Ирландцы, которые привыкли к использованию английских «yes» или «no» придумали эквиваленты этих слов для ирландского языка Tá и Níl (или shea и ní hea).
Данный рассказ посвящён тому, как в Британии появились, а потом были упразднены разные поборы с печатных изданий, именовавшиеся "налогом на знание". читать дальше "Налогом на знание" британские радикальные либералы первой половины XIX столетия именовали три отчисления в казну, которые полагалось в те времена платить газетам – гербовый сбор, налог на рекламу и бумажный акциз.
Гербовый сбор был введён в 1712 году в рамках мер для пополнения казны в ходе Войны за Испанское наследство. Для газет в полстраницы он составлял полпенни за каждый экземпляр, в страницу и более – пенни за каждую страницу каждого экземпляра. Издания более 6 страниц от платы освобождались.
Уплату сбора удостоверял проставленный на каждой газетной странице особый красный штамп, представлявший собой стилизованной изображение переплетённых розы и чертополоха – герба королевы Анны. Штамп проставлялся в особых офисах казначейства, которых было всего 4-ре на всё Соединённое Королевство – в Лондоне, Манчестере, Эдинбурге и Дублине. Доставлять газеты в офисы для штампования было обязанностью издателя. За неуплату установлен штраф в 20 фунтов.
В ходе следующих войн Империи гербовый сбор не забывали повышать – в 1757-м, во время Семилетней войны, полустраничные газеты приравняли к одностраничным, в 1776-м, во время войны с североамериканскими колониями, сбор повысили на полпенни. Ещё полпенни добавил премьер-министр Уильям Питт-младший в 1789-м в ходе затыканием громадных дыр в бюджете после американской войны – так что гербовый сбор дошёл до 2 пенсов за страницу.
Премьер не успел позатыкать все дыры, как начались войны с революционной, а затем Наполеоновской Францией. И в апреле 1797 года Питт-младший провёл через парламент обширное налогооблажение предметов роскоши. К оным, наряду с драгоценностями, духами, вином, чаем, кофе и сахаром, премьер отнёс и газеты с книгами. Гербовый сбор был повышен сразу на полтора пенса (при 20 % скидке для газет, стоивших 6 пенсов и меньше). Штраф за неуплату гербового сбора увеличен до 100 фунтов. А главное, был введён особый налог на бумагу – бумажный акциз. Под него подпадали все, кто использовал бумагу в коммерческих целях – не только газетчики и книгоиздатели, но и обычные торговцы, применявших бумажную упаковку для своего товара.
Налог на рекламу был установлен в 1757-м, повышался в 1789-м и 1803-м. Причём понятие реклама тогда толковалось весьма расширительно и под налог подпадали даже простые частные объявления вроде "требуется гувернантка" и т.п.
После завершения Наполеоновских войн все эти три вида платежей не только не были отменены, а даже увеличились. В итоге с 1815-го гербовый сбор составлял 4 пенса за страницу, бумажный акциз – 4 пенса за каждый фунт, налог на рекламу – три с половиной шиллинга за каждое объявление.
Последствия такого налогообложения были очевидны. Цены на газеты, несмотря на заметное удешевление процесса производства в результате технического прогресса, заметно выросли. Если на момент введения гербового сбора в 1712-м обычная лондонская 4-страничная газета стоила пенни, то в 1820-х уже 7 пенсов.
Издание газет стало делом абсолютно убыточным и держаться на плаву газеты могли только благодаря правительственным грантам или щедрым меценатам, что порождало вопросы о свободе СМИ.
Наличие всего 4-х гербовых офисов во всей Великобритании привело к фактическому угасанию периодической печати за пределами данных 4-х городов.
Наметилась опасная тенденция к монополизации рынка – если в 1800-м издававшиеся в Лондоне 4 главные ежедневные газеты ("Морнинг Пост", "Морнинг Кроникл", "Морнинг Геральд" и "Таймс") имели примерно равные тиражи в 3-4 тысячи, то к 1850-му "Таймс" издавалась тиражом в 40 тысяч, вдвое большим чем тиражи всех пяти остальных ежедневных лондонских газет вместе взятых ("Морнинг Кроникл", "Морнинг Геральд", "Морнинг Эдвертайзер", "Морнинг Пост", "Стэндарт"), чьи тиражи остались на уровне 3-5 тысяч. Провинциальные газеты имели в среднем тиражи от 1,5 до 3,5 тысяч, при этом выходили не ежедневно, а 2-3 раза в неделю.
Само британское общество за век серьёзно изменилось. Резко повысилась грамотность населения, его общественная активность и востребованность газет. Для рабочего, зарабатывающего 40-50 фунтов в год, и даже для вполне уважаемого и относимого к среднему классу клерка со 100-150 фунтами годового дохода, газета стала предметом жизненно-необходимым. Вот только тратить 17 с половиной фунтов в год на одну только "Таймс" не могли себе позволить и гораздо более обеспеченные люди.
Так что рабочему или клерку приходилось искать иные выходы. Распространённой стала покупка газет вскладчину, предприимчивые владельцы пабов завлекали алкавших новостей посетителей публичным чтением газет. Появился и достиг громадного объёма самиздат, именовавшийся из-за отсутствия штампа, прозванного журналистами "рабским клеймом", "негербовая пресса". О масштабах явления говорит хотя бы то, что в одном только Лондоне за период с 1830 по 1836 год было заведено 1130 уголовных дел по "негербовым газетам". Разумеется, такая ситуация создавала весьма благоприятную среду для коррупции.
Неудивительно, что с самого начала в 1820-х деятельности различных реформистских движений их общим требованием стала отмена "налога на знание" и "однопенсовые газеты для народа". Под давлением чартистов в 1833-1836 годах парламент снизил бумажный акциз в два раза, гербовый сбор – в 4 раза, а налог на рекламу – на 2 шиллинга. Газеты немного подешевели – до 5 пенсов. Но и 12 с половиной фунтов за годовой комплект "Таймс" было слишком много для клерка, и тем более рабочего.
Из рук чартистов знамя борьбы за "однопенсовые газеты для народа" перешло к "манчестерцам"-фритредерам. В 1849-м был создан "Комитет за уничтожение газетных штампов", вскоре преобразованный в "Ассоциацию за отмену налога на знание". Председателем его стал либеральный депутат палаты общин от Манчестера Томас Милнер Гибсон, секретарём – известный чартистский активист Добсон Коллетт. В деятельности ассоциации активно участвовали и сам "апостол свободной торговли" Ричард Кобден, и его ближайший соратник Джон Брайт. Ассоциация устраивала митинги, собрания, направляла петиции в парламент. По понятным причинам, деятельность ассоциации имела широкую поддержку прессы.
Члены ассоциации объясняли, что данные виды налогов, помимо препятствования распространению знаний в широких народных массах, порождают раздувание чиновничьего аппарата, бюрократизм, коррупцию, мешают экономическому развитию страны и техническому прогрессу. Активно апеллировали к американскому опыту – потрясая "Нью-Йорк Трибьют" и другими популярными заокеанскими газетами, публикующими массу интересных и полезных статей, которые стоят всего, в переводе на британские деньги, пенни. "Любой аргумент, что был использован для освобождения хлебной торговли, подходит и для освобождения от налогов газет" – напоминал Кобден о временах потрясшей всё британское общество яростной битвы против хлебных законов.
Весной 1850 года Милнер Гибсон внёс в палату общин билль, предлагавший полную отмену всех трёх видов "налога на знание". Большинство депутатов восприняло его лишь как попытку лишить казну годового дохода в 4 миллиона 600 тысяч фунтов, и хорошо поупражнялись в остроумии. Премьер-министр лорд Джон Рассел (дедушка философа Бертрана) ехидно заметил, что сильно сомневается, что "в нашей ежедневной прессе есть то, что можно величаво называть знанием". 16 апреля билль был провален с убийственной разницей голосов – 89 за, 190 против.
Вторую попытку Милнер Гибсон предпринял летом 1853-го, когда внёс отдельные билли об отмене гербового сбора и рекламного налога. Первый билль предсказуемо провалился, а вот второй "манчестерцам" удалось протащить.
Милнер Гибсон бил противника его же оружием, активно используя финансовый аргумент – наш билль лишает бюджет всего 80 тысяч фунтов в год, имея результатом удешевление и резкий рост рекламы, что очень благотворно скажется на всей экономике, в то время как только что принятый палатой бюджет упраздняет налогов (впервые ставший министром финансов Гладстон активно занялся сокращением косвенных налогов) на 3 миллиона с непонятным результатом. Брайт добавлял, что возможно даже и потерь у бюджета не будет, ибо после отмены налога на рекламу количество объявлений в газетах резко возрастёт – а объявления эти отправляются почтой, и во сколько раз больше однопенсовых почтовых марок продаст Королевская почта?
Объяснял, почему налог на рекламу входит в "налог на знание", Милнер Гибсон так: "Если мы хотим иметь свободную прессу по всей стране, то она может существовать только за счёт рекламы". Другой причиной было то, что реклама в газетах будет серьёзным подспорьем для книжной торговли. Решающее обсуждение 1 июля 1853 года затянулось далеко за полночь, и немалая часть депутатов успела разойтись ещё до голосования – налог на рекламу был отменён 70 голосами против 61.
Про Серебряных Яйцеглавов читали Фрица Лейбера? Вот, оно самое...)
«Робот-писатель» добрался до финала литературного конкурса Исследователи из Университета будущего Хакодате с помощью искусственного интеллекта написали роман, который прошел в финал литературной премии имени Хоси Синъити. Объявление победителей и вручение призов состоялось еще 12 марта, однако различные издания обратили внимание на это событие только сейчас.
Набор входных данных, определенный учеными заранее, включал в себя пол главных персонажей, описание сюжета, а также набор фраз и предложений, которые должны были быть использованы при написании произведения. После этого программа самостоятельно сгенерировала текст романа, получившего название «День, когда компьютер напишет роман». Других подробностей о работе алгоритма не сообщается.
Текст романа выдвинут для участия в литературном конкурсе имени японского фантаста Хоси Синъити, и был был принят на рассмотрение жюри. Из 1450 работ, поданных на конкурс, 11 были написаны с помощью различных программ, генерирующих текст, однако после четырех этапов отсева только один написанный с помощью искусственного интеллекта роман прошел финальный отбор. При этом членам жюри было неизвестно, что автор роман «робот-писатель».
По словам японского писателя Хасэ Сатоси, роман «День, когда компьютер напишет роман» достаточно хорошо написан. Тем не менее, писатель отметил некоторые недостатки в тексте, написанном машиной — в частности, плохую проработку персонажей.
Это не первый случай, когда робот используется для написания качественного текста. Ранее компания Automated Insights открыла бесплатный доступ к бета-версии сервиса «робота-журналиста» Wordsmith, который позволяет создавать на основе массивов данных короткие заметки, написанные естественным языком.
Сделал небольшой конспект по истории продажи офицерских патентов в британской армии. Продажа офицерских патентов была обычной практикой для европейских армий раннего Нового времени, только у британцев продержалась она дольше всех. читать дальше Продажа офицерских патентов зародилась в годы правления Карла II и была официально узаконена королевским указом Якова II 7 марта 1683-го. После Славной революции 1688-го продажа патентов была запрещена Вильгельмом Оранским и Актом о мятеже 1689-го, который заставлял каждого офицера поклясться, что он не платил и не обещал платить деньги за патент. Но тенденцию побороть не удалось. Акт о мятеже 1701-го отменял эту клятву, а королевский указ 1711-го разрешил продажу офицерских патентов, с одобрения короля. Окончательно кодифицировал систему Георг I указом в феврале 1719-го, установившим тариф для каждого полка и снявшим сохранявшиеся ограничения. Офицерские патенты не продавались на флоте, в инженерных частях, артиллерии и Индийской армии.
1 января 1766-го был выпущен однородный прейскурант по типам полков и цены оставались неизменными до их резкого увеличения в 1821-м. В дальнейшем прайс периодически обновлялся, в 1860-м была уравнена цена патентов в пехоте и кавалерии. К 1870-му патент младшего лейтенанта/корнета стоил 450 фунтов, лейтенанта – 700, капитана – 1800, майора – 3 200, подполковника – 4 500. Цены в гвардейских частях были в два раза больше. Тогдашний фунт примерно равен 290 современным. Рабочий в те времена зарабатывал 30-40 фунтов в год, а человек с годовым доходом в 100 фунтов уже относился к среднему классу.
Со временем разные элементы системы уточнялись и конкретизировались. Ко времени Крымской войны, когда 75 % британских офицеров свои патенты покупали, система выглядела так. Патент можно было приобретать с 16 лет (это правило ввели в самом конце XVIII века, чтобы покончить с порочной практикой приобретение патентов для детей), начинать надо было с самого младшего звания. Соискатель обращался к главнокомандующему лично либо через военное министерство. Желавшие служить в гвардии обращались напрямую к полковнику конкретного гвардейского полка. Рекомендательное письмо прикладывалось обязательно.
Начиная с 1849-го (до этого было только простое собеседование) соискатель направлялся на краткосрочные курсы в Сандхёрст, по результатам которых сдавал письменный экзамен (сдавать разрешалось только два раза), после чего его имя вносилось в соответствующий реестр, после чего от приобретения предложенного патента нельзя было отказаться. Экзамен также сдавался (с 1849-го) и при продвижении в лейтенанты. Чтобы стать капитаном требовалось прослужить минимум 2 года, майором – 6 лет. При продвижение по службе старый патент продавался и покупался новый, платилась только разница в цене между двумя патентами. Так же существовала возможность при покупке патентов младшего лейтенанта/корнета и лейтенанта заплатить полцены с последующей доплатой при приобретении патента на более высокое звание.
Ежеквартально публиковались списки офицеров, готовых оплатить повышение по службе. Обычным было полковое продвижение – когда освободившийся патент предлагалось купить первому по старшинству офицеру этого же полка, затем следующему и т.д. Если внутри полка не находилось никого, способного занять место, то главнокомандующий по своему выбору предлагал патент офицеру из другого полка, соответствующему необходимым требованиям. Офицеры одного ранга могли поменяться патентами и соответственно полками. Разумеется, это не могло быть способом уклонения от участия в боевых действиях.
Офицер, купивший патент, мог в любой момент уйти в отставку. При этом ему возвращалась стоимость патента, при условии, что он не запятнал себя неподобающим поведением. Офицер, получивший должность без покупки, мог уйти в отставку и получить стоимость его патента при определённых условиях. Это возможно только после 3-х лет службы, и только после 12 лет службы младшим лейтенантом/корнетом, 15 лет лейтенантом и 20 лет более высоких рангов. Прослуживший от 3 до 20 лет получал по 100 фунтов за каждый год заграничной службы и 75 домашней. То есть продажа патентов была ещё и формой пенсионного обеспечения для офицеров. За злоупотребления (в том числе переплату при покупке патента), халатность или некомпетентность главнокомандующий (в теории) имел право отозвать патент без компенсации. Так же главнокомандующий мог наложить вето на любую продажу, если считал кандидата недостойным должности – в таком случае полагалось уходить в отставку.
Не продавались патенты на должности выше подполковника, штабные должности, при создании новых полков. Также "непродаваемые вакансии" возникали в результате смерти в бою или от болезни в ходе боевых действий. На практике большинство офицеров получали хотя бы один патент бесплатно, и всегда существовала возможность для способного рядового продвинуться до генерала. Например, знаменитый по "тонкой красной линии" генерал-майор Колин Кемпбелл, сын плотника из Глазго, получил первые три офицерских патента бесплатно. Хотя зачастую сержанты отклоняли предложенный бесплатный патент, поскольку не имели средств, чтобы вести образ жизни, полагавшийся офицеру Её Величества. Кроме того, бесплатные патенты полагались лучшим выпускникам Сандхёрста.
Такова теория. Разумеется, практика немного отличалась. Уставы гласили, что продажа патентов "должно находиться под самым строгим контролем, так как в вооруженных силах Ее Величества никто не вправе заниматься оценкой, продажей или заменой офицерского звания, кроме [специально уполномоченных] полковых агентов". На деле всё время существования системы помимо официальной цены, шедшей в казну, была ещё и "полковая" цена, зависящая от престижности того или иного полка. Переплата шла в карман продававшего патент офицера, делившегося выручкой с командиром и полковым агентом. Парламентская комиссия, расследовавшая вопросы переплаты в 1870-м, установила, что в среднем при продвижении до подполковника в пехоте переплачивали две с половиной тысячи фунтов, в кавалерии – почти 6 тысяч.
Дискуссии об отмене продажи патентов начинались ещё в 1820-е, но быстро гасились, ибо горячим сторонником системы был национальный герой, герцог Веллингтон. В своих меморандумах 1833-м и 1841-го он превозносил достоинства системы, особенно упирая на то, что она освобождает государство от тяжкого финансового бремени выплаты пенсий отставникам. А недостатки – от злоупотреблений, с которыми обязано бороться правительство. Это было верно, система позволяла минимализировать государственные расходы на армию. Британские офицеры получали "смешную" зарплату, на которую выжить было проблематично. Так что, только финансово обеспеченные люди могли идти в армию, многие из них ещё и тратили немалые собственные деньги на содержание полков. Собственно об этом и писал прямо герцог Веллингтон: "повышение по службе происходит путем покупки звания… мужчинами, принадлежащими к привилегированным и богатым классам страны". Британцы гордо заявляли, что их армия – не банда наёмников.
Ситуацию резко изменила Крымская война. Журналистские репортажи взбудоражили общество, выражавшее негодование по поводу "некомпетентности, бездействия, аристократического высокомерия, должностной нерадивости, протекционизма, установившейся рутины и бестолковости" офицерского корпуса. В 1856-м вопрос об отмены продажи патентов впервые был поставлен в парламенте – 4 марта один из заслуженных военных, сэр Джордж де Лэйси Эванс, известный как радикальный реформатор предложил создать комиссию для изучения вопроса. Последующая дискуссия продемонстрировала аргументы сторон. Сторонники системы во главе с военным министром Фридриком Пилем заявляли, что отмена продажи существенно увеличит военные расходы и разрушит особый дух офицерского корпуса. Наиболее жёстким критиком системы показал себя заместитель министра финансов Чарлз Тревельян. Он считал, что отмена продажи патентов откроет доступ к должностям трудолюбивым и профессиональным представителям среднего класса, что благотворно скажется на всей стране.
По результатам дискуссии была создана комиссия из 9 членов под председательством герцога Соммерсета, куда вошёл и поднявший вопрос в парламенте де Лэйси Эванс. Свой доклад комиссия опубликовала в следующем году. "Подобный фундамент для армии неразумен в стране, чья военная сила всегда мала по сравнению с континентальными государствами, и чья мощь, следовательно, зависит от достижения армией высочайшей степени эффективности, что возможно только в случае отбора офицерских кадров на основе личных качеств и профессиональных навыков" – было сказано в её начале. Тем не менее, комиссия согласилась, что существенное увеличение военных расходов в случае отмены продаж неизбежно. Поэтому систему продаж патентов можно оставить, но реформировать – патент подполковника не продавать, ужесточить экзамены, ввести экзамен и при приобретении звания капитана, гарантировать бесплатные патенты всем выпускникам Сандхёрста. Предложенные реформы (кроме отмены продажи патента подполковника, которое военное министерство сочло "сомнительной модификацией") были осуществлены в следующие несколько лет.
В 1859-м Тревельян уехал в Индию губернатором Мадраса, оставив движение без одного из вождей. Де Лэйси Эванс продолжил кампанию в следующее десятилетия. Но официальные дискуссии в 1862-м закрыл премьер-министр лорд Палмерстон: "Я допускаю, что если бы система продаж не существовала в британской армии, то никому бы не пришло в голову её вводить. Но я не согласен с благородным лордом, может быть, система изначально и была недостаточно продуманной, но теперь, когда к ней привыкли и она работает хорошо, отмена её нежелательна". Со смертью Палмерстона и возвращением Тревельяна из Индии в 1865-м кампания обрела новое дыхание.
Когда после выборов 1868-го Эдвард Кардвелл стал министром обороны, он, в рамках военной реформы, вплотную занялся отменой продажи патентов. Хотя главнокомандующий, герцог Кембриджский был против, Кардвелл после франко-прусской войны смог склонить на свою сторону королеву Викторию. Шансов на прохождение парламентского билля об отмене продажи патентов через палату лордов не было, поэтому 20 июля 1871 Виктория подписала подготовленный Кардвеллом королевский рескрипт, полностью запрещавший с 1 ноября покупку и продажу патентов.
На тот момент в британской армии было 6938 офицеров, купивших патенты. На компенсационные выплаты, суммы которых определялись специальной комиссией, казна истратила 6 150 000 фунтов.
Изображениями обнаженных красоток на бортах фюзеляжей своих самолетов издавна славятся американские военные летчики. Командование ВВС США не препятствует такого рода творчеству, разумно полагая, что оно никак не снижает боеготовность летного персонала, а наоборот, в какой-то мере способствует снятию стресса и уменьшению психологической нагрузки.
Однако мало кто знает, что "первооткрывателями" в этом деле были вовсе не американцы, а российские авиаторы. Во времена Первой мировой войны, когда Америка еще считалась весьма пуританской страной, они первыми принялись рисовать фривольные картинки на перкалевой обшивке своих "Ньюпоров". Впрочем, началось это уже после падения монархии в России, когда народ, в том числе и военный, опьянел от внезапно наступившей свободы.
Летчикам больше не запрещали малевать на самолетах что угодно, и "что угодно" не заставило себя ждать. Самый ранний дошедший до нас фотоснимок с подобным сюжетом датирован августом 1917 года. На нем мы видим истребитель "Ньюпор-23" из 22-го корпусного авиаотряда Западного фронта с соблазнительной русалкой на борту. Всего несколькими месяцами ранее появление такого рисунка на самолете Императорского Воздушного флота было немыслимо.
После Октябрьской революции новые власти поначалу тоже закрывали глаза на "гламурные" картинки авиаторов, которые зачастую соседствовали с революционной символикой, а иногда и сочетались с ней. Например, вот эта русалка на "Ньюпоре-17" начальника авиации 9-й Армии Южного фронта И.И. Семенова как бы преподносит летчику ленту с красной звездой.
Пока одни красвоенлеты пугали окружающих "натюрмортами" из костей, vikond65.livejournal.com/3350.html другие более или менее удачно воспроизводили на своих аэропланах мировые шедевры эротической живописи, такие как эта Венера Урбинская кисти Тициана.
Быть может, кто-то из читателей этого блога сможет определить, какая картина послужила источником вдохновения для автора рисунка на борту "Ньюпора-17" из 43-го разведывательного авиаотряда Туркестанского фронта? Интересно, что снимок сделан в 1920 году на аэродроме Бухары, где тогда базировался 43-й отряд. Вероятно, пилота этой машины нисколько не волновала реакция местного мусульманского населения на его "красавицу". PS. По подсказке ув. aviator_bob, рисунок воспроизводит картину французского художника 19 века Жюля Жозефа Лефевра "Мария Магдалина в гроте".
Еще один распространенный античный сюжет - стреляющая из лука обнаженная богиня Диана - украшал "Ньюпор-24бис" из 3-го артиллерийского авиаотряда, захваченный поляками 19 апреля 1919 года в Вильно, прямо на железнодорожной платформе. Позже истребитель включили в состав 5-го авиадивизиона польских ВВС.
На "Ньюпоре-24бис" красвоенлета Попова из 44-го разведывательного отряда Западного фронта застыла в скорбной позе мускулистая особа, слегка прикрытая только собственными волосами. В октябре 1919 года Попов дезертировал на этой машине в Польшу, фотография сделана уже там. Обратите внимание, что советские опознавательные знаки закрашены белой краской, однако произведение искусства осталось в неприкосновенности.
В отличие от тех пилотов, которые старались украсить свои самолеты привлекательными женскими образами, летчик 15-го разведывательного отряда Южного фронта А.К. Петренко зачем-то нарисовал на "Ньюпоре" силуэт довольно мерзкой голой ведьмы или демонессы.
В начале 1920-х годов рисунки в стиле "ню" исчезли с советских самолетов как не соответствующие передовой рабоче-крестьянской морали. Единственным известным мне исключением является вот эта ленд-лизовская "Аэрокобра" с наклеенной на двери кабины страницей из какого-то американского журнала, на которой изображена дама в купальнике. К сожалению, снимок не атрибутирован и принадлежность машины неизвестна. Фото предоставлено Алексеем Калиновским.
Синдром «говорящих голов» — настоящая чума молодых писателей. Начинается диалог, персонажи обмениваются несколькими репликами, и еще, и еще… и вот читатель уже не понимает, кто говорит, что происходит, где находятся персонажи и что они делают.
Главная причина — страх перед постоянным «сказал/сказала». Кто-то когда-то внушил начинающему автору, что атрибуция диалога — это плохо, и теперь он воодушевленно ее вырезает везде, где найдет.
Или заменяет простое слово сложным синонимом. Или добавляет наречия: «быстро сказал он», «презрительно сказала она» и т.д. Само по себе это не страшно и в разумных количествах тексту не вредит. Но ведь «разумное количество» — это такое расплывчатое понятие… К тому же все эти «быстро», «презрительно», «с жаром» и т.д. — это классический пример рассказывания вместо показывания!
То же самое с синонимами. Один-два на страницу читатель переживет, но если эти «прорычал», «проговорил», «воскликнул», «произнес» и т.д. полезут из каждой фразы… читатель вскоре запишется в местную команду по «литрболу» и начнет пить каждый раз, когда вы употребляете что-то вычурное вместо нейтрального «сказал».
«В слове „сказал“ нет ничего страшного», — сказал он.
Для начала запомните элементарное правило: «Сказал» или «сказала» — это нормальное и практически незаметное слово. Читатели едва обращают на него внимание. Это хорошо. Чем меньше «слов» читатель замечает, тем глубже погружается в историю. Поэтому самое простое, что вы можете сделать, чтобы улучшить диалог, — это добавить в нужных местах «сказал N.» или «сказала M.».
читать дальшеВключаем диалог на полную! Реальный мир динамичен и многогранен: мы постоянно что-то слышим, видим и ощущаем. Мир литературного произведения должен быть таким же. Подумайте о месте, где происходит диалог. Например, если это что-то тихое и уединенное, то каждая деталь должна это подтверждать: стрекот кузнечиков за окном, сквозняк, колышущий занавески, запахи, свойственные именно этому месту. Могут скрипеть пружины старой кровати. Или планки паркета. Или деревянные перекрытия в усаживающемся доме.
Находись вы рядом с героями, на какие звуки, запахи, вкусы и визуальные детали обратили бы внимание в первую очередь? Составьте список, если надо. Потом пройдитесь по нему и отметьте те пункты, которые соответствуют характеру и восприятию каждого из ваших персонажей. То, что они замечают, будет одновременно характеризовать и их самих.
А теперь представьте, что вы голливудский режиссер и снимаете фильм. «Камера! Мотор!», слышится хлопок, и пошла работа. Кстати, где именно находится камера, с какого ракурса вы смотрите на героев? Что их окружает? Как они двигаются? Язык тела и мимика не менее важны, чем слова. Если ваш воин хватается за рукоять меча — тут и без разговоров ясно, что происходит. Возможно, некоторые фразы в диалоге можно заменить чистым действием?
И не забывайте про реквизит! События редко происходят в пустоте: под рукой всегда имеется телефон, нож… что-то! Пусть они тоже станут частью диалога. Герой может теребить ремешок часов, вертеть в пальцах шариковую ручку, нервно покусывать кулон… Добавьте эпизоду жизни. Герои не должны «замирать» без движения — за исключением тех случаев, когда они замирают от страха и т.п. Что, впрочем, само по себе является частным случаем движения.
Наконец, персонажи тоже имеют индивидуальные черты. Одежда, украшения, шрамы — используйте все, что поможет отличить одного хорошего парня от другого. Это даст возможность читателю не только лучше себе их представить, но еще и запомнить. К примеру: пусть одна из героинь носит браслет с маленьким колокольчиком. Герой входит в темную комнату, никого не видит, но слышит едва различимое позвякивание и женский голос. Все, вам не нужно даже называть имя — читатель сам все поймет. И в глубине души словит кайф от собственной сообразительности.
Быстрее! Выше! Интереснее! Теперь, когда со сценой и персонажами все более или менее ясно, перейдем к самому диалогу. Как сделать обмен репликами интересным и динамичным? Первое правило: персонажи не могут просто что-то обсудить. Мешайте им. Пусть в разговор влезет кто-то третий, странные звуки заставят одного из говорящих умолкнуть на полуслове, или ему придется уворачиваться от пролетающего мимо топора… Меняйте ритм диалога.
Другой способ заинтересовать читателя — заставить героев говорить по-разному. Тут многого не надо. Один из персонажей может использовать какое-то свое, оригинальное ругательство, сыпать словами-паразитами, говорить о себе в третьем лице, путать склонения, заикаться… Короче, проявите фантазию. Чем более узнаваемой будет речь героя, тем меньше вам придется объяснять.
Вот еще несколько способов оживить диалог: Если персонаж меняет тон, высоту, громкость голоса — сообщите об этом. Но не банальным «со злостью сказал он», а как-нибудь более наглядно: как при этом изменился язык тела, покраснело ли лицо, где в это время были руки? Если герой скрипит зубами и сжимает кулаки — тут и ежу все понятно. Если тон персонажа предполагает не то, что он говорит — допустим, в случае сарказма, — дайте читателю визуальную подсказку. К примеру: «Джон вздохнул и покачал головой: „Ну конечно, теперь-то все пойдет как по маслу!“ Прикосновения — важная часть человеческого общения. Друзья и любовники часто касаются друг друга, демонстрируя привязанность. Не стесняйтесь напоминать читателям, что рядом с героем находятся другие, что их связывают какие-то отношения и т.д. Возможен и обратный случай, когда герой находится в полной изоляции. Не стоит забывать про глаза. Многое можно „сказать“, просто приподняв бровь (вспомните Спока!). Пусть герои щурятся, закатывают глаза, пялятся… Только не перестарайтесь. И руки, народ, руки! Только первоклассники отвечают домашнее задание, сложив руки на парте. Остальные же с помощью рук жестикулируют, машут, угрожают, просят… Вопль „Почему я?“ без обращенного к небу взгляда и раскинутых рук — это, как минимум, неубедительно. Многоточия. Разумеется, все должно быть в меру, но иногда многоточия очень удобны — помогают обозначить разрыв в диалоге. Пусть персонажи перебивают друг друга — это намного более реалистично, чем чтение монологов в твердо установленной последовательности. Ну и, разумеется, у каждого героя должно быть свое настроение, установка, цель. Один персонаж будет раздраженным, другой — оправдывающимся, третий — равнодушным. Залог же по-настоящему динамичного эпизода — в борьбе противоположностей. Конфликтовать могут цели героев, их взгляды, методы... Чем меньше, тем больше. Минимализм всегда в моде, и правило „лучше меньше, чем больше“ по-прежнему не устарело. Поддерживать напряжение в диалоге непросто, и чем оно сильнее, тем быстрее спадает. Обозначьте сцену, дайте героям цели, столкните их — и двигайтесь дальше. У читателя не должно быть времени заскучать. Вот ваш примерный набор инструментов. Использовать их все, только какую-то часть или ничего — решать вам. А может, вы готовы поделиться собственными секретами мастерства?
В прошлом году я вам показывал снимки этого самого большого в мире аппарата, а на днях британская компания Hybrid Air Vehicles опубликовала новые снимки практически законченного гибридного летательного аппарата Airlander 10. Этот аппарат, длина которого составляет 92 метра, что на 18 метров больше длины самого большого авиалайнера, является самым большим летательным аппаратом на сегодняшний день. И если последние этапы строительства аппарата, которое ведется в ангаре в Кардингтоне, Великобритания, пройдут согласно намеченным планам, то Airlander 10 совершит свой первый полет уже летом этого года.
Вот некоторые подробности технических характеристик аппарата ...
Airlander 10 называют гибридным летательным аппаратом из-за того, что в его конструкции используются сразу три различных принципа воздухоплавания, элементы самолета с неподвижным крылом, вертолета и воздушного шара. Общий объем аппарата Airlander 10 составляет порядка 38 тысяч кубических метров (1 340 000 кубических футов), в который помещается необходимое для подъема количество гелия. Около половины подъемной силы в движении аппарату Airlander 10 дает форма его корпуса, которая выполняет роль плоскости крыла самолета, а подъемная сила, создаваемая гелием, позволяет значительно сократить расход топлива его четырьмя двигателями.
Фото 2.
Оболочка аппарата состоит из трех слоев самых прочных материалов, углеродистого волокна, майлара и кевлара. Аппарат способен оставаться в воздухе непрерывно в течение трех недель и выдерживать без потери "плавучести" появление небольших, к примеру, пулевых, отверстий в оболочке. Он передвигается тихо, не производит сильного загрязнения окружающей среды и рассматривается в качестве транспортного средства, способного достигнут самых труднодоступных районов на земном шаре.
У аппаратов типа Airlander 10 имеется масса областей применения. Помимо традиционной перевозки пассажиров и грузов, аппарат может быть использован для ведения постоянного наблюдения за большими площадями поверхности, выступать в качестве летающей антенны, обеспечивающей покрытие мобильной связью и доступом в Интернет мест, где установка наземных станций невозможна или нецелесообразна в силу различных причин.
Фото 3.
"Мы не сможем конкурировать с авиалайнерами, совершающими дальние перелеты через Атлантику или Тихий океан, в скоростной доставке пассажиров из пункта А в пункт Б. Но мы можем предложить достаточно необычный вариант для отдыха и путешествий по воздуху" - рассказывает Крис Дэниэлс (Chris Daniels), один из руководителей компании Hybrid Air Vehicles, - "Такие летательные аппараты превосходно подходят для осмотра достопримечательностей, благодаря низкой скорости полета и малой высоте, гондолы таких аппаратов могут быть снабжены большими обзорными окнами, которые в случае необходимости можно будет даже приоткрывать".
Фото 4.
В настоящее время специалисты компании Hybrid Air Vehicles проводят последние монтажные работы и начинает подготовку к первому взлету аппарата Airlander 10. К модификациям, которые были произведены в самый последний момент, относятся установка более легкой и более прочной грузовой гондолы, изготовленной из композитных материалов, установка четырех дизельных двигателей с воздушными турбинами и некоторые другие незначительные дополнения.
Фото 5.
Полностью конструкция летательного аппарата Airlander 10 будет завершена к концу мая этого года, а в первый полет аппарат отправится летом. В случае успешных испытаний компания Hybrid Air Vehicles планирует с 2018 года начать производство таких аппаратов в количестве десятка-двух в год, каждый из которых сможет перевозить до 48 пассажиров за раз. И первыми клиентами, которые планируют приобретение таких аппаратов, станут транспортные компании с Ближнего Востока и Азии.
Фото 6.
Не успев запустить в воздух аппарат Airlander 10, руководство компании Hybrid Air Vehicles уже начинает думать о строительстве еще большего аппарата, в гондоле которого может разместиться целый отель с несколькими номерами и всей сопутствующей инфраструктурой.
На полках этой библиотеки стоят не книги и журналы, а склянки и виалы с самыми разнообразными пигментами - сушеными и перетертыми насекомыми, фрагментами мумий человека и животных, минералами, некоторые из которых токсичны - всем этим художники и декораторы пользовались еще до того, как великий и могучий органический синтез дал нам возможность получить любой цвет, который нам придет в голову.
Наверное, мало кто помнит, что сегодняшний день можно с полным основанием назвать днем рождения электрического освещения, поскольку 23 марта 1876 русский изобретатель Павел Яблочков запатентовал свою "электрическую свечу" - наиболее практичный и оптимально подходящий для бытового применения вариант электродуговой лампы. "Свечи" Яблочкова сразу обрели огромную популярность и распространились по всему миру - от Великобритании до Камбоджи, где ими был иллюминирован королевский дворец. Согласно статистике, в 1880 году, то есть всего через четыре года после изобретения, электросвечи Яблочкова применялись для освещения 800 металлургических и металлообрабатывающих заводов, 1240 - текстильных и швейных фабрик, 425 магазинов, 250 парков и скверов, 130 шахт, 275 железнодорожных вокзалов и станций, 380 различных госучреждений, а также 2700 городских улиц и площадей. Уже в 1878-79 годах яблочковские лампы появлись на боевых кораблях, в крепостях и на других военных объектах. Пожалуй, ни одно из российских изобретений так быстро не "покоряло" мир. читать дальше Правда, эпоха электросвечей была недолгой - менее 20 лет, а уже в 1890-е годы их начали быстро вытеснять гораздо более долговечные и удобные лампы накаливания.
Первая электродуговая лампа, продемонстрированная в 1808 году английским ученым Хэмфри Дэви. Главным ее недостатком была необходимость постоянной регулировки электродов, так как по мере их выгорания зазор между ними увеличивался и горение прекращалось. Из-за этого недостатка дуговые лампы более полувека не находили практического применения. "Свеча" Яблочкова не нуждалась в регулировке, поскольку ее угольные электроды размещены параллелльно и расстояние между ними постоянно. Они разделены слоем диэлектрика (обычной белой глины), который выгорает по мере горения "свечи". Срок жизни электродов - 1-3 часа в зависимости от их длины, после чего лампу требовалось "перезаряжать". Для увеличения времени работы лампы иногда оснащали несколькими электродами, которые включались последовательно, по мере выгорания предыдущих. Средняя цена электрода в России составляла 20 копеек. На левом рисунке - опытный образец "свечи", в центре - коммерческая модель с плафоном, а справа - лампа на четыре свечи (из них две вставлены в держатели), которая при полной "зарядке" могла непрерывно гореть до 12 часов.
Слева: рисунок из петербургского журнала "Электричество" за 1885 год, показывающий организацию электроосвещения дома с индивидуальной паровой электростанцией в подвале. Справа - интерьер одного из парижских дворцов, освещенный лампами Яблочкова.
Мост через Сену с электродуговыми фонарями. Тогдашиние парижские газеты называли их "русским светом".
Английский железнодорожный вокзал Тёрнбридж Уэст. Слева на столбе виден электродуговой фонарь.
Московская иллюминация 1883 года по поводу коронации Александра-III. Набережная Москва-реки освещена "свечами Яблочкова", а на одной из кремлевских башен установлен мощный электродуговой прожектор.
В США "свечи Яблочкова" не получили распространения. Там пошли своим путем, изобретая хитроумные устройства для автоматической регулировки зазора между электродами дуговых ламп. Сперва это были часовые механизмы, как на левом рисунке из патента 1840 года. А потом фирма "Томпсон-Хьюстон" предложила электромагнитный регулятор. В нем верхний электрод удерживался на весу соленоидом, ток к которому подавался через дугу. Когда из-за выгорания электродов зазор между ними увеличивался, уменьшалась сила тока, проходящего по дуге к магниту. Магнит ослабевал и электрод опускался под действием силы тяжести. В центре - рисунок уличного фонаря "Томпсон-Хьюстон" из журнала "Сайентифик Эмерикен". В качестве плафона используется колба, наполовину заполненная маслом, которое служило для лучшего рассеивания света. Справа - два таких фонаря, сохранившихся до наших дней, но без колб.
Другой американской компанией, выпускавшей дуговые лампы с электромагнитными регуляторами, была фирма "Браш". На рисунке - образцы ее продукции, выпускавшиеся в 1880-е годы.
Judi Betts всемирно признанный Американский живописец - акварелист. Член Американского Акварельного Общества, Национального Акварельного Общества, Федерации канадских Художников, Канадского Общества de 'lAquarelle, Национального Клуба Искусств, и Акварельного Общества Чести США. Judi is a respected painter, author, instructor, and juror who has attained an international reputation. Her memberships include the American Watercolor Society, National Watercolor Society, Federation of Canadian Artists, Societe Canadienne de 'lAquarelle, the National Arts Club, and Watercolor USA-Honor Society.
Юрий Лотман о военном языке «Маленькое отступление о военном языке. Военный язык отличается прежде всего тем, что он сдвигает семантику слов. Употреблять слова в их обычном значении противоречит фронтовому языковому щегольству. Но это не индивидуальный акт, а каким-то образом возникающие стихийно диалекты, которые зависят от появления некоторых доминирующих слов, как правило связанных с доминирующими элементами быта (а быт складывается очень быстро, даже если он подвижный, как, например, в отступлении). Он предметно очень ограничен и общий для всего пространства фронта, так что слова этого быта становятся как бы субъязыком. Определяющее слово сорок первого — лета сорок второго года было «пикировать». Этим словом можно было обозначать почти всё: «спикировать» могло означать «украсть», могло означать «удрать на какое-то мероприятие», например «спикировать к бабам» или же «завалиться спать» («пока вы чапали, я тут спикировал»), «уклониться от распоряжений начальства» и т. д. Обычно оно означало некое лихое действие, которым можно похвастаться. Помню, как разъярённый офицер из какой-то другой части, у которого из легковушки что-то украли, кричал на своего шофёра: «Пока ты дрых, у меня тут пистолет и всё барахло спикировали!» Были потом и другие такие слова, по которым мы сразу узнавали, с нашего ли фронта человек или нет, — своего рода жаргон.
Прямые же значения слов табуировались. Так, например, существовало устойчивое табу на слово «украсть». Оно казалось отнесённым к другой — гражданской и мирной — и оскорбительной семантике. Мы знали, что немцы употребляли вместо него слово «организовать», но словом «украсть» не пользовались, тоже находя в нём неприятный привкус.
Когда-то в романе «Огонь» Барбюс цитировал разговор окопного писателя с солдатами-однополчанами. Солдат интересовало, как их фронтовой товарищ будет описывать войну — с ругательствами или нет. И решительно заверяли его, что без ругательств написать правду о войне нельзя. По своему опыту скажу, что дело здесь не только в необходимости передать правду. Замысловатый, отборный мат — одно из важнейших средств, помогающих адаптироваться в сверхсложных условиях. Он имеет бесспорные признаки художественного творчества и вносит в быт игровой элемент, который психологически чрезвычайно облегчает переживание сверхтяжелых обстоятельств.»
(ссылку даю на англоязычную версию, чтоб вы сразу с ума не сошли).
Там любое ирландское слово (или текст) озвучивается в вариантах четырех диалектов (я так понимаю, дублинский - четвертый). Можно с нормальной скоростью, помедленней, совсем медленно, побыстрей или очень быстро. Мы запускали teach на самой медленной и долго спорили, что там в начале: Глюк утверждал, что t с придыханием, а я - что нормальный фрикативный призвук, и что это практически "ч" во всех вариантах.
Не знающие ирландского могут поразвлекаться, перейдя на ирландскую версию (Gaeilge) и вводя в поле любой текст со страницы (например, слово "Gaeilge"). Очень поучительно. Хорошо все-таки, что англоязычным гражданам Ирландии не обязательно знать гэльский...
В практических целях данный сайт может быть использован для заучивания текстов ирландских песен - например, того же "Кланнада": как это на самом деле звучит, а не "Неужели я собака?.."
А вот как-то совпало... Я щас просматриваю мой роман Когда закончится война на предмет очепяток и пр., и как-то цепануло, что летчики, и песня... хотя и самолеты явно не те, и вместо контратенора - женский голос, да и песня на оперную арию примерно так 18 века не тянет. А все равно.
Честно утащено из журнала у френда. Я последнее время вообще не слушаю музыку - но тут почему-то и песня, и видеоряд зацепили.
Лигон, кусочек текстакак и обещал, распаковал в столовой для летчиков свое янтарино. Концертом, пожалуй, назвать это было трудно. Время было позднее, ужин давно закончился, летчики раздвинули столы и танцевали с девушками из вспомогательной части и из столовской обслуги. Вокруг янтарино собралась тесная компания из тех, кому больше, чем танцевать, хотелось общаться с известным музыкантом. Лигон играл наиболее любимые публикой песни, иногда разговаривал с летчиками и их подругами, иногда пел. Ему подпевали, и довольно быстро Лигон выделил и классифицировал наиболее активных подпевал. Две девушки подпевали совершенно бескорыстно, наслаждаясь хорошим вечером, музыкой и обществом молодых парней. Третья явно кокетничала перед Лигоном, демонстрируя ему грудь в декольте (весьма неплохую) и свои вокальные данные (ужасные, если честно, но она воображала иначе). Похоже, она полагала, что груди и пения будет достаточно, чтобы Лигон воодушевился и предложил ей место в своем оркестре или на худой конец руку и сердце. Поэтому ей Лигон дежурно улыбался, а внимание свое уделял высокому парню рядом с ней. Парень был красив, как киноактер, но Лигона, конечно же, интересовало не это. - У вас профессиональный тенор, - сказал он парню, продолжая играть почти как музыкальный автомат. – Где вы раньше пели? Парень смущенно улыбнулся: - Я не профессионал. До войны пел в Берстарском любительском хоровом обществе. - Для любителя у вас слишком хорошая школа, - заметил Лигон. - О, вы не знаете нашего хормейстера, он настоящий фанатик, - ответил парень. - Что же вы обычно исполняли? Честное слово, даже не представляю, что поют любительские хоры. - Наш хормейстер подвинут на товьярской старине. Вот тут у Лигона будто звоночек в голове прозвенел: сначала партитура, потом товьярская старина… Он тряхнул головой: совпадение! - Совпадение, - проговорил Лигон. – Я как раз сейчас читаю партитуру старинной товьярской оды. «Ода во славу пышнобедрой Дайны», слыхали? - Слыхали, но пока не брались за нее, - сказал парень. - Да? Но если ваш хормейстер такой фанатик, как он добьется аутентичности? – спросил Лигон. – Там же сопранист нужен. Или хотя бы контратенор, ведь настоящего сопраниста не найти. - А у нас есть контратенор, – беспечно заявил парень. Лигон неподдельно удивился. Что-то он не слыхал, чтобы последнее время кто-то готовил контратеноров. - Да вот он, - сказал парень, указав на одного из танцующих летчиков. – Мы вместе учились, вместе призывались, вместе летаем. Эй, Миро, иди сюда, Ортис не верит, что ты контратенор! Миро без особого желания оставил свою девушку и подошел к янтарино. - Вправду – контратенор? – с интересом спросил Лигон, перестав играть. Парень смущенно кивнул. - Ух ты!- восхитился Лигон. – А можешь что-нибудь спеть? Просто так, акапелла? Миро стал отнекиваться, мол, сейчас он не поет, но друг сдал его: - Поет, поет. Я же слышу, - он постучал себя по уху, подразумевая, видимо, шлемофон. – Вчера только, Кирус бомбили, пел весь полет арии из «Слепого гадальщика». - Из «Слепого гадальщика»? – восхитился Лигон. Эта опера, сочиненная в позапрошлом веке, как раз и была одной из тех, что ушли со сцены после исчезновения сопранистов. – Хочу слышать! Миро, помявшись, наконец согласился. Арию Лаэрда, которую он исполнил акапелла, Лигон раньше слышал только в исполнении контральто, но карамельная сладость голоса перезрелой пышнотелой дамы совершенно не вязалась текстом арии, написанным от лица мужчины. Вот сейчас все было на месте, и непривычно высокий голос не казался женским. «Не впускай в свое сердце тьму…» - пел Миро, и Лигону даже начало казаться, что эта ария – нечто большее, чем музыкальный отрывок из когда-то популярной оперы. Предзнаменование, что ли? Или предупреждение? Что-то как будто взяло его за ухо и прошептало: «Слушай, слушай…» В какую-то минуту даже показалось, что это дежавю, но он быстро разобрался: нет, Лигон не встречался раньше с Миро, и арию эту он в самом деле в мужском исполнении не слыхал, а вот чувство, подобное этому самому «слушай, слушай», он когда-то испытал… в куда более полном объеме.
История игральных карт [Вековые традиции создания карточных колод для игры, пасьянсов, фокусов и гаданий в разных странах и у разных народов]lib.rus.ec/b/584121
Аннотация Страсть человечества к карточным играм и гаданиям не ослабевает на протяжении многих веков, возможно, именно это и заставляет исследователей вновь и вновь обращаться к изучению истории столь таинственного и увлекательного предмета. Известно, что для определения явлений, не поддающихся пониманию, люди прибегали к колдовству. Современные азартные игры представляют собой реликты именно таких колдовских ритуалов. Кэтрин Перри Харгрейв рассказала о происхождении, распространении и невероятном многообразии карт и карточных игр разных стран мира. Она представила гадальные, игральные, а также серии карт, призванные прививать интерес к истории, географии, геральдике, военному делу, музыке, и многие другие. Особое внимание автор уделила художникам, ремесленникам и предприятиям, занимающимся изготовлением и продажей карт. В книге воспроизведены экземпляры редких карточных серий.
15 июня 1904 года в 10 часов утра жители Нью-Йорка стали свидетелями невероятного и страшного зрелища. В самом центре города по реке Ист-Ривер на огромной скорости шел охваченный огнем большой белый пароход. С бешеной скоростью в клокочущей пене воды вращались его гребные колеса, за кормой по реке стелился черный шлейф дыма, а на переполненной верхней носовой палубе под бравурную музыку оркестра пассажиры танцевали веселую польку...
Буквально опешив от такой картины, люди не верили своим глазам. С берегов Манхаттана и Бруклина раздавались крики: "Остановите пароход! Тушите огонь! Причаливайте к берегу!" Но пароход продолжал следовать вниз по реке в сторону пролива Лонг-Айленд. Его пытались догнать два паровых буксира и речной паром, который бросил свой маршрут на переправе через Ист-Ривер, но безуспешно.
С такого странного, небывалого еще в истории города происшествия начался этот день, вписавший еще одну страшную страницу в летопись морских катастроф. Жителям Нью-Йорка было хорошо знакомо название горевшего парохода. На его гигантских колесах золотыми буквами сияло "Gnl.Slocum".
Пассажирский колесный пароход "Генерал Слокам" построили на верфи компании "Дэвайн энд Бартис" в Бруклине в 1891 году по заказу нью-йоркской фирмы "Никербокер стимбоут компани" для обслуживания туристов на рейсах по рекам города и проливу Лонг-Айленд. Пароход имел регистровую вместимость 1 284 тонны, длину - 80 метров, ширину - 11 метров, осадку - 2, 6 метра. Паровая коромысловая машина мощностью 1400 лошадиных сил приводила в движение гребные колеса с поворотными плицами, которые сообщали судну скорость 18 узлов. На четырех палубах парохода могли разместиться 2 500 пассажиров.
Три верхние открытые палубы на "Генерале Слокаме" начинались от самого форштевня и заканчивались у среза кормы Салоны парохода были отделаны полированными панелями красного дерева, в них висели бронзовые люстры и стояли дубовые резные столы, диваны, кресла и стулья, обитые сафьяном и красным бархатом.
Вместе со своим "братом", пароходом "Гранд Рипаблик", "Генерал Слокам" являлся "последним из могикан" в эпохе колесных с деревянным корпусом пароходов США
Как уже упоминалось, "Генерал Слокам" обслуживал экскурсантов В его последнем трагическом рейсе пассажирами оказались германские эмигранты, поселившиеся лет двадцать назад в Манхаттане в нижней части Ист-Сайда, в районе Миддл-Вилледж. Это место, расположенное между 14-й стрит и вокзалом Хьюстон, до сих пор носит название "Малая Германия". Тем летом 1904 года немецкая община лютеранской церкви св. Марка в Нью-Йорке, отмечая семнадцатую годовщину своего существования в эмиграции, наняла "Генерала Слокама" для увеселительной прогулки в Саранчовую Рощу - живописный пригород Нью-Йорка на северном берегу острова Лонг-Айленд
Рано утром того злополучного дня пароход покинул свою стоянку на Гудзоне (Норт-Ривер) и, обойдя набережную Баттери, в 8 часов 20 минут пришвартовался к пирсу на реке Ист-Ривер, чтобы принять пассажиров.
15 июня 1904 года было будничным днем, и экскурсантами в основном оказались женщины и дети, мужчин насчитывалось меньше сотни. Приняв на борт 1 388 человек, "Генерал Слокам" в 9 часов 40 минут утра отошел от причала, развернулся и двинулся вниз по Ист-Ривер в сторону пролива Лонг-Айленд, подгоняемый сильным отливным течением В рулевой рубке стояли капитан, шестидесятисемилетний голландец Вильям Ван-Шайк, и рядом два его помощника - лоцманы Эдвард Уарт и Эдвард Уивер Через несколько минут судно должно было войти в узкий скалистый пролив, носящий название Хелл-Гейт, что переводится как "Врата ада" И по сей день это место считается самым опасным и трудным для плавания судов в районе Нью-Йорка. И хотя уже давно взорвана большая часть подводных скал на фарватере этого пролива, его извилистость в виде латинской буквы Z требует от судоводителей хорошего знания лоции и даже виртуозности, если учесть, что скорость приливно отливного течения, которое меняется два раза в сутки, здесь составляет 5-6 узлов. Течение прекращается один раз в сутки всего на четыре минуты.
Итак, "Генерал Слокам" приближался к "Вратам ада" Он шел западным фарватером между берегом Бруклина и островом Блэкуэлл, который сегодня носит имя президента Рузвельта Через двадцать минут после отхода от пирса на борту вспыхнул пожар Его первые признаки заметил один из пассажиров - одиннадцати-летний мальчик Проходя по нижней палубе вдоль левого борта позади гребного колеса, он почувствовал запах дыма, который просачивался сквозь щель в дверях запертой кладовой Мальчик сказал об этом матросу Джеку Кокли Тот открыл дверь кладовой, где хранились старые тросы, бочки с краской и машинным маслом, посуда и сломанная мебель из салонов В большой деревянной бочке, в каких на пароход привозили стеклянную посуду, горела солома Матрос, чтобы сбить пламя, опустил в бочку что попалось под руку - мешок мелкого угля, которым повара парохода топили камбузную плиту, и решил отправиться за подмогой О происшествии он сообщил первому помощнику капитана Эдварду Фланагану, тот в свою очередь, видимо не желая брать на себя ответственность, поставил в известность старшего механика Бена Конклина Стармех, собрав группу из пяти-шести матросов и кочегаров, включил пожарный насос и раскатал по палубе рукав. Но как только открыли вентиль, шланг сразу же лопнул в нескольких местах из-за ветхости он не выдержал давления воды.
Через несколько минут второй механик Эверетт Брэндоу приволок другой, более тонкий резиновый шланг Но использовать его не смогли, так как не нашли переходной муфты к насосу. За это время огонь из бочки воспламенил машинное масло и масляную краску, и очень быстро пламя из кладовой перекинулось на деревянные панели парохода и переборки. Напомним, что "Генерал Слокам" почти целиком был построен из дерева, и к тому же недавно его всего заново покрасили В то время безопасных огнестойких красок еще не знали и судно красили обычной масляной краской. Сухое, хорошо высушенное с годами дерево конструкций парохода под многими слоями старой краски горело, как хлопок. "Генерал Слокам" шел против ветра с отливным течением, и, чтобы не потерять управляемость на стремнине во "Вратах ада", капитан Ван-Шайк вел его на предельных оборотах машины. Скорость парохода на подходе к проливу равнялась 18 узлам Все это способствовало быстрому распространению огня наверх и в сторону кормы. Пассажиры, находившиеся на трех носовых палубах парохода, о пожаре и не думали, не ведал о нем и сам капитан, стоявший с двумя лоцманами в рулевой рубке. Оркестр продолжал играть, а пассажиры - танцевать.
Первый помощник капитана Фланаган доложил капитану о пожаре лишь спустя двадцать минут после того, как об этом ему сказал матрос Джек Кокли. Увидев вырывавшиеся с нижних палуб за гребными колесами языки пламени и стелившийся за кормой дым, Ван-Шайк понял, что его судно обречено на гибель.
Остановить пароход или посадить его на мель было невозможно, поскольку судно уже вошло в пролив и начинало совершать первый поворот. Если бы в эту минуту машину "Генерала Слокама" застопорили, течение его тут же бы развернуло лагом и отбросило на скалы "Врат ада". Выхода не было. Пылаюшее судно продолжало бешеную гонку навстречу своей гибели.
Пламя расползалось словно при степном пожаре. Пассажиров мгновенно охватила паника, и на палубах "Генерала Слокама" начало твориться нечто неописуемое. Женщины кричали, заламывали руки, рвали на голове волосы. Все бросились искать в толпе своих детей. Истошные вопли, крики и плач сотен детей огласили все палубы парохода и окрестные берега, они заглушали шум паровой машины и удары плиц гребных колес о воду. Люди метались по пароходу от одного борта к другому, с палубы на палубу. На трапах началась давка. Повсюду царили паника и полная неразбериха. Теперь уже никто на пароходе не думал погасить огонь. Это было невозможно, так как половина судна полыхала, пламя стало распространяться и в сторону носа парохода. Люди бросились к спасательным цельнометаллическим шлюпкам, которым огонь был не страшен. Их на судне имелось шесть. Но спустить шлюпки на воду оказалось невозможным. Все они намертво присохли к кильблокам в результате многих покрасок и, более того, были прикреплены к ним толстой проволокой (видимо, эти шлюпки представляли большой соблазн для портовых воров). Помимо шлюпок на пароходе имелось около двух тысяч спасательных пробковых жилетов особой конструкции - так называемые "никогда не тонущие жилеты Конуэйлера". Но и эти крайне сейчас необходимые спасательные средства оказались недоступными для пассажиров, особенно для женщин. Они хранились на специальных стеллажах вдоль продольных переборок каждой из открытых палуб, но так высоко, что до них нужно было допрыгивать. Когда матросы парохода попытались все-таки их раздать женщинам, из этого тоже ничего не получилось, эти "никогда не тонущие жилеты" в виде пакетов по двенадцать штук были перевязаны проволокой и при попытке их надеть разрывались на куски, а наполнявшая их пробка истлела и превратилась в труху. Позже выяснилось, что жилеты с момента первого спуска на воду "Генерала Слокама" ни разу не снимались со стеллажей и не проверялись.
В районе пролива Хелл-Гейт пароход напоминал огромный, плывущий по реке костер. Огонь уже добрался до световых люков машинного отделения и охватил две нижние носовые палубы.
Наконец капитан Ван-Шайк мог остановить судно и передал в машинное отделение телеграфом соответствующую команду, но ответа оттуда не последовало: механики и кочегары уже покинули свои посты. Колеса "Генерала Слокама" по-прежнему продолжали вращаться на предельных оборотах машины, которую теперь остановить было невозможно, так как путь к ней был отрезан стеной огня.
- Остановите пароход! Высадите нас на берег! Спасите наших детей! - кричали женщины. Но пароход все мчался и мчался вперед. Уже стала загораться верхняя носовая палуба.
Выведя "Генерала Слокама" из "Врат ада", капитан Ван-Шайк пришел к выводу, что единственным местом, где можно было посадить судно на мель, являлся остров Норт Бразер Айленд, напротив набережных Бронкса. Когда же пароход на полном ходу стал огибать мыс Халлет, где начинается район Бруклина Астория, он резко и сильно накренился на один борт: столпившихся на верхних носовых палубах людей откинуло и прижало к бортовым поручням, которые не выдержали и рухнули, и сотни людей оказались в воде.
"Генерал Слокам" взял курс к спасительному острову, в это время мощный портовый буксир "Франклин Эдсон" сумел приблизиться к нему вплотную и пришвартоваться к кожуху гребного колеса. Около 50 человек смогли перебраться на буксир. Однако буксир, находившийся бок о бок с горевшим пароходом, сам загорелся и поспешил к берегу, чтобы высадить людей. Отовсюду к "Генералу Слокаму" спешили пожарные суда, паромы, гребные лодки. Они подбирали с воды плывущих людей и трупы.
На берегу залива острова Норт Бразер Айленд капитан Ван-Шайк увидел нефтяные резервуары и штабели бревен лесного склада. Сажая на мель горящий пароход в этом месте, он наверняка подожжет склады, понял капитан. Опять просчет. И Ван-Шайк направил свое обреченное судно к другому, северо-восточному, берегу острова.
Горевший "Генерал Слокам" являл собой столь страшное зрелище, что люди, смотревшие на него с берега, не могли оставаться в бездействии, они бросились к стоявшим у пристани лодкам, яликам и фофанам, сели на весла и помчались спасать несчастных. Навстречу пылающему пароходу от острова Норт Бразер Айленд отчалил ялик, в котором гребли четверо больных из инфекционной больницы, находившейся на острове. На другом острове, который назывался Райкерс, располагался исправительный дом для малолетних преступников. Увидя, как с охваченного пламенем парохода за борт прыгают женщины и кидают в воду младенцев, заключенные самовольно захватили гребные лодки, принадлежавшие администрации колонии, и бросились на помощь.
Капитан рассчитывал посадить пароход на мель правым бортом, но этого не получилось, судно уперлось в камни носом, течение развернуло его, и корма оказалась на глубокой воде. Из-за этого многие их тех, кто не умел плавать и надеялся спрыгнуть с парохода на сушу, остался навсегда на охваченном пламенем судне.
Число жертв пожара "Генерала Слокама" оказалось ужасающим. Только в день катастрофы обнаружили 498 трупов. Окончательная цифра погибших - 957 человек. Вскоре это число возросло за счет умерших в госпиталях от ран и ожогов до 1 021 человека. Из 1418 человек (30 членов экипажа), находившихся на борту сгоревшего парохода, 175 пассажиров и 5 членов экипажа "Генерала Слокама" получили тяжелые ожоги. Число тех, кто физически никак не пострадал, равнялось всего 251.
Последний рейс этого злосчастного парохода начался в 9 часов 40 минут и закончился в 10 часов 20 минут утра. Всего полчаса потребовалось огню, чтобы уничтожить пароход. Несмотря на отчаянные попытки прибывших к острову Норт Бразер Айленд пожарных судов, "Генерал Слокам" сгорел фактически до главной закрытой палубы.
Не успели еще члены общины лютеранской церкви св. Марка и обитатели "Малой Германии" в Нью-Йорке предать земле прах погибших при пожаре, как в Бронксе суд присяжных начал расследование причин и обстоятельств, приведших к катастрофе. Общественность Нью-Йорка требовала "голову капитана "Генерала Слокама".
Предварительное следствие быстро вскрыло целый ряд вопиющих нарушений правил и недостатков в эксплуатации компанией "Никербокер стимбоут" своего парохода. За 13 лет службы "Генерал Слокам" несколько раз имел поломки и аварии. Через четыре месяца после первого спуска на воду он наскочил на мель и сильно помял днище, далее, отходя от пирса на Норт-Ривер, своей кормой протаранил пароход "Монмум", чуть позже столкнулся с лихтером "Маелия", а через некоторое время сам получил пробоину в корме от форштевня буксира "Роджерт Сэйр". Летом 1884 года название парохода "Генерал Слокам" попало на первые полосы всех газет Нью-Йорка. Ван-Шайк умудрился посадить его на мель в заливе Рокауэй в тот момент, когда на борту судна находилось 4 700 пассажиров (вместо 2 500, предусмотренных нормой)! За такое нарушение правил безопасности плавания владельцы "Генерала Слокама" вынуждены были заплатить штраф в размере 1 670 долларов - сумму по тем временам немалую.
Предварительным следствием было установлено, что в мае 1904 года "Генерал Слокам" обследовался судоходной инспекцией США, о чем имелся соответствующий акт, в котором инспектора утверждали, что они проверили все спасательные средства, вывалили на шлюп-балках все шлюпки за борт и испытали под давлением пожарные рукава и насос.
На допросе капитан "Генерала Слокама" заявил, что он командовал во всех отношениях исправным судном, которое было обеспечено всем необходимым для его безопасности оборудованием. Однако факты, вскрывшиеся в ходе предварительного следствия, изобличали во лжи как чиновников судоходной инспекции, так и капитана "Генерала Слокама" и владельцев парохода. Члены экипажа сгоревшего парохода под присягой показали, что они ни разу не проходили противопожарного инструктажа и что на судне никогда не проводилось учебных спасательных тревог. Более того, расследование показало, что у некоторых членов экипажа парохода не было соответствующих документов на занятие своих должностей. Например, первый помощник капитана Эдвард Фланаган не имел диплома судоводителя, а прежде он служил клерком в конторе фирмы "Никербокер стимбоут компани".
На четвертый день работы суда присяжных Ван-Шайк был обвинен в непредумышленном убийстве многих людей - пассажиров вверенного ему парохода. Капитан "Генерала Слокама", оправдываясь, обращал внимание суда на тот факт, что до этой катастрофы он на своем пароходе без единого несчастного случая перевез 30 миллионов пассажиров. Однако суд не счел этот факт смягчающим вину обстоятельством. Учитывая, что Ван-Шайк получил ожоги и находился в госпитале, следственная комиссия, отпустив его на время под залог, передала дело о катастрофе Большому федеральному жюри штата Нью-Йорк. Под залог были также отпущены сотрудник судоходной инспекции Лундберг, подписавший фальшивый акт освидетельствования "Генерала Слокама" в мае 1904 года, несколько должностных лиц фирмы "Никербокер стимбоут компани" и бездипломный первый помощник капитана Эдвард Фланаган, который так поздно оповестил капитана о начинающемся пожаре.
10 января 1906 года на сессии Большого федерального жюри штата Нью-Йорк возобновилось слушание дела по обвинению капитана "Генерала Слокама" в непредумышленном убийстве своих пассажиров. Присяжные признали капитана виновным в том, что он не заботился о состоянии противопожарного и спасательного оборудования своего парохода, ни разу не проводил с экипажем соответствующих учений и инструктажей. Хотя действия Ван-Шайка в управлении судном после начавшегося пожара были признаны судом правильными, приговор, вынесенный ему, оказался суров: 10 лет тюремного заключения. Остальных привлеченных по этому делу упомянутых лиц суд признал невиновными... Общественность Нью-Йорка, которая два года назад требовала "голову капитана Ван-Шайка", усмотрела i/ решении Большого федерального жюри несправедливость. Всем стало ясно, что капитана сделали единственным виновником катастрофы и... "козлом отпущения". Друзья Ван-Шайка организовали среди речников и моряков Нью-Йорка фонд материальной помощи и собрали для престарелого капитана 5 620 долларов.
Апелляция Ван-Шайка в Верховный суд США была отклонена: семидесятилетний капитан сел в одиночную камеру тюрьмы Синг-Синг. Незадолго до этого он успел жениться на медицинской сестре, которая ухаживала за ним в госпитале после пожара на пароходе. За три года пребывания Ван-Шайка в тюрьме эта женщина собрала четверть миллиона подписей под петицией о помиловании своего мужа. Петиция была вручена президенту США Уильяму Тафту. Он удовлетворил просьбу общественности, и капитан "Генерала Слокама" в первый день Рождества 1911 года был освобожден из тюрьмы. На собранные для него деньги он купил под Нью-Йорком ферму, куда удалился на жительство. Умер он в 1927 году, отпраздновав свое девяностолетие.
Был ли виноват капитан Ван-Шайк? Некоторые американские историки и исследователи морского дела считают, что если бы он оставил судно в тот критический момент у "Ворот ада", то едва ли кто из пассажиров остался бы в живых: горящий пароход развернуло бы лагом и он ударился о скалы. Сейчас этот участок реки зарегулирован и не представляет какой-либо опасности при его прохождении. Но в те годы Хелл-Гейт был местом аварий и катастроф судов и здесь находили свои конец десятки речных пароходов, паромов и буксиров.