца XVIII столетия, которая особыми успехами в предпринимательстве похвастаться не могла, — диковинка. Студия открывается неподалеку от Версаля. Расчет делался, прежде всего, на аристократию и придворную челядь — потенциальную клиентуру, запросы и капризы которой прекрасно знал Кретьен. Так был дан старт предприятию, которое ожидал…

немного больше здеся tipaeto.livejournal.com/120670.html

@темы: фото, картины

---

"Бо[ɣ]атый, бо[ɣ]атство" говорит артистка Яблочкина 1866 г. р., артисты Бо[ɣ]олюбов, Мартинсон, Толубеев, а также Сергей Иванович Ожегов; мне вот еще подсказывают, что Арсений Тарковский.

Но должен сказать. что они уже и в 1930-е годы в меньшинстве. Даже в Малом театре в 48 году у всех взрывное, кроме Яблочкиной (пьеса под названием "Бешеные деньги" дает бо[ɣ]атый материал, там это слово часто встречается). В "Кубанских казаках", разумеется, не показательно (но даже и там не у всех).

"Московск[ъ]й" тоже в 1930-е годы в явном меньшинстве в кино (по-видимому, так уже почти никто фактически не говорит), хотя в сценическом произношении устойчивее. Даже 82-летняя Яблочкина со сцены Малого произносит "лов[къ]й светс[к'и]й кавалер" (несколько раз переслушал).

"Перьвого" что-то не слышу вообще. Р твердое даже у Яблочкиной и всего Малого театра, что уж там Чапаев и Веселые ребята. Петербуржцы часто считают перьвый московской гнусностью и удивляются, когда узнают, что на Медном всаднике написано "Петру Перьвому". mitrius.livejournal.com/995413.html

@темы: Вавилон-18 по-русски

---

Широко известно, что в "Рассказе о семи повешенных" Леонид Андреев изобразил реальную особо опасную группу эсеров, которая убила немало чиновников высшего звена, хорошо конспирировалась, не контролировалась ЦК партии, но вот руководитель БО товарищ Азеф был все же в курсе. Дальнейшее понятно.

На школьном уроке литературы нас спросили: "А кто из героев ближе всего Андрееву?" -- все сказали: "Вернер". Такой бесстрашный ницшеанец.

Прототипом Вернера был довольно нетривиальный персонаж, которую Андреев знал лично: будущая жена писателя брала уроки итальянского с носителем, и носителя звали Марио Кальвино. За своей новой секретаршей вдовец Андреев только начинал ухаживать, и, естественно, ему хотелось посмотреть, что там за итальянец такой.
Вскоре, в феврале 1908 года, в ходе подготовки покушения на министра юстиции Щегловитова учителя (и по совместительству журналиста) задержали, всего увешанного взрывчаткой. Кальвино грозился взорвать всю улицу вместе с полицейскими, но его всё же как-то удалось разминировать. При нем был паспорт иностранного подданного, по всем признакам, настоящий.

В Италии начался политический скандал. От правительства требовали избавить согражданина от смертной казни. В интернете на каком-то непонятном хостинге есть сканы переписки Извольского со Столыпиным по сему поводу. Извольский написал, что это важный международный вопрос, что в Италии казнь отменена, что это вредит престижу, что нельзя ли отложить. Столыпин ответил, что не понимает этой просьбы, и если каждый разбойник или убийца будет теперь выдавать себя за иностранца, то и не вешать никого, что ли? И вообще, у правительства должна быть единая позиция, а премьер пока что я.

(Сейчас министр внутренних дел написал бы "каждый террорист", но тогда это не было ругательным ярлыком: они сами так называли себя с гордостью. Еще даже Бегин, как известно, говорил: "террорист -- это я, а Арафат бандит").

Представитель посольства кавальер Керси посетил Кальвино в камере смертников и нашел, что он не тот, за кого себя выдает. Разговор шел по-русски (!). На прощание Кальвино сказал с легким римским акцентом: «Grazie ugualmente e tante belle cose» и в ту же ночь отправился на виселицу на Лисий Нос.

Столыпин и Керси были правы. За Кальвино выдавал себя русский по имени Всеволод Лебединцев (действительно на четверть итальянец, и родственники там у него были). Нечто вроде Александра Ульянова (железная воля, золотая медаль за астрономическую работу, "пошел не туда") и стандартного декадентского юноши (пытался, как водится, утопиться в Тибре; напрашивающуюся шутку один журналист уже пошутил). Помимо Андреева, из писателей с ним был знаком Жаботинский, его одноклассник по одесской гимназии, который вывел его в повести "Пятеро" и написал о нем отдельный очерк (спасибо Александре Енбековой и Валерию Дымшицу за указание в комментариях в фейсбуке у Елены Грачёвой). В Риме Лебединцев взял для будущих подвигов настоящий загранпаспорт у агронома-анархиста Марио Кальвино и отбыл с ним в Россию. В те времена фотокарточек в загранпаспортах не было, и это существенно облегчало подобные махинации.

У настоящего Марио Кальвино на родине возникли сложности с законом: за поднятую политическую волну пришлось отвечать. Он уверял, что паспорт потерял, а потом не сообщил в полицию из-за занятости другими делами, но ему не верили.

Прецеденты такие, тем более, уже были. В феврале 1905 года в гостинице "Бристоль" на Исаакиевской площади ночью взорвался эсер Швейцер, собиравший бомбы на Трепова, Булыгина и Дурново сразу; от детонации такого заряда напротив опрокинуло часть ограды собора, а в сквере потом нашли пальцы героя (но не ухо, как неправильно пишет В. В. Набоков). Так вот, у этого Швейцера был чудом уцелевший после пожара в номере британский паспорт на имя реально существовавшего в Ньюкасле шотландца Мак-Куллоха, большого друга русской революции. Суд приговорил шотландца за передачу паспорта к штрафу, полностью оплаченному русским землячеством (дело есть в решениях короны за этот год на гуглбукс).

У настоящего Марио Кальвино из Сан-Ремо таких поручителей, видимо, не было, да и штрафом он мог бы не отделаться, так что пришлось ему эмигрировать в Штаты, оттуда в Мексику (где повоевал в армии Панчо Вильи), а потом на Кубу.

Там-то в 1923 году и родился сын Марио, известный писатель Итало Кальвино, кажется, ничего об этом не знавший, кроме того, что его отец был "анархист-кропоткинец".

Признаться, давно хочу запостить эту историю с фразой про путника: совпадение фамилий мне казалось забавным. Но потом решил погуглить по-итальянски и обалдел, что ЭТО НЕ СОВПАДЕНИЕ. mitrius.livejournal.com/998931.html

@темы: 20 век: Россия и вокруг нее

---

Школа в Кармартене как артефакт университета 20 века
Перечитываю в очередной раз Школу в Кармартене Анны Коростелевой

samlib.ru/a/anna_a_k/carmarthen.shtml

Я уже кажется отмечал(но лень искать собственную запись), что при перечитывании этой книги наибольший интерес представляют собой просто зарисовки их жизни магического университета без привязки к якобы сюжету, общую слабость которого не отмечал только ленивый(например, смотрите запись Авва). Но на самом деле сюжета там ровно столько чтобы возможно описать один год из жизни Кармартена, и вообще его могло быть еще меньше, и от этого книга была бы не хуже. Во всяком случае при перечитывании я даже уже пропускаю общую канву, и читаю только зарисовки.

Но сейчас хочу отметить другую вещь. Кармартен и организация его деятельности это классический университет 19-20 века, и чем дальше чем больше он становится артефактом этого самого 20 века, которого в 21-м быстро-быстро понесли на свалку истории. Для тех кто знаком с книгой - в реальности эти самые комиссии из министерства захватили таки всю полноту власти и Пандора Клатч теперь либо уже ректор Кармартена, либо на пути к этому. То, что было раньше назойливой мухой, которую вполне таки можно выгнать или даже игнорировать, или просто вспомнив, что ты маг, заставить всех забыть.

Все, теперь это уже невозможно, и чем дальше чем хуже. То есть "Школа в Кармартене" подозреваю для современных студентов уже в значительной степени фантастична уже и относительно описания своей внутренней деятельности, и дальше будет все еще хуже. То есть, если читатели 40+(а на момент написания книги и 25+) радостно понимают, что автор пишет чуть ли с натуры, добавляя магического антуражу, то боюсь, что современные и будущие поколения будут воспринимать и это и как социально-образовательную фантастику. Чем лучше университет, впрочем, чем этот момент отодвигается, но судя по динамике все мы там будем. Поясню свою мысль очевидной аналогией с Гарри Поттером. Никто из нас не учился в английской школе интернете, поэтому мы воспринимаем как фантастику и внутреннее устройство Хогвартса. А ведь для старшего поколения оно до нельзя реалистично. Вот тоже самое и "Школа в Кармартене". Если для первых читателей это было радостное узнавание знакомых интерьеров, то для будущих внутреннее устройство будет само по себе фантастикой (типа, а вот можно и так учиться).

Предыдущие записи по теме
akor168.livejournal.com/572689.html
akor168.livejournal.com/605628.html
ivanov-petrov.livejournal.com/651614.html
avva.livejournal.com/2443180.html?style=mine
avva.livejournal.com/2443180.html?thread=859388...
timur0.livejournal.com/10888.html?style=mine


akor168.livejournal.com/687902.html

@темы: писательское

---

Хорошему писателю иногда случалось изобразить в книге хорошего писателя с доказательными фрагментами из текстов последнего; но сценаристу - никогда (в смысле, я не встречал). Если персонаж фильма заявлен как хороший (выдающийся, гениальный) писатель, то приводимые цитаты неизменно цветисты и/или перегружены тяжеловесными абстракциями; в качестве формы всегда выбирается рассуждение, не повествование; объектом внимания стопроцентно будет внутренний мир либо бытийные концепции. Очевидно, это усредненное читательское представление о том, что такое хороший текст: ровно то, что Набоков называл пошлостью. В этом смысле хорошая литература всегда будет существовать тайно; способность ее узнавать равнозначна приобщению к мистерии. Отдельный интересный вопрос - возможные стратегии практических решений. Написать гениальный фрагмент, чтобы подтвердить гениальность фантомного автора - прекрасный, но, тем не менее, буквалистский путь; к тому же, сегодняшнее озарение легко может стать завтрашней банальностью. Как показать великого писателя, не прибегая к фрагментам апокрифов? В принципе, это частный случай более общей задачи: как убедительно изобразить трансцендентный опыт мунданными средствами текста. nemuri-neko.livejournal.com/718364.html

@темы: писательское

---

До сих пор неясно, как давать студентам новую систему животных. Раньше я полагал, что это чисто российская проблема, связанная с тем, что у нас нет «врожденного» кладистического мышления. Обратите внимание, что практически все учебники по зоологии и ботаники последних 20 лет содержат неизменную кладистическую вводную часть. Но оказалось, что даже при знании основ кладистики студенты нуждаются в двух очевидных вещах: 1) ранге таксона, 2) последовательности в изложении систем разных групп. С рангами плохо: некоторые учебники от них отказываются вовсе – например, «Зоология беспозвоночных» (Под ред. В. Вестхайде и Р. Ригера). И, по словам преподавателей, студентам очень сложно понять, «кто в кого входит». Скажем, из вышеуказанного учебника совершенно неясно положение скребней, хотя есть недвусмысленное утверждение, что они родственны бделлоидным коловраткам. «Группа А входит в группу Б, которая входит в группу В, а та – сестринская к Е» - запомнить намного сложнее, чем «А - отряд, Б - класс, В и Е – типы». Держать в голове громоздкие кладограммы сложно и нерационально, так как они имеют свойство меняться. Надежда на то, что появится некое единое древо всех живых существ, которое, подобно таблицы Менделеева, будет висеть во всех аудиториях, где читают зоологию-ботанику, иллюзорна – в нее верят только такие романтики, как Алёшин olnud.livejournal.com/141209.html Нужны ранги – хотя бы типы-классы. Однако проблема в том, что для некоторых групп нет даже классов.
olnud.livejournal.com/348204.html

@темы: звери

---

Иногда слепое следование этикету доходило до абсурда. Как-то Людовику XIII понадобилось срочно обсудить с кардиналом Ришелье проблемы государственной важности. Прибыв во дворец кардинала, король обнаружил, что тот прикован к кровати приступом подагры и не может подняться, чтобы приветствовать его. Законы этикета не позволяли монарху стоя или сидя общаться с лежащим подданным. Но поскольку дела требовали срочного решения, Людовик XIII нашел оригинальный способ спасти положение: он лег в постель рядом с кардиналом и провел единственное в истории государственного управления лежачее совещание.

немного больше здесь sergeytsvetkov.livejournal.com/903279.html

@темы: этикет и титулы

---

Шпалера "Дама с единорогом. По моему единственному желанию"


"Дама с единорогом" - цикл из шести шпалер конца XV века, самый знаменитый из экспонатов парижского музея Клюни.

Государственный музей Средневековья - термы и особняк Клюни (musée national du Moyen Âge - Thermes et hôtel de Cluny), или просто музей Клюни, - парижский музей в 5-м городском округе, в центре Латинского квартала. Расположен в "отеле Клюни́" - средневековом особняке XV века. Хранит одну из самых значительных в мире коллекций предметов быта и искусства средневековой эпохи.

Название цикла шпалер условно и возникло в XIX веке. Скорее всего, шпалеры были изготовлены в одной из мастерских Брюсселя, который был центром шпалерного ткачества к началу XVI века.

Яркие краски, розовый или красный фон, разнообразие костюмов и украшений придают циклу праздничный и изысканный вид. Особый интерес представляет изящное плетение растительных и животных мотивов, так называемый мильфлёр.
Редко можно увидеть в шпалерах столько животных, как в "Даме с единорогом": перед зрителем предстают львёнок, пантера, гепард, волк, лиса, собака, коза, кролик, обезьяна и многие другие (нередко наделённые символическим смыслом) животные.

( Читать дальше... )

@темы: картины

---

В том, что домашние произошли от лесных Felis silvestris, сомнений ни у кого не было. Если речь идет не об экзотических породистых животных, домашние похожи на них до полного смешения — и анатомически, и генетически, к тому же они постоянно скрещиваются друг с другом. Однако геном, вчерне установленный к 2007 году, показал, что дикие популяции образуют пять групп с определенными ареалами: европейскую, ближневосточную, центральноазиатскую, китайскую и южноафриканскую. При этом домашние кошки, откуда бы они ни были, сохранили следы лишь ближневосточных Felis silvestris lybica. В этом питомцы из Великобритании, Японии или США практически неотличимы от диких популяций, до сих пор обитающих в Израиле и на Аравийском полуострове.


больше здесь masterok.livejournal.com/5030631.html

@темы: генетика и генеалогия, звери